Спин

* * *

Я снова поспал. Проснулся – ее все еще не было.

* * *

Проснулся в темноте, все еще один, понимая, что прошло слишком много времени. Дурной знак. В прошлом Диана всегда возвращалась к сумеркам.

Во сне буянил. Простыня валялась на полу, едва заметная в уличном свете, отраженном от оштукатуренного потолка. Продрог, но тянуться за простыней было бы слишком больно.

Небо чистейшее. Если, сцепив зубы, наклонить голову влево, за стеклянной дверью балкона можно видеть несколько ярких звезд. Развлек себя мыслью, что в абсолютном выражении эти звезды, пожалуй, моложе меня.

Старался не думать о Диане. О том, где она и что с ней могло приключиться.

Наконец уснул. Веки прожигал звездный свет. Фосфоресцирующие призраки, плывущие сквозь красноватую темноту.

* * *

Утро.

По крайней мере, я решил, что это утро. За окном было светло. Какая-то женщина (скорее всего, горничная) дважды постучала в дверь и сердито буркнула что-то по-малайски. Потом ушла.

Теперь я разволновался не на шутку, хотя на нынешнем этапе процедуры тревога походила на пьяную раздражительность. Что же нашло на Диану, почему она бросила меня на невыносимо долгое время, почему она не здесь, не держит меня за руку, не утирает мне пот со лба? Соображение о том, что Диана попала в беду, было неугодно, бездоказательно и судом не принималось.

Однако пластиковая бутылка у кровати опустела. Со вчерашнего дня (а то и дольше) в ней не было воды, обветренные губы мои начинали трескаться, и я не мог вспомнить, когда последний раз дохромал до туалета. Если не хочу, чтобы отказали почки, нужно набрать воды из-под крана.

Но даже сесть было непросто. Я едва не вскрикнул от боли. Свесить ноги с матраса оказалось почти невозможно, невыносимо, словно кости мне заменили ржавыми бритвенными лезвиями, а хрящи – битым стеклом.

Я пробовал отвлечься, подумать о чем-то еще (Сейшелы, небо), но это слабосильное болеутоление преломилось в призме лихорадки. Казалось, за спиной у меня говорит Джейсон, просит какую-нибудь ветошь, чтобы вытереть грязные руки. Я вышел из ванной с полотенцем вместо стакана воды, и, проковыляв уже полпути до кровати, осознал свою ошибку. Дурак. Начинай сначала. Теперь возьми с собой пустую бутылку. Наполни ее доверху, до самого горлышка – давай шагай туда, где калебас.

Я протянул ему ветошь в сарае за Казенным домом, где садовники хранили свои инструменты.

Ему было лет двенадцать. Начало июня, за пару лет до Спина.

Глотни воды, попробуй время на вкус. Ну вот, поперли воспоминания.

* * *

Когда Джейсон предложил починить газонокосилку, я изрядно удивился. Садовником в Казенном доме служил раздражительный бельгиец по фамилии де Мейер; он вечно курил «Голуаз», а когда мы пробовали завести с ним разговор, лишь недовольно пожимал плечами. Де Мейер проклинал свою газонокосилку, потому что она кашляла, чадила и застревала через две минуты на третью. С какой стати делать ему одолжение? Но Джейс был словно под гипнозом, ведь механизм бросил вызов его интеллекту. Оказалось, он сидел за компьютером до поздней ночи, шерстил интернет, изучал бензиновые двигатели. Его распирало от любопытства. Он сказал, что хочет «увидеть двигатель in vivo». Тогда я не знал, что означает in vivo, и от этого счел затею вдвойне интересной. Сказал, что буду рад помочь.

Но, по сути дела, я лишь наблюдал, как Джейс расстелил на полу десяток листов вчерашнего номера «Вашингтон пост», закатил на них косилку и приступил к осмотру. Дело было в уединенном сарае на самом краю лужайки; там пахло плесенью, бензином, машинным маслом, удобрениями и гербицидами. На стенах – полки из грубых сосновых досок; на полках – мешки с мульчей из древесной коры и семенами газонных трав, а между ними – садовый инвентарь с изношенными лезвиями и растрескавшимися рукоятками. Играть в сарае было нельзя. Обычно на двери висел замок, но Джейсон стащил ключ с ключницы, висевшей у выхода из подвала.

