Ночные крылья. Человек в лабиринте

Было несколько довольно зрелых учеников, тех, кого в середине жизни привело сюда призвание, но и они все как один были моложе меня. Поэтому я не завел себе друзей среди однокашников.

Каждый день в течение нескольких часов мы изучали методы, с помощью которых Летописцы восстанавливают прошлое Земли. Мне показали лаборатории, где проводится анализ полевых образцов. В немом изумлении раскрыв глаза, я смотрел на детекторы, которые по распаду нескольких атомов определяют возраст артефакта. Я наблюдал, как разноцветные лучи, вылетавшие из специальной пушки, превращали кусок дерева в пепел, вынуждая его раскрыть все его секреты. Моему взгляду представали изображения прошлых событий, снятые с неодушевленных субстанций. Мы оставляем свои отпечатки повсюду, на каждом шагу: частицы света отскакивают от наших лиц, и поток фотонов уносит их в окружающую среду. Летописцы снимают их, классифицируют, исправляют. Я как-то раз вошел в комнату, где на жирной голубой пелене плавала фантасмагория лиц: исчезнувшие короли и главы гильдий, всеми забытые герцоги, славные герои древних эпох. Я видел, как техники с ледяными глазами вытягивали историю из горстей обугленного вещества. Я видел, как влажные комья мусора рассказывали о революциях и убийствах, о культурных изменениях, об отказе от обычаев и традиций.

Затем меня поверхностно ознакомили с приемами полевой работы. С помощью хитроумной симуляции мне показали, как Летописцы работают с вакуумными бурами, проводя раскопки холмов на месте великих разрушенных городов Африка и Асьи. Я даже «принял участие» в подводных поисках остатков цивилизаций Затонувших Континентов. Сев в полупрозрачные машины, формой похожие на капли зеленого желатина, команды Летописцев устремлялись в глубины земного океана, все ниже и ниже, к покрытым слоем осклизлого ила прериям бывшей суши, и острыми фиолетовыми лучами бурили слои наносов и сваи под ними, чтобы обнажить скрытые истины. Я наблюдал за работой собирателей осколков, копателей теней, коллекционеров молекулярных пленок. Одно из самых сильных впечатлений во время этих вводных уроков на меня произвели кадры, на которых некоторые по-настоящему героические Летописцы раскопали древнюю метеорологическую машину в нижнем Африке и, обнажив основание этого гигантского сооружения, оторвали ее на силовых тросах от земли. Это был такой титанический труд, что, казалось, сама земля стонала от усилий. Они подняли в воздух эту тяжеловесную реликвию, образец безумия Второго Цикла, а тем временем эксперты в шалях изучали зиявшую под ней яму, чтобы узнать, каким образом колонна была установлена. У меня глаза лезли на лоб от этого удивительного зрелища.

После этих сессий я проникся благоговейным трепетом перед гильдией, которую выбрал.

А вот сами Летописцы, по крайней мере, те, которых я знал, в целом казались мне напыщенными, высокомерными снобами или просто нелюдимыми типами; они не располагали к себе. Однако целое не сводимо к сумме его частей, и я видел таких людей, как Базиль и Элегро, столь далеких от обычных человеческих забот, бескорыстных и страстно увлеченных своим делом, вносивших свой вклад в колоссальные усилия по возвращению из небытия нашего славного прошлого. Это исследование канувших в Лету времен поражало, будучи единственной достойной заменой прежней деятельности человечества. Лишенные настоящего и будущего, мы были вынуждены сосредоточить свои усилия на прошлом, которое никто не мог отнять у нас, если только мы будем бдительными.

В течение многих дней я впитывал нюансы этой работы, каждый ее этап от сбора пылинок в поле до их обработки и анализа в лаборатории и самого благородного этапа, синтеза и интерпретации, которые были прерогативой Старших Летописцев на самом верхнем этаже этого здания. Я видел этих мудрецов лишь мельком: сухопарые и древние, они годились мне в деды. Их седые головы были опущены, тонкие губы шептали комментарии и интерпретации, придирки и исправления. Некоторые из них, как мне сообщили едва слышным шепотом, дважды, а иные и трижды омолаживались в Джорслеме и теперь уже не подлежат омоложению, пребывая в своем последнем почтенном возрасте.

