Однажды ты пожалеешь

Я же шла и лихорадочно соображала, как буду обороняться. В том, что меня станут бить – никаких сомнений уже не было. Иначе зачем тащиться за школу? Даже у нас в Зареченске отношения выясняли за школой, правда, только пацаны и только класса до девятого.

Хоть бы там были камни или палки! Или какие-нибудь железки… Сумкой можно было бы отбиваться, но сейчас, без учебников, она весила всего ничего.

Мы обогнули правое крыло школы и остановились рядом с какой-то одноэтажной пристройкой, на двери которой зачем-то висел дорожный знак «въезд запрещен». Я незаметно обшарила взглядом округу, но ничего, подходящего для защиты, не обнаружила.

Катрин, да и все остальные девчонки, почему-то поглядывали на дверь, куда въезжать запрещено.

– А Исаева нет в тепличке? – спросила одна из девчонок, кивнув на пристройку.

– А я знаю? – как-то слишком резко отозвалась Катрин. – Я что, его пасу?

Потом переключилась на меня.

– Ну что, новенькая, слушай и запоминай правила. Ты здесь никто и звать тебя никак. Тебя должно быть не видно и не слышно. Ходишь – не отсвечиваешь, ни на кого не смотришь. Пока тебя не спросят – голоса не подаешь. Ясно?

Ну что мне стоило сказать «ясно» и послушно потупить глазки? Но нет же, гонор лезет даже тогда, когда я сама этого не хочу.

– Ясно, – ответила я совсем не тем тоном, что ждала Катрин. С вызовом, короче, ответила, а потом ещё и прибавила: – А самое главное правило, видимо, это отсесть от Исаева? И не разговаривать с ним ни за что и никогда?

Она сию секунду вспыхнула, но сразу же взяла себя в руки.

– Ты что, бессмертная? Не боишься, что мы тебя прямо сейчас ушатаем?

Но тут я, неожиданно даже для себя, подалась к ней и, глядя в её глаза в упор, негромко произнесла:

– А ты не боишься, что я потом тебя встречу… как-нибудь вечером… когда ты будешь одна?

Катрин разразилась смехом.

– Девочки, вы слышали? Эта деревенская мартышка мне ещё и угрожает? Ксю, это вообще лечится?

– Проверим, – ее подруга, смяв пустой пакет из-под чипсов, швырнула его под ноги. И… без всяких предисловий резко и неожиданно вздернула локоть и саданула меня прямо в лицо. Я толком даже понять ничего не успела, только ощутила, как во рту появился привкус крови.

Эта дылда мне губу разбила!

Но если б только это! В следующую секунду она ухватила меня так, что моя голова оказалась зажата в сгибе её локтя.

Катрин, сложив на груди руки, просто стояла и наблюдала.

– Ну что, новенькая, ничего не хочешь сказать?

И тут кто-то из девчонок её позвал:

– Кать! Там Исаев с Яриком… сюда идут…

Черт, только не это! Меньше всего я бы хотела, чтобы меня увидел Андрей в таком унизительном виде – раскоряченной, полусогнутой, в тисках этой дылды.

– Отпусти её, – велела Катрин, и дылда сразу убрала руки.

Я выпрямилась. Лицо горело, в ушах стучала кровь.

– Надеюсь, ты усвоила урок? – приблизившись ко мне, тихо сказала Катрин.

– Пошла к чёрту, – огрызнулась я.

– Ну и дура, – усмехнулась она и обернулась на звук приближающихся шагов.

Девчонки за её спиной расступились, пропуская Андрея и шедшего следом за ним паренька в очках. Того, что вступился за меня на перемене.

Он и сейчас держался немного отчужденно. В открытую ни на кого не смотрел, и лицо его абсолютно ничего не выражало. Полное безразличие ко всему. Единственное, когда он мазнул взглядом по дылде, на кратчайший миг я заметила в его глазах нечто похожее на презрение. Ну или отвращение.

Этот Ярик, конечно, сноб, судя по всему, но в одном мы уже сходимся, подумала я с долей удовлетворения.

– Что за сходка? – Андрей вроде бы просто подошел, просто спросил, но со стороны это выглядело как наезд. И Катрин наверняка почувствовала то же самое, потому что сразу начала оправдываться:

– Мы просто разговариваем. Успокойся. Девчонки, скажите.

– Ничего такого, – забубнили они вразнобой. – Разговариваем.

Только дылда молчала, смачно нажевывая фруктовую резинку. Ярик снова мельком взглянул на нее, и снова на его лицо еле заметной тенью легло презрение. Значит, не показалось.

– Катрин, что-то мне кажется, слишком до хрена ты стала последнее время разговаривать, – Андрей, похоже, прессовал звезду. Неужели из-за меня?

Она ему что-то отвечала, но я отвлеклась на Ярика. Он вдруг уставился на меня так, словно у меня усы выросли.

– Что? Что такое? – смутилась я.

Неожиданно он тоже смутился. Ну, во всяком случае, было похоже на то – светлая кожа на скулах порозовела, а сам он чуть растерянно сморгнул.

– У тебя вот тут… – он тронул у себя нижнюю губу. – Кровь…

Я облизнула, потом обтерла тыльной стороной ладони.

– Всё?

Он отвернулся, не глядя на меня, кивнул. Всё же странный тип этот Ярик.

Андрей шагнул ко мне. Посмотрел в глаза, потом и он опустил взгляд на мои губы. И ведь просто взглянул, не коснулся, а ощущение возникло такое, словно он меня потрогал. К щекам тут же непрошено прихлынул жар.

– Ну что? Ты как? – спросил он. – Жить будешь?

Черт, глаза у него черные как горький шоколад. Расплавленный, вязкий, обжигающий. Казалось, эта чернота гипнотизирует, затягивает, обволакивает… Бред какой-то. Но, честное слово, никогда я так не залипала на простой взгляд.

– Надеюсь, – пробормотала я, как в полусне. И поспешно отвернулась, осознав, что непозволительно долго на него пялюсь.

– Это радует, – хмыкнул он. – Пойдем?

10