Отступник

Гвенвивар прыгнула – и тут раздался взрыв. Огненный шар взметнулся в ночь Мензоберранзана, выбивая с восточной стены и с потолка большой пещеры осколки камней. Дзирт и Мазой были сбиты с ног.

– Теперь Гвенвивар не принадлежит ни одному из нас, – усмехнулся Мазой и бросил статуэтку на землю.

Дзирт, в котором гнев боролся с отчаянием, прорычал в ответ:

– Теперь не осталось ни одного Де Вира, который хотел бы отомстить Дому До'Урден.

Единственным объектом гнева остался Мазой, и его издевательский смех заставил Дзирта броситься к нему в порыве ярости.

Как только Дзирт поравнялся с ним, Мазой щелкнул пальцами и исчез.

– Невидимка! – взревел Дзирт, беспомощно хватая воздух перед собой.

Наконец здравый смысл пересилил слепую ярость, и Дзирт осознал, что Мазоя перед ним уже нет. Каким же глупцом должен он казаться магу, каким беспомощным!

Припав к земле, Дзирт прислушался. Сверху, со стены пещеры, доносилось отдаленное пение.

Инстинкт подсказывал ему броситься в сторону, однако теперь он лучше знал колдуна и понимал, что именно этого тот ждет сейчас от него. Сделав вид, что сворачивает налево, Дзирт услышал заключительные слова творимого заклинания. И когда огненный взрыв прогремел слева, не причинив ему вреда, Дзирт быстро устремился вперед, надеясь, что зрение к нему вернется как раз к тому моменту, как он приблизится к магу.

– Будь ты проклят! – закричал Мазой, поняв свою ошибку, когда шар взорвался впустую.

Гнев его превратился в ужас, когда он увидел Дзирта, перепрыгивающего через булыжники и пересекающего края насыпи с грацией охотящейся пантеры.

Мазой стал шарить в карманах в поисках предметов для очередного заклинания. Нужно было спешить. Он находился на высоте двадцати футов над полом пещеры, удерживаясь на узком уступе, но Дзирт двигался быстро, невероятно быстро!

Дзирт не замечал земли под ногами. В обычных условиях стена пещеры могла бы показаться недоступной для подъема, но теперь он не думал об этом. Гвенвивар была для него потеряна. Гвенвивар погибла.

Этот отвратительный маг на стене, воплощение дьявольского зла, был тому причиной. Дзирт подпрыгнул на стену, обнаружил, что одна его рука свободна (очевидно, одна из сабель упала), и нащупал этой рукой небольшой выступ, за который сумел ухватиться. Он понимал, что этой опоры недостаточно, но его мозг отказывался подчиниться сопротивляющимся мускулам. Ему оставалось всего десять футов подъема.

Очередной заряд энергии полетел в Дзирта, чуть не задев его. Пренебрегая болью, он услышал собственный исступленный крик:

– Сколько еще у тебя в запасе заклинаний, маг?

Когда Дзирт взглянул вверх и его лиловые глаза сверкнули испепеляющим светом, как будто вынося приговор, Мазой отшатнулся. Много раз он наблюдал за Дзиртом в схватках, и все то время, пока он строил планы уничтожения юноши, зрелище это стояло у него перед глазами.

Но никогда до этого Мазою не доводилось видеть разъяренного Дзирта. Иначе он бы никогда не осмелился напасть на него. Да он бы скорее посоветовал Матери СиНафай сесть задницей на сталагмит, чем согласился бы исполнить ее поручение.

Какое заклинание будет следующим? И есть ли заклинание, способное усмирить такое чудовище, как Дзирт До'Урден?

Пылающая жаром ярости рука ухватилась за край уступа. Мазой наступил на нее пяткой сапога. Пальцы треснули – маг знал, что они сломаны, – но Дзирт каким-то чудом оказался наверху, рядом с ним, и клинок сабли проник между ребер Мазоя.

– Пальцы сломаны! – в знак протеста выдохнул умирающий маг.

Взглянув на свою руку и впервые почувствовав боль, Дзирт равнодушно сказал:

– Возможно. Но они срастутся.

* * *

Прихрамывая, Дзирт отыскал вторую саблю и осторожно проложил себе путь по булыжникам одного из отвалов. Стараясь умерить страх в разбитом сердце, он заставил себе оглядеть разрушенную вершину отвала. Боковая сторона глыбы мрачно мерцала в гаснущем пламени, как путеводная звезда для пробуждающегося города.

Или для злоумышленников.

На дне пещеры лежали разбросанные части тела Альтона Де Вира, окруженные тлеющей одеждой.

