«Уолдо», «Неприятная профессия Джонатана Хога» и другие истории

– Док, привет!

Когда дверь распахнулась, Джеймс Стивенс встал с кресла и двинулся навстречу хозяину.

– Здоров, Джеймс. Налей себе чего-нибудь. Ах, уже налил? Ну тогда налей мне.

– Есть такое дело.

Пока гость справлялся с поручением, Граймс избавился от своего допотопного пальто до пят и швырнул его в сторону вешалки. Пальто тяжко бухнулось на пол, куда более тяжко, чем можно было ожидать по внешнему виду, несмотря на солидные размеры. И глухо лязгнуло.

А Граймс, согнувшись в три погибели, взялся снимать объемистые штаны, такие же увесистые, как и пальто. Под ними оказалось обычное иссиня-черное рабочее трико. Этот стиль ему совсем не подходил. Существу, не искушенному в человеческой культуре одежды, скажем гипотетическому жителю Антареса, этот стиль мог показаться вульгарным или даже безобразным. В этом трико доктор походил на старого жирного жука-навозника.

Джеймс Стивенс оставил без внимания трико, но на сброшенную одежду глянул с неодобрением.

– Все еще таскаете эти дурацкие доспехи, – не удержался он от комментария.

– А как же!

– Док, не доведет вас до добра эта хренация. Только здоровье себе портите.

– Без нее быстрей испорчу.

– Не надо. Я только в лаборатории доспехи ношу, а больше нигде. И как видите, на здоровье не жалуюсь.

– И зря.

Граймс подошел к табуретке, на которую пересел Стивенс, и скомандовал:

– А ну ногу на ногу!

И чуть только Стивенс исполнил приказ, ребром ладони резко ткнул гостя под коленную чашечку. Сработало еле-еле.

– Паршиво, – отметил Граймс, оттянул гостю веко и глянул на глазное яблоко. Покачал головой и изрек: – Дрянь дело.

Стивенс досадливо отстранился:

– Со мной все тип-топ. И речь не обо мне, а о вас.

– Это в каком же смысле?

– А в таком. Холера вас забери, док, вы же репутацию теряете. Послушали бы, что о вас болтают.

Граймс кивнул:

– Слышал, и не раз. Мол, бедняга Гэс Граймс на старости лет маленько того. Зря волнуешься по этому поводу. Я всю жизнь как ходил не в ногу со всеми, так и хожу. А вот у тебя с коэффициентом усталости наверняка непорядок. Сколько тебе выводят?

– Понятия не имею. Здоров как бык.

– Как бык, говоришь? Да я тебя побью в двух раундах из трех.

Стивенс потер веки:

– Док, кончайте проезжаться на мой счет. Расклеился я, ваша правда. Сам знаю, но это от переутомления, а не от чего-нибудь.

– Уши вянут! Джеймс, ты приличный специалист по излучениям, физик…

– Не физик, а инженер.

– Ладно, пусть инженер. Но не медик. Пойми, нельзя год за годом поливать организм всеми видами излучения, как из бочки, и не поплатиться за это. Организм не рассчитан на такие процедуры.

– В лаборатории я ношу доспехи. Вы же в курсе.

– Слава богу. А вне лаборатории?

– Слушайте, док! Очень не хотелось бы затрагивать эту тему, но вы же несете чушь. Конечно, сейчас в воздухе повсюду рассеяна лучистая энергия, но совершенно безвредная. Специалисты по коллоидной химии…

– Обхихимия это калоидная, а не химия!

– Но вы же должны признать, что баланс организма – это предмет изучения коллоидной химии.

– Я ничего не должен признавать. Живые ткани построены на коллоидах, и я согласен, это так и есть. Но я уже сорок лет кряду твержу, что живые ткани нельзя подвергать разному облучению, вперед досконально не разобравшись в возможных последствиях. С точки зрения эволюции человеческий организм рассчитан на адаптацию только к естественному облучению со стороны Солнца, да и то к ослабленному за счет толстого ионизированного слоя в атмосфере, да и не так чтобы очень. А уж где такого слоя нет… Ты когда-нибудь видел, что такое солярно-рентгеновский рак?

– Не довелось.

– Ах да, ты еще слишком молод. А вот мне довелось. Я еще интерном был, когда пришлось ассистировать при аутопсии этой штуки. Парнишка был участник второй экспедиции на Венеру. Четыреста тридцать восемь метастазов мы в нем насчитали, да так и не досчитали – бросили.

– Солярно-рентгеновского рака больше не существует.

– И слава богу. Но урок нам был дан, и забывать его грешно. Дай волю вашей гениальной пацанве – вы у себя в лабораториях такую кашу заварите, что никакая медицина разобраться не поспеет. Мы же поневоле отстаем. Ничего не знаем, покуда не проявится, а проявляется-то не вдруг. А тогда, когда вы уже понакрываетесь.

Граймс тяжело сел, и внезапно стало видно, что он измучен и утомлен не меньше своего куда более молодого гостя. И Стивенс ощутил, что у него язык не поворачивается продолжить этот разговор. Что-то в этом роде бывает, когда твой самый близкий друг ни с того ни с сего втюривается в совершеннейшее черт знает что. Он сидел и ломал голову, как бы не ляпнуть что-нибудь не то.

И решил переменить тему:

– Док, я не просто так пришел. Есть несколько вопросов для обсуждения.

– Например?

– Во-первых, относительно отпуска. Сам понимаю, что расклеился. Переутомился, так что, похоже, нужен отпуск. А во-вторых, я к вам насчет Уолдо.

– То есть?

– Вот именно. Насчет Уолдо Фартингуэйт-Джонса, благослови Господь его непреклонное и злое сердце.

– Уолдо? Уж он-то тут каким боком? Никак тебя вдруг заинтересовала myasthenia gravis?[5 - Myasthenia gravis – хроническое заболевание, при котором происходит нарастающее ослабление всех мышц организма. – Примеч. С. В. Голд.]

– Ни в коем разе. Его состояние мне абсолютно без разницы, страдай он плюс ко всему еще и чесоткой, перхотью и бессонницей, чего от души ему желаю. Но мне надо задействовать его мозги.

– Ах вот как?