Властелин Хаоса

Однако айильцы были ближе к Мэту, нежели его солдаты, и они знали, за кем гонятся. Что-то – инстинкт или везение та’верена – во всяком случае не звук, ибо из-за поднявшегося шума он ничего не смог расслышать, – заставило Мэта обернуться, и именно в этот миг как раз за его спиной словно из ниоткуда появилась первая тень с закрытым вуалью лицом.

Размышлять было некогда. Отбив удар айильского копья древком своего оружия, Мэт нанес ответный косой удар, но противник парировал круглым, обтянутым кожей щитом и пнул Мэта в живот, да так, что вышиб весь воздух из его легких. Удержаться на ногах Мэту, наверное, помогло отчаяние; он успел судорожно извернуться в сторону, и айильское копье всего лишь рассекло кожу на боку. Древком собственного копья Мэт подсек ноги врага и вонзил искривленное острие прямо ему в сердце. О Свет, только бы это была не Дева!

Мэт едва успел выдернуть копье, чтобы отразить новое нападение. «Удирать надо было, пока имелась возможность, а не орать!» Но сделанного не воротишь. Он принялся стремительно – как никогда в жизни – вращать черным копьем, точно боевым посохом, отбивая сыпавшиеся на него удары. Наносить ответные времени не было. Слишком много врагов. «И угораздило же меня закричать, вместо того чтобы уносить ноги!» Мэту удалось набрать воздуху, и он завопил пуще прежнего:

– Быстрее, вы, болваны безмозглые! Оглохли, что ли? Вам только овец воровать! Прочистите уши! Сюда!

Удивляясь, что он еще жив, ведь отбиться даже от единственного айильца – редкостная удача, Мэт неожиданно понял, что он больше не один. Тощий кайриэнец в одном белье, выскочив из темноты, с пронзительным криком свалился чуть ли не под ноги Мэту, но его место тут же занял размахивавший мечом тайренский солдат. Люди сбегались со всех сторон, отовсюду слышались возгласы:

– Лорд Мэтрим и победа!

– Красная рука!

– Смерть черноглазым мерзавцам!

Мэт скользнул назад, подальше от места схватки. «Глуп тот полководец, который сражается в первых рядах». Эта мысль явно была почерпнута из старых воспоминаний, зато другая: «Кто лезет на рожон, запросто может и жизни лишиться!» – явно принадлежала самому Мэтриму Коутону.

В конце концов, все решил численный перевес. Дюжина айильцев не могла устоять против если не всего Отряда, то по крайней мере нескольких сотен солдат, достигших вершины холма прежде, чем схватка закончилась. Все двенадцать айильцев полегли на месте, но, поскольку то были айильцы, воинов отряда полегло вдвое больше, а раненых насчитывалось не меньше четырех дюжин. Едва придя в себя и переведя дух, Мэт понял, что и его айильские копья задели не меньше десятка раз, причем три раны казались довольно серьезными.

Опираясь на копье, как на дорожный посох, он с трудом доковылял до того места, где навзничь лежал на земле Талманес. Дайрид накладывал ему жгут на левую ногу. На распахнутой белой рубахе Талманеса расплывались два темных, влажно блестевших пятна.

– Похоже, – прохрипел он, – Нериму, чтоб ему сгореть, опять прибавилось работенки. Придется ему опять меня штопать.

Нерим служил у Талманеса денщиком; ухаживать за раненым хозяином ему доводилось чуть ли не так же часто, как и чинить его одежду.

– Он поправится? – участливо спросил Мэт.

Дайрид, успевший натянуть одни только штаны, пожал плечами:

– Во всяком случае, сдается мне, из тебя кровушки вытекло побольше, чем из него. – Дайрид поднял глаза, и Мэт увидел у него на лице свежий шрам. – Они охотились за тобой, Мэт. Это ясно.

