Ночные маски

Юная воительница вместе с дворфами распрощалась с наставником. Братья воинственно держались по бокам от Даники, пока она выходила из комнаты.

– Не волнуйся, – сказал ей Айвен. – Нам с братом тоже вскоре понадобится сходить в город, чтобы сделать запас еды на зиму. Можешь считать, что встреча с Кэддерли у тебя в кармане. Мы все уладим, все возьмем на себя. Кэррадун не так уж и далеко, но сейчас тебе лучше не ходить туда в одиночку.

Пайкел кивнул, признавая правоту брата. Затем они разошлись: дворфы направились вниз по лестнице в кухню, а Даника – к себе в комнату. Девушка поняла, что братья-дворфы тоже скучают по Кэддерли. Она снова откинула с лица прядь светлых волос, как будто этот символический жест позволял ей оставить все треволнения позади. Но подобно тому, как неподатливый локон неизбежно возвращался, закрывая лицо, так и опасения Даники все равно не покидали ее надолго.

Она отчаянно хотела увидеть Кэддерли, обнять и расцеловать его – и в то же время боялась встречи. Если молодой жрец вновь отвергнет ее, как он поступил в Шилмисте, жизнь девушки и ее стремление к знаниям могут потерять какой-либо смысл.

– Я многого не видела, – призналась Даника, усевшись на краешек утопающей в подушках кровати директрисы Пертилопы. – Я смотрела на то, как приближается битва. Я знала, что Кэддерли и Элберет находятся в опасности, пока бросают вызов деревьям.

– Но ты уверена, что Кэддерли тоже сыграл роль в этом волшебстве? – с нажимом произнесла Пертилопа, повторяя свой вопрос, вероятно, уже в пятый раз. Она сидела рядом с Даникой, одетая в наглухо закрытое платье. – Это делал не только эльфийский король?

Даника кивнула.

– Я слышала заклинания Кэддерли, – попыталась объяснить она. – Там чувствовалось нечто большее, какая-то безотчетная власть…

Она запнулась, подыскивая слова, но они не приходили на ум. Девушке никак не удавалось объяснить даже самой себе, что же на самом деле произошло в Шилмисте, когда Кэддерли и Элберет разбудили величественные дубы. Ведь миражи, как известно, описанию не поддаются.

– Кэддерли говорил мне, что тоже в этом участвует, – наконец взволнованно заговорила Даника. – Однако эти заклинания подразумевали не просто повторение древних слов. Он говорил о почерпнутой энергии, о загадочной Силе, позволившей ему войти в мир деревьев до того, как они очнулись и снова стали людьми.

Пертилопа тихо кивала, слушая эти слова. Она не сомневалась в честности Даники, равно как и в таинственной многообещающей власти, которой обладал Кэддерли.

– А как насчет раны эльфийского мага? – спросила она.

– По словам Элберета, – ответила Даника, – копье вошло в тело Тинтагеля на глубину не менее фута. Его одежда была вся в крови – я видела это своими глазами, – и Элберет в первые несколько мгновений думал, что магу не выжить. Но когда я снова его увидела, буквально спустя полчаса после ранения, он казался вполне здоровым и снова насылал заклятия на наших врагов.

– Ты могла видеть исцеляющую магию еще в Библиотеке, – сказала Пертилопа, стараясь остудить ее воодушевление. – Помнишь, например, когда отец Огхман сломал руку в драке с тобой?

– Но это не идет ни в какое сравнение с той раной, от которой Кэддерли исцелил Тинтагеля, – заверила ее Даника. – По словам Элберета, он придерживал живот мага, в то время как кожа вокруг его пальцев зарубцевалась сама собой.

Пертилопа снова кивнула и погрузилась в молчание, не видя смысла возвращаться к этому снова. Отчет Даники внушал доверие, и Пертилопа подсознательно чувствовала, что девушка не врет. Карие глаза директрисы ненадолго уставились в темноту, а потом снова обратились на Данику.

Молодая воительница сидела тихо и неподвижно, погрузившись в раздумья. Пертилопа увидела, как за плечами Даники возникла тень: силуэт хрупкой девушки, дрожащей и нервно озирающейся. Необычайный жар исходил от тела Даники, а ее дыхание, ровное для случайного наблюдателя, свидетельствовало о волнении, заметном для знающего и испытующего взгляда жрицы.

