– Давид, я тоже не спала. Мы с мамой сидели у окна, видели, как ты подъехал и долго крутился вокруг дома. Мама хотела выйти и позвать тебя, я не позволила. Потом ты уехал, через два-три часа опять пришел. Я уже сидела одна, чувствовала, что ты придешь. Хотела окликнуть тебя, но удержалась, поняла, что произойдет непоправимое. В глубине души я, конечно, благодарна тебе, но… все было очень жестоко и не по-человечески.
– Мари… так получается, ты… в общем… Ты, как будто, не совсем равнодушна ко мне?
– Мне это все не нравится, Давид. У нас разные жизни. Ты в своей стране, все здесь для тебя естественно. Подумаешь – избили человека до полусмерти! Да, подлого и отвратительного, но это для тебя и твоих друзей обычное явление. Умрет – кому какое дело? А я тут не чувствую себя своей, многое мне чуждо. Как же мне жалко родителей! Мама плачет по ночам, тоскует по родине, по своим родителям, брату и сестре, парижскому хлебу, парижским улицам… Папа чувствует себя виноватым за то, что привез нас сюда. В общем, жизнь у нас тут не сложилась. Я бы и рада быть как все, но не получается. Должно быть, внутренне я другая…
– Мари… – я не знал, что сказать. – Мари, пойдем, сходим куда-нибудь? В кино или в кафе…
– Нет, ничего я не хочу. Пойду домой, родители будут беспокоиться.
– Давай им позвоним!
– У нас нет телефона, папа никак не может его получить…
– Тогда я тебя провожу. К тому же твоя мама обещала мне гато, а может, и кофе попробую.
– Хорошо, поехали, – устало ответила она. – И с кем я связалась? Тебе бы во дворе в футбол играть, а не ухаживать за взрослой девушкой…
– Эй, взрослая девушка, нам обоим по восемнадцать лет! – рассмеялся я. – Ну ладно, ты на месяц-два старше – подумаешь, большая разница!
– Да, к сожалению, это большая разница. Скоро ты это поймешь…
На улице нас догнал Рафа.
– Здравствуй, Мари!.. Друг, мы опаздываем на тренировку, ты начал их пропускать.
– Нет, Рафа, сегодня не могу. Я должен проводить Мари.
– Ух ты! Мари, он что, в женихи к тебе записался?
– Давид, Рафа прав. Иди на тренировку. А на твой вопрос, Рафа, отвечу: вам, ребята, еще нужно повзрослеть. То, что вы накачали большие мускулы и научились драться, не значит, что вы выросли.
Мари отвернулась и быстро пошла к остановке.
– Рафа, – я бросился за ней. – Иди по своим делам, я не приду…
Когда я догнал Мари, троллейбус уже подошел. Мы поднялись в салон, обмениваясь ничего не значащими фразами.
– Мари, почему ты всегда опаздываешь по утрам на занятия?
– Пропускаю переполненные троллейбусы. Неприятно толкаться, стоять всю дорогу вплотную к другим пассажирам. Да и от мужчин иногда дурно пахнет. Добираюсь, как получается: то на маршрутном такси, то на обычном. Почти всю свою стипендию трачу на транспорт…
Выйдя из троллейбуса, метрах в десяти от остановки мы заметили Черныша с кровоподтеками и синяками под глазами. Он оживленно что-то рассказывал двум другим парням.
– Привет, Черныш!
– Привет, брат… Давид. Я Герман, ну, Гера.
– Надо же, ты и имя мое знаешь… Гера.
– Вы же звали там друг друга… Я запомнил тебя, Рафу, еще кое-кого.
– Лучше забудь, Гера. Здоровее будешь. А вот если увидишь, что кто-то на улице обижает Мари, шкуру с него спусти, а не то я огорчусь… Ты же здесь авторитет. Идет?
– Не беспокойся, брат, – заулыбался Черныш. – Мари никто и пальцем не тронет, уши отрежу!
– Как быстро ты нашел с ними общий язык, вот уж не думала… – задумчиво произнесла Мари. – А может, ты как-нибудь и пива с ними у магазина попьешь?
– Почему бы и нет? Нельзя отрываться от народа. Но ты же знаешь – я пью только молоко!
Моя шутка была вполне правдивой. Я и в самом деле еще ни разу в жизни не пробовал хмельных напитков, даже пива, и дома никогда не видел, чтобы папа пил. Одну и ту же бутылку коньяка мама могла выставлять на стол перед гостями несколько месяцев подряд. Как ни удивительно, Гавар, холодная высокогорная область, откуда был родом мой папа, славился именно своими пьющими жителями. Все анекдоты о пьянстве в Армении – о гаварцах. Но папа, а вслед за ним и мы с братом вообще не употребляли алкоголь. Лишь спустя несколько лет, уже в России, я постепенно привык к умеренному употреблению спиртного.
– Постой, Мари, а как же я в первый раз с пустыми руками к вам домой приду? Смотри, у магазина на улице продают арбузы, дыни – может, купить?
– Давид, никто тебя официально не приглашал.
– Ну вот. Неужели все французы такие негостеприимные? Но ты же наполовину армянка, так что должна быть гостеприимной хотя бы на пятьдесят процентов. А вдруг твоя мама встретит нас у калитки и пригласит?
– Не встретит. Или ты хочешь, чтобы мои родители встречали тебя с аплодисментами и хлебом-солью, рассыпаясь в благодарностях за то, что ты спас их несчастную дочурку, беззащитную репатриантку, от страшных мафиози?
Но я уже покупал большой, килограммов на десять, арбуз и дыню.
– Слушай, друг, – обратился к продавцу, – у тебя есть здесь помощник? Пусть мой арбуз и дыню принесут…
– Я знаю, где живет мсье Азат[8 - Азат – по-армянски «свободный».], – улыбнулся продавец. – Сейчас доставим.
– Спасибо, друг! Я не знал, что отца Мари зовут Азат. Вот, возьми рубль[9 - По покупательной способности один рубль в 1959 г. равнялся примерно ста современным рублям.]!
– Да-да, Азат. Оставь, парень, не надо денег.
Мари, успевшая уйти вперед на десять – пятнадцать шагов, остановилась.
– Ты что, Давид, хочешь, чтобы вся улица тебя знала? Если завтра меня будет провожать другой человек, это станет интересной новостью для всех. Люди спросят: а где же тот юный герой с рюкзаком?
– Другой – ты имеешь в виду аспиранта? Кстати, он дает тебе знать о своем существовании?
– А тебе не кажется, что это не твое дело?
– Нет, Мари, не кажется. Приедет он или не приедет, еще неизвестно, а я здесь. Кстати, какие у него были отношения с Жоко? Может, они дружили?
– Дальше остановки он меня не провожал. По моей просьбе.
– И такой парень смог тебе понравиться?
– Почему бы нет? Он очень интеллигентный и разумный.
– Ну-ну. Настолько интеллигентный, что не поинтересовался, почему нельзя проводить тебя до дома, не спросил, не обижает ли тебя уличная шпана? Нетрудно же догадаться, что такая девушка, как ты, не может не привлечь внимание этих «рыцарей»!
Щеки Мари вспыхнули, но девушка ничего не ответила. До ее дома мы дошли в молчании. Я был прав: калитку открыла мадам Сильвия с сигаретой в руке.