– Охотиться-то охотились, да ничего не добились. – Морщась от боли, Талманес встал и тяжело оперся о плечо Дайрида. – Было бы позором лишиться удачи Отряда из-за ночного налета горстки дикарей.

– Я тоже так думаю, – прокашлявшись, буркнул Мэт и поежился, вспомнив, как проскользнули айильцы в его палатку. И зачем, во имя Света, им понадобилось его убивать?

Оттуда, где были уложены в ряд тела погибших айильцев, подошел Налесин. Даже сейчас он был в кафтане, хотя на сей раз все же незастегнутом, и хмуро разглядывал кровавое пятно на обшлаге. Может, то была его кровь, а может, и нет.

– Сгори моя душа, так я и знал, что эти дикари в конце концов повернут против нас. Сдается мне, они из той орды, что повстречались нам сегодня днем.

– Сомневаюсь, – отрезал Мэт. – Они могли бы насадить меня на вертел так, что вы бы и не заметили.

Взяв фонарь, который кто-то принес сюда, чтобы добавить его свет к сиянию луны, он заставил себя склониться над телами айильцев и приглядеться. Дев среди них не было – у Мэта сразу отлегло от сердца, – и знакомых тоже не оказалось. Впрочем, он знал не столь уж многих.

– Наверное, Шайдо, – предположил Мэт, вернувшись с фонарем к своим офицерам. Они вполне могли быть Шайдо. Скорее всего, приспешники Темного. Он точно знал, что друзья Темного есть и среди Айил. А у приспешников Темного имеются основания желать Мэту смерти.

– Думаю, – сказал Дайрид, – завтра надо будет поискать за рекой одну из Айз Седай. Талманес будет жить, пока из него все бренди не вытечет, но за многих других я бы не поручился.

Налесин промолчал, но его физиономия говорила сама за себя. Он был уроженцем Тира и Айз Седай жаловал еще меньше, чем Мэт. А вот Мэт согласился не раздумывая. Сам-то он ни за что не хотел подпускать к себе Айз Седай и каждый новый шрам считал своего рода маленькой победой, означающей, что он избежал встречи с Айз Седай, но не мог допустить, чтобы его люди умирали, оставшись без помощи. Потом он сообщил офицерам, что еще следует сделать.

– Ров? – недоверчиво переспросил Талманес.

– Вокруг всего лагеря? – Остроконечная бородка Налесина возмущенно дрожала. – Каждую ночь?

– И частокол? – удивленно воскликнул Дайрид и, оглядевшись по сторонам, понизил голос. Несколько солдат поблизости еще оттаскивали мертвецов. – Мэт, они взбунтуются.

– Не взбунтуются, – возразил Мэт. – К утру каждый в Отряде будет знать, что айильцы прошли через весь лагерь и добрались до моей палатки. Половина из них сегодня глаз не сомкнет, опасаясь оказаться насаженными на айильские копья. А вы трое постараетесь втолковать им, что ров и частокол помогут в следующий раз остановить айильцев. – Во всяком случае это может их несколько задержать. – А теперь ступайте. Дайте мне хоть немного поспать.

Они ушли, а Мэт внимательно оглядел палатку. Ветерок шевелил длинные прорези в стенках. Он вздохнул и уж совсем было решил вернуться к своему оставленному в кустах одеялу, но призадумался, вспомнив о шорохе, заслышав который он насторожился и заметил айильцев. Что это было? Айильцы двигаются бесшумно, как тени, их шагов он бы нипочем не услышал. Так что же это было?

Опираясь на копье, он обошел вокруг палатки, хотя понятия не имел, что, собственно, ищет. Мягкие айильские сапожки не оставили на твердой земле следов, какие он сумел бы разглядеть в свете фонаря. Две веревки, которыми палатка крепилась к колышкам, были перерезаны и обвисли, но… Поставив фонарь на землю, Мэт ощупал веревки и припомнил тот звук. Да, пожалуй, если перерезать туго натянутую веревку, послышится нечто подобное. Но зачем понадобилось резать веревки, ведь попасть внутрь можно было и без этого? Да и разрезаны они под каким-то странным углом… Подняв фонарь, он огляделся и увидел, что у росшего рядом куста, словно бритвой, срезано несколько веток с маленькими листочками. Под тем же углом. И срез ровный-ровный.