Даника исполнена страсти, смешанной со страхом, поняла директриса. Одна только мысль о Кэддерли вселяла смятение в душу девушки. Пертилопа отогнала навязчивое видение и прервала Песнь, что звучала в закоулках ее сознания, успокаивающе положив руку на плечо Даники.

– Спасибо, что пришла посидеть со мной, – искренне промолвила она. – Ты очень помогла мне. И Кэддерли тоже, можешь в этом не сомневаться.

Даника смутилась. Пертилопа негодовала, что должна лишь с помощью загадок общаться с человеком, столь очевидно связанным с Кэддерли, но она чувствовала, что Даника не поймет, под чьей властью находится молодой волшебник. Эта же Сила долгие годы покровительствовала самой Пертилопе – но в ней самой до сих пор не поселилась уверенность, что она связывается с ней осознанно.

Кровать скрипнула – Даника встала.

– Мне нужно идти, – объяснила она, оглянувшись на маленькую дверь. – Если хотите, я могу вернуться потом.

– Не нужно, – сказала волшебница, одаривая ее теплой улыбкой. – Пока ты не почувствуешь, что стоит кое-что обсудить, – добавила она тут же.

Пертилопа вновь пристально посмотрела на девушку, услышав, как Песнь возобновилась, и позволяет ей выйти на необъяснимый сверхчувственный уровень восприятия.

Дрожащая тень Даники теперь казалась умиротвореннее, дыхание юной воительницы успокоилось. Впрочем, ничуть не уменьшился ее жар – сила предвкушаемой страсти этой уже не девочки, а молодой женщины. Даже когда Даника скрылась, дверная ручка сохраняла тепло ее прикосновения.

Пертилопа начала произносить одно из самых длинных заклятий. Она сняла перчатки, скрывавшие ее руки до локтей, и постаралась вспомнить свои собственные заклинания, родившиеся еще тогда, когда ее призвал Денир. Точнее пленил, как она всю жизнь думала.

Волшебница улыбнулась этой горькой мысли.

– Ну нет, не пленил, – громко сказала она, поднимая взгляд к потолку, словно обращаясь к находившейся там высшей силе. Она заставила Песнь в сознании звучать громче. Вселенская гармония наполняла ее всякий раз, когда она листала страницы Книги, теперь врученной Кэддерли. Пертилопа отдалась Песни и следовала за ее звуками, достигая единства с самым дорогим ей божеством. – Итак, Ты избрал Кэддерли? – прошептала она.

Ответа не последовало, впрочем, она его и не ожидала.

– С другой стороны, пока он не может осознать все эти видения в эльфийском лесу, – продолжала Пертилопа, озвучивая свои выводы, чтобы разделаться с подозрением. – Я жалею его и до сих пор ему завидую, так как он молод и полон сил. У него их больше, чем когда-либо было у меня. Сколь могущественным он станет?

Вновь, несмотря на продолжающуюся музыку, Пертилопа не получила никакого ответа. Вот почему волшебница чувствовала себя словно попавшей в плен: ей никогда не даруются разгадки. Она всегда должна искать их сама. И она знала, что нечто подобное предстоит Кэддерли.

ВОР-ПОПРОШАЙКА

Кэддерли намеренно избегал встречаться взглядом со стражником, проходя через короткий туннель под крепостной стеной, ведущий за пределы озерного города. Всю дорогу к западным воротам молодой жрец наблюдал людей разного возраста и положения, и множество призрачных образов, витавших на плечах и вокруг них, буквально ошеломило его. Вновь в его мыслях витала Песнь Денира, как будто он подсознательно вызвал ее, – и по-прежнему единственным различимым словом оставалось «аврора». Кэддерли не мог понять, что все это значит; он боялся, что новое озарение сведет его с ума.

Кэррадун – город старый. Когда Кэддерли познакомился с ним, город уже успел накопить усталость от жизни. В дождливое время улицы покрывались грязью, и желтая глина чавкала под ногами. Тротуары заросли, присутственное здание посреди площади покосилось и вросло в землю.

