В порту замигал маяк, и прозрачная летняя ночь зажгла над городом свои неяркие звезды.
Мак-Райль вернулся в дом. Мулат уже снова спал, раскинувшись на циновке в отведенной ему каморке.
– Животное! – процедил Мак-Райль и со свечой в руке отправился в свой кабинет.
Здесь было душно и еще держался крепкий запах сигары Райленда. Мак-Райль чихнул, отворил окно и выглянул в садик. Свет его свечи упал на пышный куст акации, покрытый тоненькими зелеными стручками. Мак-Райль вспомнил, как в детстве он мастерил себе свистульки из этих стручков, и вздохнул.
– Надо покончить с делами, найти себе жену, уехать в Америку и растить детей… Вам пора подумать о вашей старости, мальчик Джеффри! – разговаривал сам с собою постоялец фрау Таубе; при этом он уже успел стащить с себя лиловый камзол и развязать широкий узел своего галстука.
Почему-то подобные мысли всегда посещали Мак-Райля перед сном. Он долго плескался у умывальника, втирал какие-то благовония в холеную кожу щек, а затем внимательно осмотрел свой парик, бережно распяленный на специальной подставке, и расчесал гребеночкой несколько локонов.
Напоследок, когда ночной туалет мистера Мак-Райля был окончательно завершен, джентльмен вставил свечу в ночник, снял нагар и забрался в постель. Фрау Таубе приучила его спать на перине; он погрузился в нее, как в морскую пучину, и уже блаженно прикрыл веки, как вдруг почувствовал холодную струю ночного воздуха из открытого окна.
– Рой! – крикнул он в полутьму. – Грязная свинья!.. Обязательно скажу Джакомо, чтобы убрал от меня это животное; пусть пристраивает его куда хочет или берет к себе! Рой, скотина!
Попытки дозваться мулата были тщетны. Мак-Райль знал это по долголетнему опыту.
Чертыхнувшись, он наклонился за ночными туфлями, но не успел еще надеть их, как услышал шорох в кустах акации под окном. Подняв голову, он увидел человека в полумаске, одним прыжком вскочившего из садика на подоконник.
В следующее мгновение удар свинцовой перчатки в грудь сбросил Мак-Райля с постели. Незнакомец придавил его к полу и приставил к горлу нож.
– Я пришел за своим камнем, Мак-Райль, – послышался свистящий шепот. – Ты отдашь мне мой камень, или я перережу тебе горло, собака!
В комнате царил полумрак. От свечи, мерцавшей в ночнике, падал слабый свет, колеблемый ветром из окна. При каждом дуновении по стенам и потолку метались смутные тени.
Мак-Райль шевельнулся.
– Пусти! – прохрипел он. – Кто ты и какой камень требуешь?
– Голубой алмаз с желтым пятнышком на нижней грани. Я знаю, камень у тебя. Ты взял его у Черного Вудро за три тысячи гиней. Говори, отдашь ты мне камень?
– Камень я давно продал. Он не стоил таких денег! Кто ты?
– Если ты продал мой камень, отдай четыре тысячи гиней, которые ты выручил за него.
– Что ты, это же груда золота! Во всем доме у меня нет и десятой доли такой суммы!
– Слушай меня, Мак-Райль! Я пришел либо взять камень или деньги, либо убить тебя. Даю тебе одну минуту. Я буду считать до шестидесяти. Вставай, зажги вторую свечу и не вздумай хитрить! На счете «шестьдесят» я размозжу тебе череп, если камень или деньги не будут у меня в руках.
Незнакомец в полумаске поднял Мак-Райля и поставил его на ноги. Затем он отскочил к окну, задернул занавеску и, наведя в лоб Мак-Райлю пистолет, взвел курок.
– Один… два… три… Когда я тебя убью, я перерою весь дом и все равно найду… десять… твой мулат спит, его умел будить один Бернардито… Двадцать.
– Стой! Ты из людей Бернардито?
– Тридцать… Торопись, скупщик, пощады не жди…
– Послушай! Я был другом Бернардито!
– Сорок… ты обманывал и его, скупщик…
– Повторяю тебе, у меня нет ни камня, ни денег!
– Пятьдесят… Значит, ты живешь последние секунды, Лисица Мак!.. Пятьдесят один…
– Постой, я достану камень, он в другой комнате!
– Тебе чертовски не повезло, Мак-Райль, в другую комнату я тебя не выпущу… пятьдесят два…
Мак-Райль наклонился над плиткой паркета в углу и топнул ногой.
– Да стой же!
– Пятьдесят пять… Ты почти труп, Джеффри Мак-Райль!.. Пятьдесят шесть…
– Брось мне нож, проклятый пират! Я должен поднять паркетную плитку!
– Пятьдесят семь…
Незнакомец швырнул Мак-Райлю перочинный ножик с ночного столика. Тот поймал его на лету.
– Пятьдесят восемь…
Мак-Райль поддел ножом дощечку паркета и отшвырнул ее в сторону.
– Пятьдесят девять!
Из-под дощечки появился сверток, обмотанный тряпкой. Мак-Райль швырнул его под ноги незнакомцу.
– Повежливее, Мак! Разверни сверток и покажи камень. За обман – смерть без пощады!
Руки плохо повиновались скупщику. Когда тряпка отлетела в сторону, незнакомец увидел маленький футляр из замши. Мак-Райль расстегнул его.
В жалком свете ночника и второй свечи, зажженной Мак-Райлем, из футляра выглянула как бы огромная твердая капля утренней росы. Но едва лишь рука Мак-Райля с камнем чуть повернулась, в прозрачной глубине этой капли вдруг вспыхнула зеленая искра. В следующее мгновение от едва заметных движений руки, державшей алмаз, грани чудесного камня стали испускать в свете двух свечей то красные, то синие, то оранжевые лучи.
Два человека, как завороженные, глядели на волшебную игру алмаза.
Первым опомнился Мак-Райль. Зажав камень в кулак, он наклонил голову и, как бык, ринулся на человека в полумаске.
Неуловимо быстрым движением свинцовой перчатки, надетой на левую руку, тот ударил атакующего в лицо, снизу вверх.
Падая на колени, Мак-Райль вцепился в руку, нанесшую удар. Он ощутил, что одно гнездо свинчатки было пустым – на руке у незнакомца не хватало безымянного пальца… Потом в мозгу Мак-Райля разом вспыхнули все искры и лучи бриллианта: теряя сознание от нового удара, он выпустил руку незнакомца и тяжело грохнулся на пол.
В ту же ночь из Бультона в Шербур отошел пакетбот[32 - Пакетбот – небольшое судно, перевозящее почту. – Прим. ред.]. На борту в числе немногих пассажиров находился бедно одетый испанец. Завернувшись в плащ, он сидел среди ящиков и мешков, сваленных на корме суденышка, и, казалось, один не страдал от морской болезни, жестоко мучившей остальных путешественников. Руки его в черных перчатках опирались на палку. Свой дорожный мешок он положил себе под ноги.
На груди у пассажира под плащом и грубой курткой висел маленький кожаный мешочек. Время от времени он бережно ощупывал его рукой. Измученные болезнью соседи не обращали на него никакого внимания.
На рассвете, когда ветер стал свежее и пакетбот то и дело зарывался носом в пенистые воды, навстречу, шумя парусами, прошел большой торговый бриг. Испанец вгляделся в красивые очертания брига и с трудом разобрал на носу надпись, выведенную крупными белыми буквами: «Орион. Порт Бультон».