У Мэта волосы встали дыбом. Он понял: здесь было создано одно из тех отверстий в воздухе, которые нынче навострился делать Ранд. То, что айильцы пытались убить Мэта, и само по себе скверно, но если их послал кто-то, умеющий создавать эти проклятые… врата – так их называет Ранд, врата или проходы. О Свет, если посреди лагеря нельзя чувствовать себя в безопасности, то куда же ему тогда прятаться от Отрекшихся? Можно, конечно, окружить палатку сторожевыми кострами и выставить возле нее часовых, назвав их почетным караулом, но кто поручится, что в следующий раз вместо горстки айильцев сюда не нагрянет сотня троллоков? Или тысяча? Достаточно ли Мэт важная персона, чтобы тратить на него такие усилия? А вдруг кто-то решит, будто он настолько важен, что за ним можно послать и Отрекшегося? Кровь и пепел! Он ведь никого не просил делать его та’вереном и впутывать в треклятые дела Возрожденного Дракона!

– Да пропади все пропадом! – вырвалось у Мэта.

Заслышав легкий шорох шагов, он мгновенно развернулся, выставив копье, – и едва успел отдернуть острие. Испуганно вскрикнув, Олвер повалился навзничь и расширенными от ужаса глазами уставился на наконечник.

– Что ты здесь делаешь, во имя Бездны Рока? – рявкнул Мэт.

– Я… я… – Мальчик никак не мог отдышаться. – Я слышал, лорд Мэт, будто айильцы хотели убить вас во сне. Целых полсотни айильцев, но вы проснулись и всех их перебили. Вот я и решил узнать, все ли у вас в порядке, и потом… Лорд Эдорион купил мне башмаки. Видите? – Он поднял обутую ногу.

Бормоча ругательства, Мэт рывком поставил Олвера на ноги.

– Я не о том. Почему ты здесь, а не в Мироуне? Разве Эдорион не нашел женщину, чтобы она присмотрела за тобой?

– Нашел, да только ей нужны были денежки лорда Эдориона, а не я. У нее своих шестеро. А здесь мне хорошо. Мастер Бурдин кормит меня до отвала, а за это всего-то и требует, чтобы я ухаживал за лошадьми. Поил их, чистил да задавал им корму. Мне это нравится, лорд Мэт. Плохо только, что он не разрешает мне ездить верхом.

Позади кто-то прочистил горло.

– Меня послал лорд Талманес, милорд. – Даже по кайриэнским меркам Нерим, сухопарый, седовласый малый с узким, вечно унылым лицом, был мелковат. – Пусть милорд простит меня, но, боюсь, эти пятна уже не сойдут с белья милорда, однако, если милорд позволит, я его малость подлатаю. – Под мышкой кайриэнец держал коробочку со швейными принадлежностями. – Эй, малец, – распорядился он, приметив парнишку, – принеси-ка воды. И без прекословий! Воды для милорда, да побыстрее. – Нерим ухитрился одновременно и поднять фонарь, и отвесить поклон. – Не соблаговолит ли милорд войти в палатку? Ночной воздух не слишком полезен для ран.

Быстренько уложив Мэта рядом с его постелью: «Ведь не захочет же милорд пачкать свое одеяло», – Нерим принялся смывать запекшуюся кровь, а потом и зашивать порезы. Процедура была не из приятных, но в присутствии Олвера Мэту оставалось лишь стиснуть зубы и терпеть.

Пытаясь отвлечься и забыть про иглу Нерима, Мэт указал на висевшую у Олвера на плече поношенную холщовую торбу и, тяжело дыша, спросил:

– Что у тебя там?