Осень выдалась более жаркая, чем обычно. Псы с темной шерстью страдали: тень нетронутых дубов, росших на площади, не помогала спастись от жары. Тощие волы с выпирающими костями тащили повозки, яростно отгоняя хвостами оводов. Воротники рубашек загрязнялись уже к полудню. Горожанки несколько раз в день купались, но это не помогало: после обеда они напоминали пирожные с толстой глазурью из помады и пыли.

Волшебнику стало легче, когда он оставил шум города позади и пошел по дороге, обсаженной по обеим сторонам деревьями. Ничто не привлекало его внимания, кроме свиста птиц над головой и прыжков белок, занятых заготовкой припасов на зиму.

– Может, для этих существ я злодей? Вот оно как! – резко воскликнул он, напугав ближайшую белку, которая застыла на месте, пытаясь слиться с серым стволом дерева. Неожиданно громкий голос Кэддерли заставил попрыгунчика взобраться повыше, где тот словно примерз к месту, не шевеля даже пушистым хвостом. – Да, так и есть! – вскричал Кэддерли грызунам в притворном гневе. – Как жалки эти бедные одинокие души, так тщательно скрываемые многими из нас. Но они стали пленниками не по своей воле. Они имеют облик, что открывается мне, – и это пугает их, уводя туда, где они могут больше не бояться взгляда другого разумного существа.

При этих словах Кэддерли приблизился к корню дерева, чтобы получше рассмотреть зверька.

– Я не вижу никаких теней, поднимающихся от ваших плеч, господин Серый Хвост, – сказал он. – У вас нет тайных желаний, никаких страстей, кроме как съесть очередной орех.

– До тех пор, пока не появится белочка! – послышался возглас с тропы.

Кэддерли подскочил на месте. Он оглянулся и увидел высокого грязного человека, одетого в засаленные обноски с чужого плеча и ботинки с оторванными носами.

– Госпожа Белочка заставит его забыть об орехах, – продолжал человек с обветренным лицом, с легкостью поднимаясь вверх по тропе.

Кэддерли бессознательно выставил перед собой свой дорожный посох с набалдашником в виде бараньей головы. На дорогах, ведущих к городу, часто встречались мошенники, особенно в это время, когда приближалась зима.

– Но затем… – продолжал человек, задумчиво прижимая палец к губам. Кэддерли заметил, что он носит перчатки с обрезанными пальцами, да еще и разные: одну черную, другую из коричневой кожи, – …даже в присутствии белочки у этого господина все равно не возникнет тайных желаний. Все равно простодушный зверек станет искать то, что нужно его сердцу. Не важно, будь то зов брюха или зов его чресел. Я на его месте выбрал бы последнее, – сказал оборванец, сладострастно подмигивая.

Кэддерли слегка покраснел и почти рассмеялся вслух, хотя по-прежнему не мог объяснить себе, какие чувства у него вызывает бродяги с хорошо подвешенным языком. Около этого грязнули он все еще чувствовал себя не в своей тарелке. Жрец подошел поближе, стараясь распознать тени на плечах незнакомца. Но удивление прогнало напев, звучащий в его сознании, и на плечах прохожего не виделось ничего, кроме заношенных сальных концов старого шерстяного шарфа.

– Хорошо так разгуливать днем, болтая о жизни зверей, – продолжал человек, не слыша никакого ответа со стороны Кэддерли. – Жаль, что мне сейчас предстоит проникнуть в чрево шумного Кэррадуна, в царство запахов гораздо менее приятных, чем здесь. Туда, где высокие здания заслоняют вид на озеро, так легко открывающийся с этой живописнейшей из дорог.

– Таким, как ты, непросто пройти мимо стражников, – заметил Кэддерли, зная, как тщательно городская охрана несет свою службу, особенно с учетом доносящихся раскатов войны.

Бродяга открыл маленький мешочек на веревочном поясе и извлек на свет сверкающую монетку.

– Это взятка? – спросил Кэддерли.

– Плата за вход, – поправил его попрошайка. – Как говорится в старой пословице, трать золото – ну, или серебро, в моем случае – только на золото. Мне придется принять это на веру, хотя я и знаю наверняка, что внутри городских стен меня все же ждет кое-какое золотишко.