– Обрел ли ты покой, Безликий? – прошептал Дзирт, освобождаясь от остатков гнева.

Он вспомнил покушение, которое предпринял на него Альтон в Академии. Тогда безликий маг и Мазой объяснили это как проверку подающего надежды воина.

– Долго же ты вынашивал свою ненависть, – пробормотал Дзирт, обращаясь к бренным останкам Альтона.

Но не Альтон Де Вир был сейчас предметом его забот. Дзирт осмотрел остальную часть отвала, ища хоть какой-нибудь ключ к разгадке судьбы Гвенвивар, не уверенный, что волшебная пантера выжила. Не осталось даже следов, ничего, что свидетельствовало бы о том, что Гвенвивар когда-либо была здесь.

Дзирт убеждал себя, что надежды нет, но его торопливые шаги не сочетались с суровым выражением лица. Он бросился вниз, к другому сталагмиту, где были они с Мазоем, когда взорвалась волшебная палочка. И тут же увидел статуэтку из оникса.

Он осторожно взял ее в руки. Она была теплой, словно и ее согрело пламя взрыва, и Дзирту почудилось, что ее волшебная сила уменьшилась. Он хотел позвать пантеру, но не решался, зная, что Гвенвивар тяжело переносит путешествия через уровни. Если пантера ранена, решил Дзирт, нужно дать ей некоторое время для выздоровления.

– О Гвенвивар, – простонал он, – мой друг, мой храбрый друг! – и опустил статуэтку в карман.

Можно было только надеяться, что Гвенвивар уцелела.

Глава 29

Один

Обходя сталагмиты, Дзирт пошел обратно, к телу Мазоя Ган'етта. У него действительно не было иного выхода, кроме как убить противника. Мазой сам определил ход битвы.

Но, глядя на труп, Дзирт понимал, что это не может служить оправданием. Он убил другого дрова, отнял жизнь у представителя своего же народа. Выходит, он такой же заложник, каким был Закнафейн в течение многих лет, заложник какого-то круговорота жестокости, которому нет конца?

– Больше никогда, – поклялся Дзирт перед мертвым телом, – больше никогда я не убью дровского эльфа.

Он с отвращением отвернулся и, взглянув на мрачные молчаливые громады огромного города дровов, понял, что долго не продержится в Мензоберранзане, если хочет сдержать данное им обещание.

Когда он шел назад по петляющим дорогам Мензоберранзана, тысячи мыслей роились в его голове. Он боролся с ними, не желая, чтобы они как-то повлияли на его состояние. Колонна Нарбондель сейчас светилась в полную силу. Начинался дровский день, в каждом уголке города заметно было оживление. Там, в мире наземных жителей, день, должно быть, самое безопасное время: убийцы предпочитают действовать в темноте. В Мензоберранзане же, в его вечной черноте, дневное время для темных эльфов оказывалось даже более опасным, чем ночное.

Дзирт тщательно выбирал дорогу, стараясь обходить стороной грибные рощи самых знатных домов, в том числе Дома Ган'етт. Не встретив больше никаких противников, он вскоре добрался до спасительного крова Дома До'Урден и ринулся в ворота, ничего не объясняя удивленным воинам и оттолкнув стоявших под балконом стражников.

Дом был непривычно тихим. А он-то считал, что все уже поднялись и готовятся к неминуемой схватке! Не задумываясь о причинах такой безмятежной тишины, он направился прямо в личные покои Закнафейна.

У каменной двери учебного зала он задержался, вцепившись в дверную ручку.

Что предложит он отцу? Уйти вдвоем? Он и Закнафейн на опасных дорогах Подземья, вступающие в бой, когда нужно, и бегущие от невыносимых законов дровов? Дзирту нравилась эта идея, но теперь, стоя у этой двери, он не был уверен, что сможет уговорить Зака следовать таким путем. Зак мог бы уйти уже давно, в любой момент в течение многих столетий своей жизни, но когда Дзирт спросил его, почему он не сделал этого, оружейник побледнел. Неужели они и в самом деле заложники той жизни, какую предлагает им Мать Мэлис и ее приспешники?

Дзирт скорчил гримасу: какой смысл спорить с самим собой, когда в двух шагах от него находится Зак!

Учебный зал был так же тих, как весь дом. Слишком тих. Правда, Дзирт и не ждал, что Зак будет здесь, но чего-то еще тут недоставало, помимо отца. Сам дух отца исчез.

Дзирт понял, что что-то не так, и направился в личную комнату Зака, все ускоряя шаги, пока не побежал. Он ворвался без стука и не удивился, увидев, что кровать пуста.