Олвер прижал торбу к груди. Красивее мальчонка, конечно, не стал, но выглядел куда аккуратнее, чем прежде, и одежонка вроде бы справная, из доброй шерсти, и башмаки крепкие.

– Тут все мое, – с вызовом заявил он. – Я ничего не крал. – Спустя мгновение паренек все же развязал торбу и принялся выкладывать содержимое. Запасные штаны, две рубахи и носки он просто отложил в сторону и принялся хвастать своими сокровищами: – Это перо красного ястреба, лорд Мэт, а вот этот камушек точь-в-точь такого цвета, как солнышко. – Выложив маленький кошелек, он добавил: – У меня там пять медяков и серебряный пенни. А вот тут, – мальчишка развернул перевязанную веревочкой тряпицу и показал деревянную шкатулку, – игра в змей и лисичек. Ее отец смастерил, он расчертил доску… – Олвер поморщился, как от боли, и продолжил: – А вот у этого камушка, вы только гляньте, рыбья голова. Откуда он у меня, я и сам не знаю. А вот черепаший панцирь – с синими полосками.

Вздрогнув от очередного укола иглы, Мэт протянул руку и потрогал коробочку. Нет, лучше, пожалуй, носом дышать. Все-таки с памятью у него происходило что-то чудное. Он знал,как играют в «Змей и лисиц», но понятия не имел откуда, ибо, насколько мог припомнить, сам никогда в эту игру не играл.

– Славный у тебя черепаший панцирь, Олвер. У меня когда-то тоже был такой, только зеленый. – Запустив руку в свой кошель, Мэт выудил оттуда две золотые кайриэнские кроны и протянул пареньку. – Добавь их к своим деньгам, Олвер. Всегда надо иметь в кармане чуток золотишка.

Олвер со смущенным видом принялся складывать свои вещи обратно.

– Я не побираюсь, лорд Мэт, а честно отрабатываю свой ужин. Я не попрошайка.

– Да у меня и в мыслях не было ничего подобного. – Мэт старался придумать, за какие такие заслуги он вручил мальчугану две кроны. – Просто я… Мне нужен посыльный, вот в чем дело. А солдаты все заняты, у них свои обязанности. Ну и конечно, тебе придется самому заботиться о своей лошади – больше некому.

Олвер привстал.

– О своей лошади? – недоверчиво переспросил он. – У меня будет своя лошадь?

– Конечно. И еще – меня зовут Мэт. Хоть раз назовешьлордом – я тебе нос узлом завяжу… – Мэт дернулся и взревел: – Чтоб тебе сгореть, Нерим, это ж нога, а не треклятый говяжий бок!

– Как будет угодно милорду, – пробормотал Нерим. – Благодарю милорда за мудрое наставление. Нога милорда не говяжий бок.

Олвер нерешительно потрогал свой нос – не иначе как задумался, можно ли его завязать узлом.

Мэт со стоном откинулся назад. Ну вот, еще и мальчишку навязал себе на шею. Добро бы для его же блага, но ведь теперь паренек вечно будет торчать поблизости, а кто знает, когда Отрекшиеся вновь попытаются поубавить в мире число та’веренов. Ну да ладно, ежели план Ранда сработает, одним Отрекшимся скоро будет меньше. Но будь на то его, Мэта Коутона, воля, он бы ни во что не совался и сидел тише воды ниже травы до тех пор, пока Отрекшиеся не выведутся вовсе.

Глава 23

Понять послание

Вступая в помещение, Грендаль попыталась не выглядеть удивленной, но ее наряд из стрейта сделался угольно-черным прежде, чем она совладала с собой и вернула ему прежний дымчато-голубоватый цвет. Трудно было поверить, что эта палата находится в здании Совета Иллиана, – так обустроил свое жилище Саммаэль. Впрочем, она бы сильно удивилась, вздумай кто-нибудь самовольно заглянуть в резиденцию «лорда Бренда».

