Туннель в небе. Есть скафандр – готов путешествовать (сборник)

Мистер Уокер взглянул на жену, потом на дочь.

– Мама опять расстроилась, дорогая. Кое-какие темы, что мы сегодня затрагиваем, едва ли годятся для беседы под Лампой Мира.

– Меня спросили – я ответила.

– Может быть, может быть…

– А может быть, пора ее выключить. Все уже поели.

– Если хочешь. Хотя поспешность тут вряд ли уместна.

– Ничего. Господь прекрасно знает, что мы не вечны. – Она повернулась к Роду. – Слабо тебе исчезнуть на какое-то время, братец? Мне нужно поговорить с родителями.

– Ты себя ведешь так, словно я…

– Сгинь. Увидимся позже.

Род ушел, чувствуя себя обиженным, и, выходя из комнаты, заметил, как сестра задула Лампу Мира.

Когда Элен заглянула в его комнату, он все еще составлял список.

– Привет.

– Привет, Элен.

– Чем занимаешься? Думаешь, что взять с собой на «выживание»?

– Вроде как.

– Не возражаешь, если я здесь у тебя устроюсь? – Она скинула с кровати разложенные там вещи и расположилась поудобнее. – Этим мы займемся позже.

Род обдумал сказанное.

– Ты имеешь в виду, что отец не будет больше возражать?

– Точно. Я долбила свое, пока он не узрел наконец свет истины. Но об этом опять же после. Сначала я хочу кое-что тебе сообщить, братец.

– Например?

– Во-первых, наши родители отнюдь не так глупы, как тебе представляется. Собственно говоря, они совсем не глупы.

– А я ничего такого никогда и не говорил! – возразил Род, сознавая с чувством вины, что именно так он совсем недавно думал.

– Нет, конечно. Но я слышала, что происходило перед обедом, и ты тоже слышал. Отец пытался употребить свою власть и не желал ничего слушать. Я не знаю, приходило ли тебе в голову, какая это тяжелая работа – родитель. Может быть, самая тяжелая на свете, особенно если у тебя нет таланта. К отцу это в какой-то мере относится. Он знает свою работу, старается и делает ее добросовестно. По большей части справляется, хотя иногда делает ошибки вроде сегодняшней. Но одного ты еще не знаешь: папа может скоро умереть.

– Что? Как? – Рода словно ударили. – Я не знал, что он болен.

– Так и было задумано. Но не сходи с ума, выход еще есть. Папа сильно болен и может умереть через несколько недель – если только не предпринять решительных шагов. Что они и сделали. Так что успокойся.

Коротко и ничего не скрывая, она обрисовала ему ситуацию: мистер Уокер действительно страдал функциональным расстройством организма, от которого медленно умирал. Болезнь оказалась не под силу современному медицинскому искусству. Он мог протянуть еще несколько недель или месяцев, но в конце концов должен был умереть.

Род уронил голову на руки, проклиная себя за невнимательность. Отец умирал, а он даже ничего не заметил. От него скрыли это, как от малого ребенка, а он оказался слишком глуп, чтобы заметить самому.

Элен тронула его за плечо:

– Не надо. Нет ничего глупее, чем ругать себя, когда от тебя ничего не зависит. В любом случае мы уже предприняли необходимые шаги.

– Но какие? Ты сама сказала, что медицина бессильна.

– Успокойся и помолчи. Родители хотят совершить прыжок Рамсботхэма с соотношением пятьсот к одному – двадцать лет за две недели. Они уже подписали контракт с «Энтропи инкорпорейтед». Папа оставил работу в «Дженерал синтетикс» и сворачивает все остальные дела. В следующую среду они должны распрощаться с сегодняшним миром, поэтому отец и возражал против твоих планов. Он в тебе души не чает. Бог знает почему.

Род пытался разобраться во всех этих свалившихся на него новостях. Временной прыжок… ну конечно же! Отец останется жив еще двадцать лет. Но…

– Послушай, Элен, но ведь это ничего не даст! Я понимаю, двадцать лет, но для них пройдет всего две недели… и отец останется таким же больным. Я знаю о таком случае: для прадеда Хэнка Роббинса сделали то же самое, но он все равно умер, сразу после того, как его достали из стасисного поля. Мне сам Хэнк рассказывал.

Сестра пожала плечами:

– Может быть, это и в самом деле безнадежный случай. Но лечащий врач отца, доктор Хенсли, сказал, что надежда есть… только через двадцать лет. Я ничего не понимаю в медкоррекции метаболизма, но Хенсли уверяет, что медики уже сейчас на грани открытия, а через двадцать лет они залатают отца так же легко, как сейчас людям отращивают новую ногу.

– Ты думаешь, так и будет?

– Откуда мне знать? В таких случаях остается лишь нанять самого лучшего специалиста, а затем поступить, как он посоветует. Если мы этого не сделаем, папа умрет. Потому мы и согласились.

– Да-да, конечно. Мы просто обязаны…

Сестра пристально посмотрела на него и добавила:

– Ладно. Хочешь поговорить с ними?

– Что? – Неожиданный вопрос сбил Рода с толку. – Зачем? Они меня ждут?

– Нет. Я убедила их ничего не рассказывать тебе. А затем пришла сюда и рассказала все сама. Теперь ты можешь поступить, как захочешь, – можешь сделать вид, что ничего не знаешь, а можешь признаться, после чего мама будет весь вечер плакать, а отец наставлять тебя последними «мужскими» советами, которым ты все равно не последуешь. В конце концов около полуночи ты вернешься сюда с совершенно истерзанными нервами и начнешь собираться. Сам решай. Я сделала все, чтобы избавить тебя от этой сцены. Так всем будет легче. По мне, так лучше уходить по-кошачьи.

Род совсем растерялся. Не попрощаться, думал он, будет неестественно, неблагодарно, как-то не по-семейному, но и само прощание казалось невыносимо тягостным.

– Что значит «по-кошачьи»?

– Когда кошка приходит, она устраивает целое представление – тычется носом в ноги, трется вокруг тебя и урчит, как трактор. Но, уходя, она просто уходит и даже не оглядывается. Кошки – животные умные.

– И что…

– Помни еще, – добавила Элен, – что они делают это ради себя. Ты тут ни при чем.

– Но отец просто должен…

– Разумеется, должен, если хочет выздороветь. – Она никак не могла решить, стоит ли упоминать, что стоимость временно?го прыжка оставит Рода практически без средств, но в конце концов пришла к выводу, что это лишнее. – Однако мама ничего такого не должна.

– Как же? Она должна быть с отцом.