Ромовая бабочка

Уже спустя минут тридцать я понимаю, что мама сегодня в ударе. Она таскала меня за собой почти как живую, выдавая мою молчаливость за скромность, а потупленный взор за смущение. От необходимости, постоянно улыбаться, уже болели мимические мышцы, так что желание, послать всё и всех, возрастало с огромной скоростью. Оптимизма не добавляла мысль, что впереди ещё целый месяц этой каторги.

Внимательно слушать я перестала практически сразу, иначе идея, вступить в полемику, грозила меня поглотить. Хотя немного радовало, что людям хватало кивка головы, пары реплик и улыбки. Очередной марш- бросок по залу и снова мамины пальцы, уже кажется вросшие в мой локоть, усилили свой нажим.

– Вот наши хорошие знакомые, важны для папы, не подведи! – краткий экскурс матери мне на ухо очень взбодрил.

Хотелось сразу послать и даже не пытаться разговаривать. Такое дополнительное наставление могло быть только в одном случае: мне сейчас что- то очень сильно не понравится, и мама в курсе этого.

– О, Виктория Викторовна! Добрый вечер! Как приятно, что вы смогли посетить нас сегодня.

Моя мама практически пела. Я знала этот светский тон, приглаженный и припудренный, будто собака на выставке. Подтянула улыбку, закрыла рот на замок и отключила мозг.

Передо мной стояла достаточно высокая темноволосая женщина, от которой за версту веяло глубоким многовековым аристократизмом. Она была им пропитана от кончиков уложенных волос до кончиков классических туфель лодочек на невысокой шпильке. Я собралась открыть рот в приветствии, но стоящий за женским плечом мужчина спутал все мысли. Я же знала, что могу его встретить, но всё равно на секунду растерялась.

Мужское лицо моего ночного приключения было холодным и вежливым, но в глазах стояло удивление вперемешку с чем-то нехорошим. Рот я захлопнула, не проронив ни слова.

– Вера Павловна, добрый вечер! Спасибо за приглашение. Мой супруг сейчас в отъезде, так что я и не планировала вас посетить, но тут мой любимый сын нашёл немного свободного времени. Кстати, познакомьтесь, дорогая, мой сын Роман, – женщина завершила свою бедную на эмоции речь, поворачиваясь в полкорпуса к мужчине.

Савельев бросил сухое «здравствуйте» моей матери и легонько пожал её протянутую ладонь, поворачиваясь в мою сторону. Вот тут-то у меня внутри что- то ёкнуло, хрустнуло и совсем сломалось под холодным и пронизывающим взглядом голубых глаз.

– А это моя дочь Алиса. Ей редко удаётся посетить нас, она так много занимается благотворительностью. Всё время в разъездах, – краем уха я слышала голос родительницы, но безотрывно следила за мужчиной.

– Да вы что?! Алиса, это такая редкость в наши дни. Проще участвовать в организации акций местного уровня, чем мотаться по свету. У меня даже есть парочка на примете, – пропело это гадкое создание мужского пола, а само протянуло мне руку для приветствия.

Тем самым он негласно предлагал разыграть фарс нашего знакомства. Я не хотела играть в эти игры, не хотела прикасаться к нему, но всем телом чувствовала тяжёлый взгляд матери слева и упрямый голубой перед собой. Так что, подправив улыбку на лице до приторно-вежливой, подала свою руку этому любителю закулисных игр.

– Добрый вечер, Роман. Приятно познакомиться, – выдавила из себя, но тут же споткнулась.

Мужчина в одну секунду обхватывает мою руку и переворачивает тыльной стороной вверх, начиная склоняться для поцелуя. Моя попытка, выдернуть руку, тут же терпит фиаско, так как пальцы держат максимально крепко, ещё чуть-чуть и будет больно. Его горячие и сухие губы задержались на моей руке на долю секунды дольше требуемого правилами, обжигая кожу и замедляя дыхание. Но и этого ему показалось мало, так что Роман и мою напряженную руку отпустил не сразу, а ещё успел загладить большим пальцем след от поцелуя.

Девственницей я не была уже давно, прилюдные знаки внимания переносила с лёгкостью, да и проблем с прикосновениями, например, как у моей Сели, у меня никогда не было. Только вот от манипуляций этого аристократического гада с моей несчастной лапкой сбилось дыхание, и низ живота немного стянуло судорогой. Ох, Алиска! Это был плохой знак! Совсем, совсем не тот, на который я изначально рассчитывала.