В воздухе витала приятная прохлада – в одном углу высился полый цилиндр обменника. Световые колбы хоть и выглядели довольно странно на высоких золоченых подсвечниках, зато светили ярко и ровно, не то что нынешние свечи или масляные лампы. Стоявшая на мраморной каменной доске маленькая музыкальная шкатулка извлекала из своих недр нежные рулады – то была не просто музыка, а звуковая скульптура. За стенами этих покоев ничего подобного не слышали уже три тысячи лет.

Она узнала некоторые из висевших на стене полотен и остановилась перед «Темпом бесконечности» Серана Тола. Сомневаться не приходилось, то был подлинник.

– Можно подумать, что ты ограбил музей, Саммаэль.

По легкой улыбке на его губах Грендаль поняла, что скрыть зависть ей не удалось.

Наполнив вином два чеканных серебряных кубка, Саммаэль протянул один ей.

– Какой там музей, всего-навсего стасис-накопитель. Я полагаю, в те последние дни люди пытались спасти все, что можно. – Он обвел взглядом комнату и улыбнулся, отчего натянулся ужасный шрам, пересекавший его лицо.

С особой теплотой Саммаэль посматривал в сторону панели зара, проецировавшей свое по-прежнему прозрачное поле в воздух, – подобные жестокие забавы всегда были ему по душе. Наличие панели зара означало, что найденный стасис-накопитель наполнен кем-то из последовавших за Великим повелителем, – чтобы заработала такая игрушка, нужно было захватить хотя бы одного пленника. Интересно, что он еще нашел?

Грендаль отхлебнула вина и с трудом подавила вздох разочарования. После всего увиденного она рассчитывала отведать нежнейшего сатарского или одного из изысканных комоладских, но вино оказалось нынешним и местным.

– Я тоже нашла один накопитель. – Грендаль погладила свой наряд унизанными перстнями пальцами. – Но, кроме стрейта, там ничего путного не оказалось.

В конце концов, раз уж он пригласил ее сюда и показал ей все это, она тоже может позволить себе легкую доверительность. Но только легкую.

– Не повезло тебе. – На его губах появилась та же легкая улыбка. Не иначе как оннашел нечто поважнее, чем все эти картины и милые вещицы. – Но с другой стороны, это еще как посмотреть. Вдруг, открыв накопитель, ты обнаружила бы там гнездо кафара, джумару или других премилых созданий Агинора. Можешь себе представить, в Запустении и по сей день водятся джумары! Живут на воле! Полностью выросшие, но теперь уже не способные к трансформации. Нынешние дикари называют их червями. – Саммаэль затрясся от смеха.

Грендаль сумела выдавить из себя улыбку, и даже ее наряд почти не изменил цвета, хотя при воспоминании о созданиях Агинора ей становилось не по себе – ее столкновение с одним из них едва не оказалось фатальным. Конечно, Агинор был по-своему выдающейся личностью, может быть, даже гением – но безумцем. Кто, кроме безумца, мог бы сотворить голама?

– Похоже, ты в прекрасном расположении духа.

– А почему бы и нет? – доверительным тоном отозвался Саммаэль. – Я, можно считать, уже добрался до тайного хранилища ангриалов. А возможно, и кое до чего еще. Чему ты удивляешься? Думаешь, я не знаю, что все вы пытались меня выслеживать. Надеясь, что я выведу вас на это хранилище! Так вот, ничего у вас не вышло и не выйдет. Конечно, я поделюсь с вами, но лишь после того, как отберу для себя все, что сочту нужным. – Небрежно развалившись в вызолоченном, а может, и литом, чистого золота – с него станется – кресле, Саммаэль покачивал ногой и поглаживал золотистую бородку. – Но и это не все. Я отправил посланца к ал’Тору. И получил благоприятный ответ.

Грендаль едва не расплескала вино:

– Вот как? А я слышала, будто он убил твоего посланца.

