Левша забился в угол и попытался слиться с обоями. Он все твердил, что не нарочно и что просит прощения, но мама кричала так громко, что вряд ли его слышала.
Я мог бы поспорить на что угодно, что в тот момент Левша хотел лишь одного – стать невидимым.
Но чуда не произошло. Ему пришлось выслушать мамин выговор.
А потом мы с ним вдвоем помогли маме убрать «все это безобразие».
А еще через пять минут он опять как ни в чем не бывало возился с мячом в гостиной.
Вот такой у меня брательник. Жизнь его ничему не учит.
Следующие пару дней я вообще не вспоминал о зеркале на чердаке. У меня просто не было времени. В школе нас загрузили по уши. И мне еще приходилось ходить на эти дурацкие репетиции к весеннему концерту. Я всего лишь скромно пою в хоре, но мне все равно надо было присутствовать на всех репетициях.
В школе я часто виделся с Эрин и Эйприл. Но девчонки ни разу не заговорили со мной о зеркале. То ли тоже забыли об этом странном происшествии с моим таинственным исчезновением, то ли просто боялись об этом вспоминать.
Потому что на самом деле там было чего пугаться.
Конечно, если они меня действительно не разыгрывали.
В среду вечером мне не спалось. Я лежал на кровати и смотрел в потолок, наблюдая за игрой теней. Обычно бессонницей я не страдаю. Но тут на меня что-то такое нашло. Я пытался считать овечек. Закрыл глаза и стал вести счет от тысячи.
Овечки не помогли. Спать не хотелось совершенно. Я был весь как заведенный. Причем неизвестно почему.
Как-то сами собой мои мысли обратились к зеркалу на чердаке.
Кто, интересно, поставил зеркало на чердак? И почему его спрятали в потайной комнатушке за дверью, запертой на засов?
Чье это зеркало? Моих дедушки с бабушкой? Но зачем они убрали его так далеко? И знают ли мама с папой о том, что оно там стоит?
Я задумался о таинственном происшествии в субботу, в мой день рождения и попытался припомнить все до мельчайших деталей. Вот я стою перед зеркалом. Вот причесываюсь. Потом я берусь за цепочку у лампы. И дергаю. Потом – вспышка яркого света. А потом…
Видел ли я свое отражение в зеркале после того, как зажегся свет?
Я не мог вспомнить, как ни старался.
Видел ли себя? Свои руки? Ноги?
Хоть убей, я не мог вспомнить.
– Это была просто шутка, – сказал я вслух, сбрасывая одеяло.
Ничем другим это быть не могло.
Левша вечно пытается надо мной подшутить. Ему нравится выставлять меня дураком. Мой братец вообще большой шутник. Сколько я его помню, он в жизни не был серьезным.
Тогда почему же теперь я готов допустить, что на этот раз он не шутил?
Потому что Эрин и Эйприл тоже утверждали, что я стал невидимкой?
Я встал с кровати еще прежде, чем сообразил, что я делаю.
Есть только один способ узнать, пытались они меня одурачить или же говорили правду. Я застегнул пижамную куртку, которая расстегнулась, пока я ворочался в постели, и нашел в темноте свои тапки.
Стараясь не шуметь, я выбрался в коридор.
В доме было темно. Только у двери в спальню Левши горел ночник. Левша – единственный в нашей семье человек, который встает по ночам в туалет. И он попросил маму с папой, чтобы они оставляли ему ночник в комнате и в коридоре. Он никак не желает отказываться от этой привычки, пусть даже при каждом удобном случае я смеюсь над ним и обзываю маленьким трусишкой.
Но сегодня я был очень рад, что в коридоре горит хоть какой-то свет, иначе мне пришлось бы пробираться к двери на чердак в полной темноте. Я старался ступать как можно тише, но у меня под ногами все же скрипнула половица. В таком старом доме, как наш, невозможно пройти бесшумно по коридору.
Я замер на месте, затаив дыхание. Напряженно прислушался.
Тишина.
Похоже, никто ничего не слышал.
Я секунду помедлил у двери на чердак. Сделал глубокий вдох и открыл дверь. Потом нашарил в темноте выключатель и включил свет. Поднимался я медленно, всем своим весом опираясь на перила. Я не хотел выдать себя громким скрипом ступеней.
Мне казалось, что этот подъем никогда не закончится. Но вот наконец я добрался до верхней ступеньки. Я постоял там пару секунд, дожидаясь, пока глаза не привыкнут к свету.
На чердаке было жарко. Воздух был настолько сухим и горячим, что у меня защипало в носу. Мне вдруг захотелось уйти отсюда. Немедленно.
И я уже было собрался спускаться, как вдруг мой взгляд случайно упал на прямоугольник темноты – дверной проем, за которым была потайная комната. В субботу мы так торопились, когда уходили, что оставили дверь открытой.
Не сводя взгляда с непроницаемой темноты за распахнутой дверью, я едва ли не бегом направился туда. Под ногами у меня трещали и скрипели половицы, но я уже их не слышал.
Как будто что-то тянуло меня в открытый проем – в темную комнатушку с таинственным зеркалом.
Мне надо было еще раз увидеть это странное зеркало.
Мне надо было выяснить правду.
Я вошел в комнату без колебаний и направился прямо к зеркалу. Остановившись около него, всмотрелся в свое отражение. На голове у меня было что-то вроде взрыва на макаронной фабрике, но меня это не трогало.
Я пристально изучал себя в зеркале, глядя прямо в глаза своему отражению. Потом отступил на шаг, чтобы рассмотреть себя с другой стороны.
В огромном зеркале я отражался весь – в полный рост. В отражении не было ничего необычного или зловещего. Самое что ни на есть нормальное отражение.
Я слегка успокоился. И только тогда до меня дошло, что все это время сердце у меня бешено колотилось, едва ли не выпрыгивая из груди. А руки были как ледышки.
– Спокойнее, Макс, – прошептал я себе под нос, наблюдая за тем, как тот, второй «я», в темном зеркале тоже шевелит губами.
Я сплясал перед зеркалом небольшой танец «диких туземцев», размахивая руками над головой и высоко задирая колени.
– Обычное зеркало, ничего в нем такого нет, – заявил я вслух.
Я протянул руку и коснулся ладонью стекла. Стекло холодило кожу, хотя в комнате было жарко. Я провел рукой по стеклу, потом погладил деревянную раму. Она была такой же холодной и гладкой, как и само зеркало.
Я окончательно успокоился. Это было обычное старое зеркало. Когда оно отслужило свое, его убрали на чердак и благополучно о нем забыли. Да и кто станет помнить о какой-то рухляди?!