Странная история доктора Джекила и мистера Хайда

– Пул… – неуверенно сказал нотариус, – Мне пришлось увидеть, что мистер Хайд вошёл в дверь секционной… Там всё нормально? Ну, раз уж доктора Джекила дома нет…

– Ничего страшного, сэр! У мистера Хайда есть свой ключ!

– Доктор Джекил, как я вижу, очень доверяет этому юноше… Пул…

– Да, сэр, это так! – ответил дворецкий, – Мы должны беспрекословно выполнять его указания!

– Если мне изменяет память, мне так и не пришлось встречаться здесь с мистером Хайдом? – осведомился Аттерсон.

– Нет! Ничего странного, сэр! Он никогда здесь не обедал! – преувеличенно напыщенно сказал дворецкий, – Он, по своему обыкновению, практически никогда не бывает у нас дома, он всегда приходит и уходит через лабораторию!

– Хорошо, Пул! Всего доброго!

– Спокойной ночи, мистер Аттерсон!

Аттерсон вышел на улицу озадаченным, и с отягощённой душой отправился домой.

«О, мой бедный, бедный доктор Джекил, – билась в мозгу мысль, – Похоже над ним сбирается страшная беда! Молодость его прошла в бурных приключениях, вроде бы это было уже страшно давно, но счёт Провидения не знает срока давности. Несомненно, тут вот что: пятно какого-то древнего проклятия, вражий сглаз, тайная язва давнишнего греха, неминуемая кара, которая настигла его спустя много лет после того, как он обо всём забыл, тогда как тщеславное любование позволило ему простить себя…»

Нотариус уже не мог отрешиться от своих мыслей, и они всё больше пугали его. Испуганный этой мыслью, нотариус замер и стал копаться в чердаке своего прошлого, боясь на что-то наткнуться в тёмных углах, уже почти ужасаясь того, что как чёрт из табакерки, оттуда выпрыгнет какая-нибудь отвратительная штуковина. И это при том, что он наверняка знал, что мало у кого есть такой безупречный послужной жизненный список. И хотя он знал о том, что ничего крамольного там нет, всё равно, в этой обстановке воспоминания о малейших упущениях и дурных поступках много раз погружали его в ад самобичевания. Сейчас единственным самооправданием ему служили постоянные напоминания совести о том, от скольких пучин, скольких острых углов и скольких проступков он смог в своё время удержать себя. Затем пред ним снова возникла тень Хайда, и вдруг луч надежды осветил потёмки его души.

«Это не просто так! Этим штукарём Хайдом следует заинтересоваться, как ни крути, глядя на него, совершенно отчётливо видно, что он не так прост, у него есть какие-то преступные секреты, без сомнений, это чёрные секреты, рядом с которыми прегрешения Джекила предстанут солнечным нимбом. Оставить всё так, как есть, невозможно! Как страшно даже представить, что эта мразь крадётся к изголовью Гарри! Что тогда будет? Гарри! Мой Гарри! Бедный Гарри! Проснётся ли он как-нибудь после такого? Ему грозит немыслимая опасность, ведь узнай этот фрукт про его завещание, не захочется ли ему ускорить получение этого наследства? О, да, без моего вмешательства тут не обойтись! – решительно добавил он, – Позволь он… Только бы он послушал меня! Только бы!

И перед умственных взором мистера Аттерсона снова, как строки на огненном гигантском плакате, взмыли пылающие в небесах условия странного завещания друга.

Спокойствие доктора Джекила

Недели через две череда счастливых обстоятельств позволила доктору Джекилу дать один из самых запоминающихся приёмов, в каких мне только приходилось участвовать. На обед было приглашено шесть старинных друзей хозяина, все как на подбор люди самые почитаемые в обществе, умницы и к тому же великие ценители хороших вин. Когда гости стали расходиться по домам, мистер Аттерсон, воспользовавшись каким-то смешным предлогом, остался и уходил последним. Так получалось, что это не вызвало никакого удивления, он традиционно задерживался у хозяина и всегда покидал его дом последним. Там, где тебя любят, тебя любят вместе со всеми твоими странностями и причудами. Именно так любили все мистера Аттерсона, хотя, казалось бы, сухой нрав какого-то нудного нотариуса вряд ли мог привлекать многих. Но меж тем хозяин дома почти всегда просил суховатого в обращении нотариуса задержаться, и тот всегда стоял позади, когда хозяин выпроваживал и раскланивался с покидающими его гостями. Как ни странно, многим нравился этот контраст, контраст между весёлым времяпровождением и мгновенно наступавшим в его обществе лёгким одиночеством, подобный контрасту между горячей парилкой и охлаждением в проруби. В обществе с нотариусом было так тихо, так покойно, и здесь по другому оценивалось безудержное веселье былых минут, по другому ценилось его оплодотворяющее буйство молчание. Доктор Джекил вполне был подчинён господстующему в этом обществе правилу, и теперь с удовольствием располагался с другой стороны камина. Доктор Джекил был довольно крупным, ладно скроенным, вполне ещё моложаво выглядящим мужчиной лет около пятидесяти, обладателем лица скорее не открытого, что было бы странно в этой среде, но умным и доброжелательным, и когда он рассаживался в своё кресло, мало кто бы мог сомневаться, что он испытывает к мистеру Аттерсону какие-то иные чувства, кроме самый глубокой искренней и тёплой привязанности.

