Темные проемы. Тайные дела

– Да, заскочила на несколько минут.

– Там все в порядке? – Она явно хотела задать гораздо более детальный вопрос, но ее что-то остановило.

– Да, насколько могу судить, – решила и я обойтись кратким ответом.

– Тогда, пожалуйста, принесите оттуда кое-какие вещи… ну, когда навестите Салли в следующий раз. Думаю, я могу поручить вам такое дело.

– Хорошо, попробую. – Вспомнив о доме, я задумалась, что? оттуда так срочно могло понадобиться. – Загляну к вам завтра. – Кошка, мурча, проводила меня до двери. – Надеюсь, я смогу увидеть Салли.

Мисс Гарвис только кивнула.

И все-таки я не могла проигнорировать ту заднюю комнату, где не горел свет. Да, я ее боялась, но любопытство было сильнее страха – даже страха перед неизведанным, который сам по себе сильнее оторопи перед чьей-то скверной тайной. Ох, если бы я только смогла заручиться чьей-то помощью! Увы, но только сейчас я остро осознала – как только Салли выбыла из моей жизни, я осталась практически в одиночестве.

Снова войдя в гостиную, я сняла намокшие под дождем плащ и берет и, проявив некое благоразумие, оставила их не слишком далеко от входной двери; немного постояла у зеркала, расчесывая спутавшиеся волосы. Смеркалось; порывистый ветер направлял струи дождя прямо в большое эркерное окно, укрепляя власть темноты в доме и превращая мир снаружи в отгороженную волнистой мембраной недостижимую даль. Оконная рама, как я заметила, сильно протекает – на полу уже собрались лужи.

Подняв воротник свитера, я достала фонарик и направилась прямо к интересующей меня комнате. Почти сразу луч электрического света помог мне найти выключатель. Он располагался на обычной высоте, но примерно в трех футах от дверного проема – будто бы специально, чтобы тот, кто входил сюда, не мог дотянуться до него в первые же секунды.

Я много раздумывала о том, что ждет меня здесь, но открытие все равно удивило меня. «Родные» стены комнаты кто-то обложил каменной кладкой в три ряда – заползающей даже на потолок, образуя подобие арочного свода. Кладка была уложена неумело, выглядела так, будто свод вот-вот рухнет. Внутренняя часть двери была укреплена одним листом железа. Окна вообще не осталось; примитивная система электрического освещения имелась, но ни отопления, ни вентиляции, похоже, не было предусмотрено. Вероятно, предназначалась эта комната для пережидания воздушных налетов – она явно успела «пожить» в подобном виде какое-то время. Тем страннее было обнаружить в этом каменном мешке следы чьего-то бытования.

В этом жутком помещении стояло с десяток книжных полок из неотделанного дерева, заставленных заплесневелыми фолиантами, несколько потертых кресел, большой рабочий стол, заваленный бумагами, и койка, которая, как и кровать наверху, имела следы недавнего использования. Самыми странными вещами были маленькая пепельница рядом с кроватью, заваленная окурками, и пустая чашка из-под кофе. Я подняла подушку; белье Салли лежало под ней – не сложенное, а просто засунутое кое-как. Трудно было устоять перед неприятной мыслью, что сперва она спала в комнате наверху, а потом по каким-то причинам спустилась в эту комнату-пещеру, из которой, как она сама говорила, ее отец никогда не выходил.

Видит Бог, я руководствовалась больше воображением, чем доводами рассудка, когда предполагала, что доктор Тесслер в какой-то момент жизни обезумел, и это помещение ему заменило палату с мягкой обивкой стен. Казалось невероятным, что все детство Салли ее отец провел в своего рода заточении. Кроме того, комната ужасным образом напоминала склеп. Возможно, доктор возомнил себя кем-то из тех провидцев, которые посвящали себя размышлениям о Конце и окружали себя символами смертности, как Донн с его саваном? Трудно было представить Салли в этой же роли. Думаю, какое-то время я сопротивлялась осознанию мало-мальски правдоподобных сценариев, придавая серьезный вес всяким иным догадкам, лезущим мне в голову. Хорошо, если все-таки каземат, а не склеп и не место заточения, – значит, в этом доме есть от чего защищаться? Допустим. Вполне убедительно. Запертые двери, запустение верхнего этажа, странное поведение Салли – все это укладывается в картину. Я погасила тусклую лампочку, висящую на витом шнуре.

Запирая дверь библиотеки, я задавалась вопросами о неизвестных бедствиях, которые мог повлечь вчера мой несвоевременный уход отсюда. Я сделала несколько шагов обратно по коридору из библиотеки в гостиную, вся в своих мыслях, но при этом – настороже. Но мысли на поверку оказались неглубоки, а моя бдительность – недостаточна; ибо, когда я вернулась в гостиную при почти полностью исчезнувшем дневном свете, я увидела его и вся обмерла, не готовая к зрелищу.

