Дело сорваться не может. Все рассчитано по минутам и по шагам. Братья-разбойники свои инструкции зазубрили наизусть, специально проверял. Кто, где, во сколько – оттарабанивают, как пятиклассник таблицу умножения. Часы их тоже сам завел и сверил. Времени на основную операцию более чем достаточно. Хотелось бы, конечно, иметь на руках оба кубика одновременно, но тут ничего попишешь. Лучше обойтись без истерики и обмороков. Ну, подумаешь, пробежится младший лишний раз по городу – только здоровее будет. Движение – это жизнь.
Мужчина, поднялся со скамейки, посмотрел по сторонам.
Ему нравился этот маленький город на юге России. Вообще-то он мог поселиться где угодно. Не в Москве, конечно, нет. После того как он не справился со своей злостью и совершил необдуманный поступок, Москва для него закрыта. Он мог жить, например, в Самаре или Архангельске. Где-нибудь на Урале или в Сибири. Но он любил тепло и ненавидел снег. Любил ходить пешком и не выносил пробки на дорогах. Он не поехал на Урал. Он поселился в городе, который из конца в конец можно пройти за час. В местечке, где на улицах вместо берез растут абрикосы и грецкие орехи. Где лето начинается в апреле, а заканчивается в октябре. Где днем люди плотно задергивают на окнах шторы, чтобы в полумраке отдохнуть от солнца. И где все друг друга знают, а любая новость распространяется со скоростью пожара в сухом сосняке. Вот почему очень скоро придется отсюда уехать.
Ему хорошо жилось в этом городе и будет жалко с ним расставаться. Даже со всеми выходками одного несносного существа ему жилось в этом городе просто замечательно. И потом еще недавно никто не стал бы его здесь разыскивать.
Человек, получивший в наследство Черные Кубики, бросил смятый кулек в урну и отправился в магазин за молоком.
***
«Двумя руками Баба Яга поднимает метлу за черенок, как двуручный меч, и со всей силы шмякает вурдалака по лысому черепу».
Поставив точку после слов «лысый череп», Макс задумался. Во-первых, над тем, бывают ли лысые вурдалаки. Во-вторых, над тем, как быть со шмякнутым упырем дальше.
Вариантов пока было три.
По первому, вурдалаку от метлы ничего не сделается, и он кинется улепетывать от Бабы Яги по стенам замка, аки человек-паук. Яга, разумеется, понесется за ним в ступе. Вурдалак нырнет в дыру, оставшуюся от окна. Если у Бабы Яги не хватит ума затормозить и она ринется за врагом на полной тяге, то попадет под град ядерных стрел лесной нимфы-вампирши. Дальше – как повезет. Сумеет бабуля уклониться от всех стрел – вампирше капец. Яга проткнет ее черенком метлы, который вырезан из осинового кола, и заберет себе лук, правда, без стрел. Если же хоть одна стрела попадет в ступу, Яга останется без транспорта, с одной энергометлой. Что будет потом, Макс еще не придумал.
Второй вариант был самым простым: вурдалак с громким шипением испаряется, а метле добавляется еще один энергопрут. Ни действия, ни развития. Никакого увлекательного геймплея.
Третий нравился Максу больше всего. От удара метлы вурдалак превращается в шестого домовенка. Вместе с пятью другими домовятами со сверхпособностями он образует магическую шестерицу – маленькое, но могучее войско Бабы Яги. Шестерица завоюет Яге дополнительную жизнь, оснастит ступу реактивной тягой, отбитой у противника, и поможет старушенции перебраться на следующий уровень. Или, наоборот: всей кучей они вернутся назад и получат доступ к другому пути к Кащею – не через заброшенный замок.
Макс задумался, чем вооружить будущих врагов Бабы Яги, чтобы они могли противостоять бабуле и ее магическому войску. Но это все механика. А как же с сюжетом?
В его голове засуетились образы нечисти, которая рвалась занять место в сценарии. Но захватывающий сюжет с лешими и болотными хмырями пока не вырисовывался. Геймплей явно тормозил. Мысленным взором Макс заметил, что нечисть начинает таращиться на него со злобным негодованием.
Ладно. Он пошевелил пальцами над клавиатурой ноутбука и впечатал в сценарий новое слово.
Глава вторая. Суббота. утро
– Катька, я вернулся! – крикнул Макс, вваливаясь в квартиру вперед спиной. – Ты почему дверь за мной не закрыла? Я же просил. Кругом мошенники шмыгают. Отберут Пузика, будешь плакать.