Мистер Аттерсон сразу взял быка за рога и приступил к разговору.

– Джекил! – сказал он, глядя прямо в глаза друга, – Мне очень давно уже надо было переговорить с вами! Речь идёт о вашем завешании, как вы поняли!

Будь у камина сторонние наблюдатели, от них бы не ускользнуло, как дорктора кольнула эта тирада, и он напрягся, может быть оттого, что тема беседы была ему чем-то очень неприятна, однако он старался не показать своих истинных чувств и отвечал Аттерсону с шутливой непринуждённостью.

– О-у! Бедняга Аттерсон! – в сердцах откликнулся он, – Что делать, дружба дружбой, но уж простите меня, на сей раз вам, похоже, с клиентом крупно не везёт! Могу только представить, как вы расстроились, едва раскрыв конверт с моим завещанием! К несчастью, мне порой приходиться быть причиной беспокойств для моих друзей, и это огорчало меня. Это касается не только вас, мой милый друг, но и к примеру доброго Лэньона, которого просто перкорёжило от моей учёной ереси, как он выразился. Если бы вы знали, каким чудесным человеком я его почитаю! О, не надо хмуриться, прошу вас! Он чудесный, да, не спорьте со мной, в моих словах нет ни йоты иронии, и стоит только огорчаться, что нам надо видеться в последнее время столь редко, это надо делать много чаще, но по здравому размышлению, он всё равно остаётся мерзким педантом, и его несравненные достоинства – только напыщенность, раздутое невесть чем самомнение и глупость! Мне ни в ком не приходилось так разочаровываться, как в нём!

– Вы же прекрасно в курсе, что эта бумага не могла не произвести на меня самое странное впечатление, не так ли? – мистер Аттерсон упрямо направлял разговор в прежнее русло, не считаясь с намереньем собеседника улизнуть от темы.

– Завещание? Моё? – округлил глаза доктор, и его голос окреп и стал почти металлическим, – Да… Разумеется, в курсе! Если мне не изменяет память, вы уже как-то говорили мне об этом!

– Я завёл этот разговор, чтобы ещё раз сказать вам об этом! – холодно сказал Аттерсон, – Я не говорил вам другое – мне стало кое-что известно о мистере Хайде!

Большое, ладное лицо доктора Джекила как будто сморщилось и стало бледно. Его глаза вдруг замерли, стали серьёзны и потемнели.

– Я больше не хочу ничего знать об этом! – сказал он, Если мне память не изменяет, мы сразу договорились избегать этого вопроса!

– Однако то, что мне привелось узнать, мерзко!

– Что это может изменить? Вы ведь не знаете, в каком щекотливом положении я уже давно нахожусь! – вдруг сбился он, поперхнувшись и заговорив каким-то незнакомым дискантом, – В крайне неприятном и щекотливом! Поверьте, в ужасно щекотливом и странном! Но дело обстоит так, что тут слезами делу не поможешь!

– Джекил! – серьёзно произнёс Аттерсон, – Вы знаете меня возможно лучше, чем я знаю вас! Вы знаете, сколь возможно положиться на меня! Но вам следует довериться мне до конца, только в этом случае, можете не сомневаться в этом, я смогу помочь вам!

– Дорогуша Аттерсон, – ответил доктор Джекил крайне деликатно, – Разумеется, вы слишком добры, добры так, Что у меня нент слов благодарности, чтобы выразить вам мои чувства признательности! Нет пределов моего доверия вам, и я бы не стал поручать вам своё завещание, если бы моё преклонение преклонение перед вами было не столь безусловно! Я полагаюсь на вас даже больше, чем на себя, но поверьте, у меня нет никакого выбора! Но тут дело совсем в другом, чем вы думаете, и всё не так скверно, как вам кажется, я скажу вам прямо и начистоту, чтобы вы пришли в себя и немного успокоились, стоит мне только захотеть и ноги мистера Хайда здесь не будет, никто и никогда больше его не увидит. Я очень легко могу избавиться от него! Я благодарю вас за вашу заботу и внимание! Но… есть ещё одна вещь, возможно более важная для меня, я хочу прямо сказать вам, Аттерсон, и полагаю, вы находитесь в здравом уме, чтобы уразуметь меня правильно – это целиком и полностью моё частное дело, и я очень, очень прошу вас в него не вмешиваться!