Затем мы познакомились с резервуарами памяти, где Летописцы хранят свои находки и из которых выдают информацию для любопытных. Скажу честно, как бывший Наблюдатель, я питал невеликое любопытство и еще меньший интерес к посещению хранилищ памяти. Разумеется, я ни разу не видел ничего подобного, ибо резервуары памяти Летописцев – это вам не просто хранилища с тремя или пятью мозгами, а гигантские установки с сотней мозгов или более, подключенных последовательно. Помещение, в которое нас привели – одно из десятков под зданием, – было продолговатой, глубокой, но невысокой камерой. Шкафы с мозгами, выстроенные в ряды по девять штук, уходили далеко в темноту. Перспектива играла странные шутки; я не мог сказать, сколько там рядов, десять или пятьдесят, и вид этих обесцвеченных куполов внушал трепет.

– Это мозги бывших Летописцев? – спросил я.

На что наш гид ответил:

– Некоторые из них – да. Но использовать лишь мозги Летописцев – в этом необходимости нет. Подойдет любой нормальный человеческий мозг; даже мозг Сервитора имеет куда большую емкость хранения информации, чем ты думаешь. Нам не нужна избыточность в наших цепях. Мы умеем по максимуму использовать ресурсы каждого мозга.

Я попытался заглянуть сквозь тяжелый, но гладкий защитный экран, оберегавший резервуары памяти от внешних повреждений.

– Какая информация хранится в этой комнате? – спросил я.

– Имена жителей Африка во времена Второго Цикла и те личные данные каждого, какие мы на сегодняшний день смогли восстановить. Кроме того, поскольку эти клетки еще не полностью заполнены, мы временно храним в них некоторые географические данные о Затонувших Континентах и информацию, касающуюся постройки Сухопутного моста.

– Может ли такая информация быть легко перенесена из временного хранилища в постоянное? – уточнил я.

– Да, легко. Здесь все электромагнитное. Все факты представляют собой совокупность зарядов. Изменяя их полярность, мы перемещаем информацию из мозга в мозг.

– А если в сети произошел сбой? – не унимался я. – Ты говоришь, что у вас здесь нет избыточности. Не рискуете ли вы в случае аварии потерять данные?

– Нет, – спокойно ответил гид. – У нас имеется серия устройств для обеспечения бесперебойного питания. Используя же для хранения информации органические ткани, мы получаем наилучшую гарантию безопасности из всех, ибо сами мозги сохранят все данные даже в случае перебоя в питании. Восстановить потери будет хотя и затратно, но возможно.

– Во время вторжения, – сказал я, – возникли ли какие-либо трудности?

– Мы находимся под защитой захватчиков, ибо они считают нашу работу жизненно важной для их собственных интересов.

Вскоре после этого состоялось общее собрание гильдии Летописцев, и нам, ученикам, разрешили наблюдать за ним с балкона. Под нами, в полном облачении, с платками на плечах, были члены гильдии, среди них Элегро и Олмейн. На возвышении, украшенном изображением спирали, стоял канцлер Кенишаль из Летописцев, суровая, внушительная фигура, а рядом с ним – куда более заметный персонаж, из числа захватчиков Земли. Речь Кенишаля была краткой. Его звучный голос был бессилен скрыть пустоту его слов. Как и любой администратор, он изливал потоки банальностей и косвенно похвалил себя, поздравив членов гильдии с выдающимися успехами в работе. Затем он представил захватчика.

Пришелец вытянул в стороны руки, пока те, казалось, не коснулись стен аудитории.

– Я Наместник номер Семь, – негромко сказал он. – Я прокуратор Перриса, и на меня возложена особая ответственность за работу гильдии Летописцев. Цель моего сегодняшнего прихода сюда состоит в том, чтобы подтвердить указ временного оккупационного правительства. Вы, как Летописцы, можете беспрепятственно осуществлять свою деятельность. Вы имеете свободный доступ ко всем сайтам на этой планете, равно как и любой другой, если это поможет вам в изучении прошлого этой планеты. Вам остаются открыты все файлы, кроме тех, которые относятся к организации самого завоевания. Канцлер Кенишаль сообщил мне, что в любом случае завоевание выходит за рамки ваших нынешних исследований, поэтому никаких трудностей не возникнет. Мы в оккупационном правительстве осознаем ценность работы вашей гильдии. История этой планеты для нас крайне важна, и мы хотим, чтобы ваши усилия по ее изучению не прекращались.