Катя не ответила.
На критику обиделась, подумал Макс.
Не выпуская террариум из рук, кое-как стянул с ног сандалии и прошел к себе в комнату. Место на подоконнике он расчистил заранее и теперь с облегчением шлепнул ношу туда. Щурясь от яркого солнца, мальчик смотрел, как Тинтин медленно ползет по дну стеклянного куба. Гигантская африканская улитка ахатина поворачивала то вправо, то влево свои длинные глаза-щупальца, осматриваясь на новом месте.
…Если бы Серый, друг Макса по школе, не покрывался от слизи улитки розовыми пятнами, он ни за что бы с ней не расстался. Но сегодня утром Серёгина мама поставила ультиматум: или сын немедленно находит Тинтину нового хозяина, или она прямо сейчас относит его обратно в зоомагазин.
По телефону голос Серого звучал умоляюще. «Давай проверим на тебе, – просил несчастный хозяин Тинтина. – Хотя бы с неделю. Вдруг тебе повезет, ты не пойдешь пятнами и тогда оставишь его себе. А не повезет, я что-нибудь придумаю. Объявления развешу: «Отдам улитку в добрые руки».
Отказать Серому Макс не мог. Не принято было в их дружбе отказывать другу в просьбе. Макс догадывался, как отреагируют на появление ахатины родители, но рассудил, что неделю они продержатся. Наскоро покормив Катю завтраком, он сполоснул миски-ложки и пообещал, что вернется ровно через тридцать минут. И как только вернется, они отправятся в парк.
Уложиться в тридцать минут не удалось.
Оттягивая расставание, Серый долго рассказывал приятелю, что едят ахатины, как впадают в спячку, когда еды не хватает, как обожают купаться. Обещал навещать улитку каждый день и даже менять ей подстилку, для чего собрался стянуть у мамы резиновые перчатки. На прощанье он погладил любимицу и угостил листиком салата.
Потом Макс долго тащил террариум до своего дома.
Стеклянная штуковина оказалась гораздо тяжелее, чем уверял Серый. Нести ее можно было лишь одним способом – обхватив руками и прижав к животу. От напряжения руки потели, и террариум начинал скользить вниз. Приходилось останавливаться и подпирать его коленкой, чтобы вытереть влажные ладони о футболку. Хорошо еще Макс отделался от «приданного», которое настойчиво совал ему друг. От кирпича из спрессованного кокосового волокна – подстилки для Тинтина и большого огурца, его любимого лакомства. Если бы не отделался, давно лежал бы на асфальте, придавленный кубом, кирпичом и огурцом. Улитка в счет не шла. До гигантской ей еще расти и расти.
В тысячный раз подтолкнув террариум вверх, Макс представил, как здорово было бы сейчас развалиться на тротуаре. Вот он лежит у входа в какой-то магазин, спокойный и счастливый, руки вразлет. На животе покачивается прозрачный куб. Вокруг люди. Шумят, толкают друг друга. Каждый хочет посмотреть, как Тинтин скребет зубами по огурцу. У ног Макса табличка: «Зверинец переносной».
Он тряхнул головой и в тысячепервый раз толкнул террариум коленом.
Дотащившись до своего подъезда, Макс передохнул на скамейке и из последних сил поволокся к себе на третий этаж. На лестнице стало особенно тяжело. Пальцы елозили по стенкам так, что он боялся выронить ахатину на ступеньки. От страха в голове стоял звон бьющегося стекла – совсем как на прошлой неделе, когда он нечаянно грохнул на кухне графин для воды. Пока добирался до своей квартиры, поклялся, что в следующий раз согласится нести только чугунный мост…
…Увлеченный Тинтином, Макс не сразу заметил, что в доме тихо. Обычно в это время сестра бесилась у себя в комнате, распевая песни вдвоем с любимым сиреневым бегемотом Пузиком, или, пыхтя, отвинчивала голову новой кукле.
– Катюха, иди, посмотри, кого я принес, – позвал он, но в ответ опять не раздалось ни звука.
Макс удивился. Шестилетняя Катька совала нос во все дела старшего брата. Смотрела, какие книги он читает, рылась в ящиках стола, пыталась залезть в ноутбук. Макса это забавляло. Иногда он специально оставлял в столе любимый Катин жевательный мармелад, резинку для волос или фломастер необычного цвета. Однако вход в ноутбук на всякий случай запаролил, чтобы она не добралась до «Нечистой силы».
