– Как вы не понимаете, Пётр? Связь культуры и цивилизации осуществляется через технологии. А к числу самых эффективных технологий относятся культурные народные традиции.
Наступила всеобщая и неудобная тишина.
Все молча наблюдали, как из пакета “Моя вина” Равиль достал Лерину винУ и поставил её на стол. Это была бутылка дорого шотландского виски.
Глаза Раисы Ивановны загорелись.
– О-о-о! Кошерный бурбон! Выпущенного компанией “Buffalo Trace” под патронатом Чикагского раввинского совета! И сертификат кошерности имеется! Ну Лера! Эйнштейн тебя уважил!
– Кто такой Эйнштейн?
– Хозяин антикварного магазина. Он вообще-то не Эйнштейн, но все его зовут Эйнштейном.
Лера подёрнула плечом.
Пётр подумал: неужели будет раскаиваться? Может, ему уйти? Как-то неудобно присутствовать. Ну правда! Неудобно.
Лера мотнула головой.
– Нет. Останься!
Нда-а-а… Мораль больного общества может потребовать чего угодно: чтобы человек стал идиотом, или нацистом, или детоубийцей. Кем угодно и чем угодно! Хотя министру, наверное, это нравилось. Неужели Лера такая же? Неужели при всех будет выворачивать свою душу?
Равиль разлил виски. Лера подняла стакан и просто сказала:
– У меня есть ребёнок!
Все переглянулись: как это? Вчера не было, а сегодня есть?
Лера опустила голову.
– Да. У меня есть дочь. Двенадцать лет. Двенадцатилетняя моя винА.
Пётр побледнел.
– Я забеременела в одиннадцатом классе.
– Как же так! – воскликнул Пётр, но тут же осекся и замолчал.
– Вот так, Петя. Так. Но ты здесь не причём!
Конечно, не причём. Даже Иисус Христос родился не от святого духа, несмотря на то, что на этом настаивает церковь.
– О моей беременности никто не знал.
– Даже отец ребёнка?
– Никто! Даже мои родители.
Лера сказала, что родители уехали в Израиль. Они не видели, как рос её живот. Лера поступила в университет, стала учиться на первом курсе. А живот всё рос и рос. Срочно потребовался муж. Сгодился Иаков, давнишний товарищ отца. Они поженились. Девочка родилась в октябре. Беленькая, хорошенькая. В традиционную еврейскую семью она не вписывалась. Все говорят, что евреи не бросают еврейских детей. Это правильно. Муж нанял няню и поселил её отдельно, вместе с девочкой на даче. Лере разрешалось их посещать, но не чаще, чем один раз в месяц. Девочка называла её тётей.
– Тётей?
Раиса Ивановна вскинула брови и удивлённо посмотрела на Равиля.
Равиль досадливо ударил рукой об руку и смачно выматерился.
– Тётей!
Пётр выпрямил спину и застыл, словно проглотил кол. Ему всякое приходилось видеть, слышать и совершать. Он наступал на горло конкуренту, применял рейдерские и рэкетирские приёмы, но в тот момент был необыкновенно слаб и сентиментален. Он жалел Леру.
Сгорбившись и сжавшись, она не поднимала глаз.
– Иаков надеялся, что я нарожаю кучу детей. А я не хотела. Я ничего не хотела. Развелась с мужем, съехала с его квартиры, но привычек своих не поменяла. По-прежнему скрывала свою дочь и виделась с ней только раз в месяц. Иаков оплачивал её содержание и ничего от меня не требовал. Он жалел нас обеих. Так продолжалось двенадцать лет. До сегодняшнего дня.
– А сегодня что? – не выдержал Пётр.
– Заберу дочку домой.
– А раньше не могла забрать?
Лицо её страдальчески искривилось, и она взвыла во весь голос.
– Петя-я-я…
Пётр вскочил, протянул к ней руки, но она его отстранила.
– Не трогай меня!
Пётр поёжился и сел на место. Какая жгучая несправедливость! Он любил её все эти годы. Он мечтал о встрече! А она? Жалит, как оса. Как смертоносная австралийская медуза!
– Успокойся. Всё образуется, – Раиса Ивановна похлопала её по руке. – Родители знают о дочке?
– Не-а-т!
– Ну ничего. Познакомишь. Внучка для престарелых родителей – это большая радость.
– Большая радость! – поддержал начальницу Равиль. – У меня самого дочка. Родители в ней души не чают!
Лера всхлипнула, плечи её затряслись, и она громко разрыдалась.
Глядя на неё, Раиса Ивановна тоже не сдержала слёз. Она так сильно расчувствовалась, что, забывшись, сняла с головы парик (она была в парике) и почесала голову, поражённую алопецией.
– Вот вам и традиция! Да-а-а. Хорошо мозги прочищает!
Растрёпанная и зарёванная, с искривлённым ртом и трясущимися руками, Лера не походила сама на себя и даже отдалённо не напоминала ту холёную и холодную красавицу, какую первоначально в ней увидел Пётр.
Лучше бы он сюда не приходил. Лучше бы ничего не видел!