– Чтобы привлечь на Землю еще больше туристов, – с горечью сказал принц Роума рядом со мной.

Между тем Наместник номер Семь продолжил свою речь:

– Канцлер попросил меня довести до вашего сведения одно важное административное нововведение, которое следует из оккупированного статуса вашей планеты. В прошлом все споры между вами разрешались судами вашей собственной гильдии, и канцлер Кенишаль имел высшее право на апелляцию. В целях эффективного управления мы сочли необходимым установить для вашей гильдии свою юрисдикцию. Поэтому Канцлер передаст нам те судебные процессы, которые, по его мнению, больше не попадают в сферу его полномочий.

Летописцы ахнули. Внизу под нами члены гильдии заерзали и обменялись недоуменными взглядами.

– Канцлер слагает с себя полномочия! – воскликнул какой-то ученик рядом со мной.

– Какой у него выбор, дурак? – сердито прошептал другой.

В зале поднялся шум. Летописцы вскочили с мест и устремились в коридоры, яростно жестикулируя, споря, что-то доказывая друг другу. Один почтенный обладатель шали был так потрясен, что, не обращая внимания на толпу, согнулся и попытался сделать несколько глубоких вдохов. Толпа налетела на нас, учеников, и мы были вынуждены отпрянуть. Я попытался защитить принца, опасаясь, что его собьют с ног и растопчут. Увы, мы были разлучены, и я на несколько минут потерял его из виду. Когда я увидел его снова, он стоял рядом с Олмейн. На ее лице играл румянец, глаза блестели. Она что-то быстро говорила, а принц слушал. Его рука вцепилась в ее локоть, словно в поисках опоры.

4

По завершении вводного курса обучения мне были поручены мелкие, тривиальные задачи. Главным образом меня просили сделать то, что раньше было бы полностью выполнено машиной: например, контролировать линии питания, по которым питательные вещества поступали к мозгам в емкости памяти. В течение нескольких часов каждый день я мерил шагами узкий коридор инспекционных панелей в поисках засоренных линий. Устроены они были так, что если в линии возникал затор, то по всей длине прозрачной трубки возникал сигнальный узор, и лучи специального поляризованного света освещали его для инспектора. Я выполнял свою скромную задачу, время от времени находя препятствие. Выполнял я и другие мелкие поручения, которые соответствовали моему статусу ученика.

Впрочем, у меня также имелась возможность вести собственные исследования прошлого моей планеты.

Порой человек осознает ценность вещей, лишь когда они утрачены. Я всю свою жизнь служил Наблюдателем, стремясь заблаговременно предупредить об обещанном вторжении захватчиков, не заботясь о том, кто захочет вторгнуться к нам или почему. Всю мою жизнь я смутно осознавал, что Земля знала куда более великие дни, нежели те, что были в Третьем Цикле, в котором я родился, но при этом не стремился узнать, какими были те дни, а также причины нашего нынешнего упадка. Лишь когда в небе расцвели звездолеты захватчиков, я ощутил внезапный голод, желание узнать наше потерянное прошлое. Теперь, будучи самым пожилым из учеников, я, Томис из Летописцев, рылся в архивах минувших времен.

Любой гражданин имеет право подойти к общественному нейрошлему и запросить у Летописцев информацию по любому вопросу. Никаких секретов нет. Но Летописцы не предлагают помощь. Вы должны знать, как спрашивать, иными словами, вы должны знать, что спрашивать, вы должны сами искать нужные вам факты крупица за крупицей. Это полезно для тех, кто хочет узнать, скажем, долгосрочные климатические изменения в Агюпте, или симптомы болезни кристаллизации, или ограничения в уставе одной из гильдий. Но это совсем не помогает человеку, который желает получить ответы на куда более важные вопросы. Приходится запрашивать тысячу самых разных фактов лишь для того, чтобы начать. Это слишком накладно; мало кто за такое возьмется.