То, что она знала так много, должно было потрясти Саммаэля, но он лишь небрежно улыбнулся:

– Ал’Тор никого не убивал. Я отправил туда Андриса, вовсе не рассчитывая на его возвращение. Стану я заботиться о гонцах! Может, мне еще забивать голову судьбами посыльных? Илипочтовых голубей? Именно из того, как умер этот бедолага, мне и стал ясен ответ ал’Тора.

– И каков же он был? – осторожно поинтересовалась Грендаль.

– Союз между нами.

Голову Грендаль будто сдавил ледяной обруч. Это не могло, никак не могло быть правдой, но… Саммаэль выглядел более непринужденно, чем когда бы то ни было со дня пробуждения.

– Льюс Тэрин никогда бы не…

– Льюс Тэрин давно мертв, Грендаль, – прервал он ее лукавым, насмешливым тоном. Без малейшего намека на гнев или раздражение.

Она скрыла глубокий вздох, делая вид, будто пьет. Неужели это правда?

– Но я собственными глазами видела его армию – солдаты по-прежнему стекаются в Тир. По-моему, не слишком похоже на союз.

Саммаэль откровенно рассмеялся:

– А куда им еще стекаться? Чтобы перенаправить такую армию, требуется время, но, поверь, против меня она не выступит никогда.

– Ты так думаешь? А вот некоторые мои маленькие друзья уверяют, будто он хочет уничтожить тебя за то, что ты убил нескольких Дев, с которыми он так носится. На твоем месте я бы выбрала резиденцию поскромнее и постаралась, чтобы найти меня было как можно труднее.

Саммаэль и бровью не повел, словно все нити, с помощью которых удавалось воздействовать на него прежде, оказались обрезанными.

– Ну погибло несколько Дев, так что с того? Какое это имеет значение? – Вид у Саммаэля был несколько озадаченный, – похоже, он и вправду не понимал, о чем здесь толковать. – Произошла битва, а в битвах всегда гибнут солдаты. Может, сам ал’Тор и пастух, но у него есть полководцы, способные разъяснить ему такие простые вещи. Да он, скорее всего, и не заметил этой потери.

– Ты, похоже, вовсе не приглядывался к этим людям. Они изменились, Саммаэль, изменились не меньше, чем земля. И не одни Айил. В некоторых отношениях другие изменились гораздо больше. Те погибшие были не просто солдатами. Они женщины, а для Ранда ал’Тора это имеет немалое значение.

Он пожал плечами, будто отметая все эти рассуждения, и Грендаль с трудом помешала овладевшему ею презрению изменить цвет стрейта. Саммаэль не старался разобраться в людях, хотя заставить их исполнять твою волю гораздо легче, если их понимаешь. Спору нет, Принуждение – способ действенный, но его нельзя распространить на весь мир.

Интересно, гадала она, уж не был ли найденный им стасис-накопитель тем самым тайным хранилищем, до которого он «можно считать, уже добрался». Если у него есть хотя бы один ангриал… Впрочем, так это или нет, она, скорее всего, узнает, лишь когда он сам того захочет.

– Пожалуй, стоит посмотреть, насколько поумнел примитивный Льюс Тэрин… – Она с сомнением приподняла бровь, чуть улыбнулась сама. Никакой реакции. С каких это пор Саммаэль научился обуздывать свой нрав? Раньше он выходил из себя, стоило только помянуть имя Льюса Тэрина. – Если он не заставит тебя бежать из Иллиана с быстротой коса, взбирающегося на дерево, может быть…

– Возможно, тебе придется ждать этого слишком долго, – прервал ее Саммаэль. – Я хочу сказать, слишком долго для тебя.

– Это следует понимать как угрозу? – Наряд ее приобрел бледно-розовый цвет, и Грендаль не стала его менять. Пусть Саммаэль видит, что она сердится. – Я-то думала, ты давно понял, что угрожать мне неразумно.