Он явил себя на считанные секунды, как мимолетная вспышка. Он, похоже, с умыслом встал прямо у большого эркера, дающего какое-никакое освещение с улицы – точно хотел, чтобы я его видела. Он стоял вполоборота, так, чтобы лицо – кипенно-белое и усушенное, как у мумии, с проступающим сквозь кожу черепом, – все же различалось хотя бы отчасти; угадывалась и высокая линия тонких, как паутина, волос. Думаю, он был одет в черное – во что-то вроде фрака или сюртука. Единственное, что я разглядеть не смогла, – это, конечно, глаза. Излишне говорить, что он исчез почти сразу, как только я обратила на этот чуждый, слегка ссутуленный силуэт внимание; сразу – но все же почти, не в мгновение ока, оставив мне целую секунду, чтобы моргнуть. Первой моей мыслью было то, что мне явился сам доктор Тесслер – живой или мертвый, – но уже вскоре я сочла, что такого всяко не может быть.

В тот вечер я попыталась рассказать обо всем отцу. Я всегда считала его добрейшим из людей, но могучие волны взрослой жизни уж слишком разнесли нас по сторонам. Что ж, от него я хотя бы смогу получить неожиданный, нетривиальный ответ. Когда я закончила свой рассказ – хотя я не выложила ему прямо-таки все, – он, до этого крайне внимательно слушавший и задававший проницательные вопросы касательно тех или иных лакун моей истории, сказал:

– Если тебе интересно мое мнение, я им поделюсь.

– Конечно, давай!

– Как по мне, тут все просто. Вся эта кутерьма с Салли – совершенно не твоя забота. – Эти слова прозвучали резковато, и он улыбнулся – хотя взгляд его остался очень серьезным.

– Но я… я неравнодушна к Салли. Кроме того, мисс Гарвис попросила меня…

– Мисс Гарвис попросила тебя заглянуть и посмотреть, не пришла ли почта – и все ли в порядке в целом. Изучать дом сверху донизу при этом необязательно, правда же?

Тут он, конечно, был прав – но не железно прав.

– Салли не позволяет почтальону доставлять почту, – возразила я. – Она забирала свои письма из почтового отделения сама – до того, как ее сбили. Понятия не имею почему.

– И не пытайся понять, – сказал отец.

– Но кого я видела? Черт с ним, с правом ходить по чужому дому, – тот человек…

– Мел, – сказал мой отец, – кто из нас писатель? Разве к этому времени ты не заметила, что жизнь каждого человека полна вещей, которые другим понять попросту не дано? Если что-то тебе до конца и понятно – это ситуация из ряда вон. Знавал я одного типа – свел знакомство, когда только приехал в Лондон… – Тут он умолк ненадолго и развивать мысль не стал. – К счастью, жизнь и не требует от нас всеохватного понимания. И уж точно она не требует от нас слишком пристального интереса к делам других.

Совершенно сбитая с толку, я ничего не сказала. Отец похлопал меня по плечу.

– Знаешь, иногда, при плохом свете, людям всякое чудится… особенно тонко чувствующим девочкам вроде тебя, Мел. – Прошло уж столько лет с моего детства, а он все еще зачем-то называл меня «девочкой».

Когда я поднималась наверх, чтобы лечь спать, мне пришло в голову, что снова кое-что забыла; а именно – забрать «кое-какие вещи» Салли.

Естественно, мисс Гарвис первым делом спросила меня именно о них.

– Мне очень жаль. Я забыла. Наверное, из-за дождя, – рассыпалась я в извинениях, как ученица перед учительницей.

Мисс Гарвис слегка цокнула языком. Но ее мысли были заняты другим. Она прошла к двери, выходящей из ее кабинета на сестринский пост.

– Серена!

– Да, мисс Гарвис? – донесся голос младшей медсестры.

– Проследи, чтобы меня не беспокоили какое-то время, хорошо? Я скажу тебе, когда закончу свои дела.

– Да, мисс Гарвис. – Дверь робко затворилась изнутри.

– Я хочу сказать вам кое-что по секрету, – сказала она, повернувшись ко мне.

Я улыбнулась. Заранее оказанное доверие редко бывает оправданным.

– Вам известны наши распорядки. Мы взяли ряд анализов у Салли. Один результат у нас вызвал весьма конкретные подозрения. – Мисс Гарвис чиркнула спичкой о запальник у себя на столе и, кажется, на мгновение забыла, что это все – ради сигареты, зажатой у нее в пальцах свободной руки. – Вы знали, что ваша подруга беременна?

– Нет, – ответила я. – Но это, в принципе, могло бы кое-что объяснить.

– Конечно, я вам о таком говорить не должна. Частная жизнь наших пациентов – дело неприкосновенное. Но состояние Салли до того аномально… говорите, вы не знаете, есть ли у нее живые родственники?

– Их нет. Я к вашим услугам.

– Вы не могли бы поселить ее у себя? Не прямо сейчас, конечно, а как мы выпишем ее – хотя бы на первое время. Салли явно нужна компания.

– Она не согласится жить со мной. Я ей уже предлагала.

Мисс Гарвис удивленно выпустила дым:

– Зачем?

– Боюсь, это мое дело.

– Вы не знаете, кто отец?

Я промолчала.

– Не то чтобы Салли была молодой девушкой. Честно говоря, есть в ее состоянии такие особенности, которые мне решительно не нравятся.

Настала моя очередь задавать вопросы.