Как будущий Летописец я имел полный доступ ко всем данным. Более того, я имел доступ к каталогам Индексаторов, ведь те являются дочерней гильдией Летописцев. Они своего рода их вьючные животные, чья работа состоит в том, чтобы записывать и классифицировать то, чего они сами часто не понимают. Конечный продукт их труда служит высшей гильдии, но каталоги открыты не для всех. Без них же провести тщательное исследование невозможно.

Я не буду перечислять этапы, через которые я пришел, приобретая знания: часы, в течение которых я мерил шагами лабиринт коридоров, отказы, недоуменные взгляды, головную боль. Наивный новичок, я нередко становился жертвой розыгрышей шутников, и многие другие ученики, и даже один или два члена гильдии, нарочно вводили меня в заблуждение, чтобы посмеяться надо мной. Но я узнал, какими путями следовать, как составлять цепочки вопросов, как двигаться по пути ссылок все выше и выше, пока истина не открывалась мне во всей своем ослепительном великолепии. Благодаря упорству, а не большому уму я извлекал из файлов Летописцев историю упадка человечества.

Например: в далеком прошлом была эпоха, когда жизнь на Земле была жестокой и примитивной. Мы называем это время Первым Циклом. Я имею в виду не период до цивилизации, время нечленораздельных звуков и волосатости, пещер и каменных орудий. Мы считаем, что Первый Цикл начался, когда человек впервые научился записывать информацию и подчинять себе природу.

Это произошло в Агюпте и Сумире. По нашим подсчетам, Первый Цикл начался около 40 000 лет назад, однако мы не уверены в его истинной продолжительности, поскольку в конце Второго Цикла продолжительность года была изменена, и теперь не представляется возможным установить, сколько длился период вращения нашей Земли вокруг Солнца в предыдущие эпохи. Возможно, несколько дольше, чем сейчас.

Первый Цикл был временем Имперского Роума и первого расцвета Джорслема.

Эйроп оставался диким еще долгое время после того, как Асья и части Африка были цивилизованы. На западе большую часть Земного Океана занимали два великих континента, и они тоже были заселены дикарями.

Считается, что в этом цикле человечество не имело контактов с другими мирами или звездами.

Такое одиночество трудно постичь, но все же так было. Человек не умел создавать свет, кроме как через огонь, не мог лечить свои болезни; ему был неведом секрет обновления жизни. Это было время без комфорта, серое и унылое, суровое в своей простоте. Смерть наступала рано, человек едва успевал завести нескольких сыновей и вскоре умирал. Он жил в вечном страхе, хотя и боялся вымышленных вещей.

Душа в ужасе отшатывается от этого времени. И все же верно, что в Первом Цикле были основаны великолепные города – Роум, Перрис, Атин, Джорслем – и совершены великие дела. Сегодня мы замираем в благоговении перед этими далекими предками: дурно пахнущие (вне всякого сомнения), неграмотные, без машин и вместе с тем способные найти общий язык со своей вселенной и до некоторой степени овладеть ею.

Война и страдания были постоянными спутниками Первого Цикла. Разрушение и созидание были почти одновременными. Огонь пожирал самые прекрасные города. Хаос всегда угрожал поглотить порядок. Как только люди могли терпеть такие условия в течение тысяч лет?

К концу Первого Цикла большая часть этого примитивизма была наконец преодолена. Человеку стали доступны источники энергии. Было положено начало настоящему транспорту. Стало возможным общение на расстоянии. Многочисленные изобретения за короткое время изменили мир. Методы ведения войны шли в ногу с технологическим ростом в других направлениях, но полную катастрофу удалось предотвратить, хотя несколько раз казалось, будто она неминуема. Именно на этом, последнем этапе цикла были колонизированы Затонувшие Континенты, в том числе и Стралья, и состоялся первый контакт с соседними планетами нашей Солнечной системы.

Переходом от Первого Цикла ко Второму принято считать момент, когда человек впервые столкнулся с разумными существами из далеких миров. Это, по мнению Летописцев, произошло менее чем через пятьдесят поколений после того, как люди Первого Цикла освоили электронную и ядерную энергию. Таким образом, мы имеем полное право сказать, что ранние люди Земли свершили прыжок от дикости к галактическим контактам – или, возможно, преодолели этот разрыв в несколько быстрых шагов.