– Помилуй, Грендаль, какие угрозы! – ответил он с неколебимым спокойствием. Похоже, его решительно ничем не проймешь. – Я только привожу факты. Ал’Тор не нападет на меня, а я на него. И разумеется, я согласился не оказывать помощь никому из Избранных, если ал’Тор их найдет. Все это соответствует воле Великого повелителя, не так ли?

– Безусловно. – Лицо Грендаль оставалось спокойным, но стрейт приобрел темно-розовый оттенок, лишившись дымчатой пелены. Этот цвет отчасти выдавал ее гнев. За словами Саммаэля, несомненно, что-то скрывалось, но поди узнай что.

– А это значит, – продолжал он, – что в День возвращения я, скорее всего, останусь единственным, кто будет противостоять ал’Тору лицом к лицу.

– Сомнительно, чтобы ему удалось перебить нас всех, – с деланой ухмылкой отвечала Грендаль, но ей было вовсе не до смеха. Слишком много Избранных уже погибло. А Саммаэль, должно быть,нашел способ остаться в стороне до последнего дня – вот единственное объяснение.

– Ты уверена? Даже если он прознает, где вы все скрываетесь? – Улыбка его стала еще шире. – Я уверен, что Демандред строит свои планы, но где он прячется? Где Семираг, Месана? Как насчет Асмодиана, Ланфир и Могидин?

Холодный обруч снова стянул ей голову. Он ни за что не решился бы сидеть здесь развалясь и говорить таким тоном – даже помыслить о том не осмелился бы, – если только не…

– Асмодиан и Ланфир мертвы. Да и Могидин, я уверена, тоже. – Грендаль удивилась тому, как нервно и хрипло звучал ее голос. Похоже, вино даже не смачивало горла.

– А остальные? – Это был лишь вопрос, в тоне Саммаэля не слышалось даже намека на настойчивость, но по спине Грендаль пробежали мурашки.

– Я сказала тебе все, что знаю, Саммаэль.

– И при этом ничего не сказала. А когда я стану Ни’блисом, то выберу того, кто будет стоять лишь ступенью ниже меня. Того, кто должен будет остаться в живых, чтобы удостоиться прикосновения Великого повелителя.

– Ты хочешь сказать, что побывал в Шайол Гул? Что Великий повелитель обещал тебе?..

– Ты все узнаешь, когда придет время, не раньше. Но позволь дать тебе небольшой совет, Грендаль. Готовься сейчас. Заранее. Где они?

Грендаль лихорадочно пыталась найти единственно правильное решение. Должно быть, ему действительно обещано, хотя почему ему? Но времени гадать не было. В конце концов, Великий повелитель выбирает кого ему заблагорассудится. И Саммаэлю известно, где она обосновалась. Конечно, ей ничего не стоило бы исчезнуть из Арад Домана – отказ от привычных маленьких удовольствий и забав не столь уж высокая плата. Даже от больших – ими, наверное, тоже пришлось бы поступиться, если вдруг по пятам за ней кинется ал’Тор – или Льюс Тэрин. Но у нее не было намерения открыто выступать против ал’Тора. Уж коли он одолел Ишамаэля и Равина, она не станет рисковать и испытывать его силу. Должно быть, Саммаэльдействительно заручился обещанием, но если бы он сейчас умер… Как же! Наверняка держится за саидин, в противном случае только сумасшедший позволил бы себе говорить подобные вещи. Стоит ей попытаться обнять саидар, он мгновенно это почувствует. И тогда умрет она. Да, должно быть, ему и правда обещано.

– Я… я не знаю, где Демандред и Семираг. Месана… Она в Белой Башне. Это все, что мне известно, клянусь. – Грудь ее словно сжало тисками, и хватка эта ослабла, лишь когда он наконец кивнул.

– Ты найдешь для меня остальных. – То был не вопрос, а утверждение. – Всех, Грендаль. А если хочешь, чтобы я поверил в чью-либо смерть, покажи мне труп.