Катя ни за что не пропустила бы появление в доме улитки. Надулась и теперь прячется, решил Макс. С собой я ее не взял, за открытую дверь отругал. Сильно обиделась. Надо мириться.
Выйдя из комнаты, он закрыл глаза руками и громко досчитал до десяти. Пробормотав напоследок «Кто не спрятался – я не виноват!», пошел по квартире, заглядывая во все укромные уголки. Сестры не было ни в кладовке, ни в шкафу родительской спальни, ни за диваном в гостиной, ни под письменным столом в кабинете отца. На полу кухни нашелся сиреневый бегемот. Странно, обычно она с ним не расстается…
Когда он двинул в Катину комнату, в квартире раздался звонок. Кого-то принесло ну совсем невовремя.
Макс посмотрел в глазок. Обзор закрывала полоска белой ткани с красным кругом посередине и иероглифами по бокам. Хатимаки, вспомнил название Макс. Понятно. Всего один человек из всех Ивановских знакомых носил на голове японскую бандану. Одуванчик, Петр Савельич Кочепаскин, сосед по лестничной площадке.
Кочепаскин появился в доме, где жила семья Ивановых, всего полгода назад, но за это время успел сдружиться с Ивановыми-старшими. Он был маленьким, крепким, энергичным старичком, почти совсем лысым, только над ушами торчали кустики пушистых белых волос. На солнце кустики светились, как парашютики одуванчика, за что Петр Савельич и получил от Ивановых-младших свое прозвище. Говорил он быстро, короткими фразами и очень любил давать советы, приводя в пример поучительную историю из своей жизни.
Все его истории начинались со слов «Когда я служил в Башкирии…». Но такое вступление не гарантировало, что история будет про то, что случилось в Башкирии. Чаще всего после первой же фразы судьба в виде командира воинской части забрасывала Кочепаскина в самые невероятные места. То на Крайний Север, где он месяц жил в хижине на берегу Белого моря. То в Африку, в заповедник Ботсваны. А то и вовсе в подземелья Петербурга.
– Представляете, милочка, – говорил Петр Савельич маме Макса и Кати, – на Белом море мы с товарищем целый месяц не ели хлеба. Белые медведи там были. А хлеба не было. Местные жители его не пекли, да и муку-то видели, когда вылетали на материк.
– На материк? – удивлялась мама.
– Ну да, там же десятки островов. На некоторых живут люди. Мы с товарищем случайно застряли на одном из самых маленьких обитаемых островов. Ждали катер, а он не мог добраться до нас из-за раннего ледостава.
– И что ж вы ели целый месяц?
– Вы не поверите, милочка, – красную икру. Нам дали трехлитровую банку красной икры, и мы ели ее большими ложками. В конце жевали и плакали – так хлеба хотелось. С тех пор я хлеб никогда не выбрасываю. И вам не рекомендую.
К соседям Петр Савельич являлся в хатимаки, темно-вишневом атласном кимоно с драконом на спине и деревянных сабо, громыхающих, как боевые японские барабаны. Внешний вид добавлял его историям экзотики. Заслышав «Когда я служил в Башкирии…», на кухню подтягивались все имеющиеся в наличии Ивановы.
Слушать про икру Кате не нравилось. Она считала ее гадостью, хотя пробовала всего раз. Зато обожала истории про петербургские подземелья, секретные ходы под дворцами, потайные двери, ведущие вниз прямо из царских спален. Максу нравилось все. И про поморов, и про подземелья, и, особенно, про Центральную Калахари, заповедник Ботсваны. Кочепаскин рассказывал, как слоны отгоняют львов от слонят стопудовыми ножищами. Как гепард, догнав на бешеной скорости антилопу, валится рядом со сбитой жертвой без сил. И иногда так долго не может встать, что добычу уволакивают наглые гиены.
Когда рассказчик уходил, папа тер переносицу.
– Самое удивительное, что он не врет. Может, капельку приукрашивает, но в главном, даже в деталях – все соответствует действительности. Неужели он реально бывал в Африке? Не удивлюсь, если бывал. Есть в нем что-то от авантюриста. Так и кажется, что его сочинения – лишь вершина айсберга. А под водой у нашего Петра Савельича много чего разного.
– Ну что ты наговариваешь на хорошего человека, – сердилась мама. – Он немного словоохотлив, но это ведь небольшой недостаток. Подожди, доживешь до его возраста, тоже будешь всех историями доставать.
– Историями о чем? – смеялся папа. – О гальванических покрытиях? Или я чего-то не знаю, и мы завтра вылетаем в Ботсвану?