В ту жаркую пятницу я был не прочь понаблюдать за трудами Джейса; зрелище поучительное и, как ни странно, умиротворяющее. Сперва он растянулся на полу рядом с косилкой и внимательно ее осмотрел. Планомерно ощупал кожух, нашел головки винтов, остался доволен, выкрутил винты и разложил их в сторонке (по порядку), снял кожух, поставил его рядом с винтами и проник во внутренности механизма.

Оказалось, он умел пользоваться отверткой-трещоткой и тарированным гаечным ключом: то ли научился раньше, то ли подсказала интуиция. Иной раз движения его были осторожными, но неуверенными – никогда. Работал он точно, умело, с осознанием собственных сил, словно художник или спортсмен. Снял все детали, до которых сумел добраться, и сложил на почерневшие от смазки страницы «Пост» – так, что получилось что-то вроде иллюстрации из анатомического атласа. Тут дверь сарая со скрипом распахнулась, и мы оба подскочили от неожиданности.

И Ди Лоутон вернулся домой пораньше.

– Черт, – прошептал я.

Ответом мне был тяжелый взгляд старшего Лоутона. И Ди в безупречно пошитом сером костюме стоял на пороге, взглядом оценивая масштабы катастрофы, а мы с Джейсом уперлись глазами в пол, и вид у нас был такой виноватый, словно нас застукали с номером «Пентхауса».

– Ты ее чинишь или ломаешь? – спросил наконец И Ди со смесью презрения и негодования в голосе (эту манеру речи он давно отточил до совершенства и ввел в привычку, сделав своей вербальной сигнатурой).

– Чиню, сэр, – смиренно ответил Джейсон.

– Понятно. Скажи, это твоя газонокосилка?

– Конечно нет, но я подумал, мистер де Мейер будет рад, если…

– Но это и не его газонокосилка. Инструменты мистера де Мейера ему не принадлежат. Если бы я не нанимал его каждое лето, он жил бы на пособие по безработице. Выходит, чья это газонокосилка? Правильно, моя.

И Ди сделал такую долгую паузу, что от тишины зазвенело в ушах. Затем сказал:

– Ты нашел неисправность?

– Пока нет.

– Пока нет? В таком случае ищи дальше.

Джейсон выдохнул с таким облегчением, что не передать словами.

– Да, сэр. Я думал, после ужина…

– Нет. Никаких «после ужина». Коль уж разобрал, чини и собирай обратно, а потом я разрешу тебе поесть.

Тут И Ди обратил внимание на меня. Не сказать, что я этому обрадовался.

– Ступай домой, Тайлер. Не хочу видеть тебя в этом сарае. И в следующий раз, прежде чем что-то делать, хорошенько подумай.

Я заморгал от слез и выскочил на солнцепек.

В сарае он меня больше не видел, но лишь благодаря моей осторожности. Вечером я вернулся – после десяти, когда выглянул из окна своей комнаты и увидел под дверью постройки полоску света. Я стащил из холодильника оставшийся после ужина куриный окорочок, завернул его в фольгу и скользнул под покров ночной темноты. Шепотом обозначил свое присутствие, и Джейс погасил свет – ровно настолько, чтобы я успел незаметно юркнуть внутрь.

Весь в смазке и потеках машинного масла, Джейс походил на татуированного маори. Косилку он собрал лишь наполовину. Когда он жадно проглотил пару кусков курятины, я спросил, почему он так долго возится.

– Я мог бы собрать ее за пятнадцать минут, – объяснил Джейсон, – но работать она не будет. Труднее всего точно определить неисправность. Плюс я делаю только хуже. Если пытаюсь прочистить топливопровод, в него попадает воздух. Или трескается резина. Все детали на ладан дышат. В кожухе карбюратора трещина толщиной с человеческий волос, и я не знаю, что с ней делать. У меня нет ни запчастей, ни нужных инструментов. Я даже не знаю, какие инструменты мне нужны.

Лицо его сморщилось, и на мгновение мне показалось, что он вот-вот расплачется.

– Так брось, – предложил я. – Скажи Эду: «Извините, виноват». Пусть вычтет из твоих карманных денег или откуда-нибудь еще.

Он посмотрел на меня так, словно я изрек нечто возвышенное, но донельзя глупое.

– Нет, Тайлер. Спасибо, но так я поступать не стану.

– Почему нет?

Он не ответил. Отложил окорочок и вновь принялся разгребать последствия своей прихоти.