Освобожденную конечность спрятала подальше за спину и вообще сделала шаг назад ближе к матери. Что-то любвеобильный настрой мужчины, которому ты разбила дорогую тачку, очень настораживает. Тут даже к гадалке ходить не надо, чтобы понять, что дело пахнет, нет, просто воняет керосином.

– Правда, Роман. Может, дадите координаты этих мероприятий. Я уверена, Алисочка с удовольствием поучаствует, – радостно подхватила игру моя драгоценная матушка.

Наш обмен любезностями пропустить она не могла, так что допрос у стены дознания мне обеспечен.

– Конечно, Вера Павловна. Буду счастлив вам помочь, вернуть дочь из дальних путешествий в родной дом,– последовал незамедлительный ответ мужчины, взгляд которого практически неотрывно гулял по моего лицу, считывая все тайные эмоции.

Хотя тайного там было мало! Я закипала, начиная понимать, куда именно клонит этот снобик. Мало того, что я подписалась на «увеселительную» программу матери, так сейчас мне ещё парочку экзекуций припаяют. Ну, нет! В этом шоу, пожалуйста, без меня! Пора валить с этого вечера поля- чудес, где мне сегодня в который раз выпадает говняный сектор- приз.

Стараясь незаметно осмотреться вокруг, продумывала гениальный план спасения. Рассказ Виктории Викторовны, как вчера её дорогой сын по вине безалаберной девицы попал в аварию и чудом остался жив, подстегнул моё желание – поскорее отсюда слинять, пока обсуждения не дошли до подробностей. Так что если между ахами и вздохами моей матушки несчастный пострадавший успеет вставить слово о моей прямой причастности к этому кошмарному случаю, я попала.

И о да! Фортуна меня снова полюбила! Официант, поднос, шампанское и моя туфелька, едва видимая из-под платья в пол, абсолютно «случайно» выдвинутая назад. Та- дам!!! Платью, конечно, пришёл полный писец…такой пушистый и мохнатый лесной зверёк. Зато игристый напиток, стекающий темными ручейками по красному атласу, даёт стопроцентную гарантию моей «вольной» на сегодня.

Всех успокаивая грациозными взмахами руки, утверждая, что это сущий пустяк, я, старательно скрывая радость, ни на кого не глядя, собралась уходить. Вот только незапланированная мужская ладонь, подхватившая мой локоть, и фраза Романа: «Я помогу!» разбили вдребезги мой идеальный план побега.

Хотелось стукнуть мужчину и громко спросить, чем именно он собирается мне помочь?! Задушить, чтобы не мучилась!? Или снять платье? Если насчёт первого варианта я была категорически против, то насчёт второго – часть меня была «за», но я её быстренько заткнула, приказав сидеть тихо и без позволения даже голос не подавать.

Так что одарив любезного из-под ресниц взглядом: «А не пошёл бы ты нахрен?!», попыталась выдернуть руку. В ответ мужские пальцы крепко сжали мой локоть. Да что ж такое?! Посмотрела на выражение лиц наших матерей. Моя родительница стояла с удивлённо восторженным, а мать Романа с презренно недовольной моськой. Сомневаюсь, что это неодобрение я заслужила только из-за своей мнимой неуклюжести. Скорее всего, слухи о моём непослушании и даже распущенности достигли маленьких аристократических ушек госпожи Савельевой, а интерес сыночка к моей персоне стал полным шоком. Хочу заметить, что не только для неё. Я тоже терялась в догадках неожиданного внимания сладкого принца.

Устраивать препирательства посередине зала с многочисленными зрителями я тоже не стала. Мозги у меня снова включились, и последствия рисовались совсем не радужные, так что ушли мы с Романом вместе. Этот снобик по-прежнему меня держал и даже пытался мокрый подол платья помочь нести, пока не огреб в виде маленького хлопка по руке, незаметного для окружающих, но ощутимого для него.

Молча вышли из зала, молча прошли по небольшому коридору и, соблюдая гнетущее молчание, оказались в большой библиотеке. Это было одно из моих любимых мест в родительском доме, здесь была замечательная звукоизоляция. Вырвала свою руку из ослабевшей хватки мужских пальцев, делая пару шагов от Романа для подстраховки. Я начинала закипать! Медленно, как чайник… вот уже и пузырьки пошли.

– Савельев, это что сейчас было? А? Что за рыцарский выпендрёж при всём честном народе!? Ты лицо своей матери видел хоть? Она там, наверное, несчастная в обмороке валяется!

– Ей не повредит, – само спокойствие и невозмутимость, засунув руки в карманы брюк, рассматривало меня, как редкое насекомое. – Тебе бы платье сменить.

Пузырьков стало больше, и водная гладь пошла волнами.

– Да что ты такое говоришь?! Может, мне ещё прямо здесь и сейчас его снять?

– Хороший вариант.

– Нет, Роман Николаевич, это самый дерьмовый вариант из всех дерьмовых. Это относится и к решению использовать меня в качестве инструмента мести своей матери. Я в ваших семейных разборках участвовать отказываюсь! Так что найди в себе хоть каплю смелости и прекрати быть малахольным маменькиным сынком, если тебя вдруг не устраивает такая распрекрасная жизнь. Меня же лучше не трогать, чтобы потом не жаловаться.

Всё, мозг вскипел, и меня понесло. Одно его непрошибаемое спокойствие, если не считать интереса в глазах, заводило меня с полпинка. Хотелось кричать, топать ногами или уже стукнуть малость этого гения самоконтроля, но стереть с лица эту зарождающуюся самодовольную ухмылочку.

– А ты изменилась. Ты и раньше была едва сносной, но с возрастом совсем ушла в разнос. Я вчера даже не сразу тебя вспомнил. Ещё подумал, что ты просто однофамилица семейства Волконских.

– Роман, я не улавливаю ход твоих мыслей. Ты уж будь добр, поясни для неодаренных способностью читать мысли.

Я нервно отдернула прилипшую к ногам и заодно попе мокрую ткань. Мне не нравилась смена темы, и чувство приближающейся расплаты за мои счастливые дни становилось всё ощутимее.

– Да, я бы удивился, если бы ты меня помнила, – делая шаг ко мне, признался мужчина.

– Конечно, таких снобов помнить – это как заразу внутри себя хранить, – сделала снова шаг назад и почувствовала, как упёрлась в мебель.

Сзади меня стоял большой и тяжёлый деревянный стул для чтения с изогнутыми ручками и невысокой спинкой. Мягкий и очень удобный, я любила в детстве посидеть и помечтать, что я королева, а это мой трон.

– Я бы рекомендовал подбирать слова, а то желание, промыть рот с мылом, всё крепчает.

В его тоне слышались едва уловимые нотки недовольства, что совсем не вязалось с озвученной угрозой.

– Не про вашу честь. Я бы тебе вообще не советовала прикасаться ко мне, даже ради высоких благих намерений, – предупредила делающего ещё шаг в мою сторону аристократа.

– А иначе что? Тоже обольешь шампанским? Ещё раз разобьёшь мою машину? Или снова испортишь седло для верховой езды? – иронично изогнув бровь, закончил мужчина, вставая рядом со мной.

Это было слишком близко, чтобы не чувствовать себя в ловушке. Собралась послать его к матери родной, а то женщина, наверное, уже думает, что я её сыночка тут до семяизвержения довела. Вот только упоминание верховой езды неприятно кольнуло в области печени. Явный признак, что буду битая.

Я финт с седлом делала только раз! Мне было пятнадцать, и чувство справедливости внутри меня горело, сжигая всех по периметру. Уж больно сильно бесил один пацан, который обзывал меня курицей на собаке из большого цирка. Я люблю смотреть на лошадей, это очень красивые и гордые животные, но езда на них – это было не моё. Этот чванливый отпрыск богатых родителей донимал меня ежедневно своими изречениями, так ещё и руки распускал.

И всё было бы хорошо, но в день моей мести на показных выступлениях это противное создание, перепив накануне, дружило с белым фаянсовым другом. Его заменили опытным человеком, который благополучно грохнулся с лошади. Я была зла, что не только не смогла отомстить этому говнецу, но и навредила постороннему человеку. Многие знали, как издевается надо мной это уродство, так что насчёт расправы и её организатора было легко догадаться. Я ждала наказания, но резонанс не последовал. Пацан тот ко мне больше не лез, видимо, оценив степень моей мести. Где-то подрался, ходил с фингалом под глазом и разбитой губой, а потом вообще ушёл из нашего конного клуба.

– Вижу, все-таки вспомнила? – прокомментировал Савельев, подметив мою задумчивость.

Я ещё раз окинула взглядом его лицо и рост, понимая, что не могло то мелкое и упитанное чванство вырасти в такого шикарного мужчину.