Тайфун в офисе

Я не могу выдавить из себя ни слова. Мне предлагают работу мечты?! И кто?! Бывший шеф?! Что-то тут не так.

– Глафира Сергеевна, – начинает нервничать мой собеседник, – у вас все в порядке? Вы запишете адрес?

– Why not, – решаюсь я. – Диктуйте.

Записав адрес на обложке «Gentlemen’s Quarterly», я звоню Тасе. «Нет, – клянется он, – такой фирмы не знаю. Наверно, маленькая совсем, посредническая – из одного директора. Подбирает работяг под конкретные заказы».

Я укладываюсь спать с подозрением, что в «Бетонных мечтах» меня ждет сюрприз.

И не ошибаюсь.

Вот только истинные масштабы этого сюрприза даже вообразить невозможно.

Офис «Мечт» располагается на первом этаже в торце длинного, как упавший небоскреб, здания. Вокруг него кипит строительство нового района. Кажется, куда-то сюда недавно переехала компания Таси. В скудно обставленной приемной никого нет. Стучу в дверь с табличкой «Директор», вхожу, здороваюсь и вручаю странному типу за столом свое резюме.

Пока он его изучает, я незаметно оглядываю кабинет. Интерьером он не блещет. Стол, стулья, шкаф, обшарпанный сейф, зарешеченное окно. Единственный выдающийся предмет – разросшийся куст гибискуса, он занимает весь дальний угол. Так как в кабинете ничего больше нет, я переключаюсь на его владельца. И чем дольше в него всматриваюсь, тем меньше он мне нравится. Его черные взлохмаченные волосы похожи на гнездо, свитое безрукой вороной. Растянутый джемпер с поддернутыми рукавами скрывает фигуру, правда, по некоторым признакам можно догадаться, что глава «БМ» худощав и мускулист. Глаза прячутся за здоровенными темными очками, делающими его похожим на стрекозу. Но хуже всего запах его парфюмерной воды – густой мускусный аромат, именно такой, какой я не выношу. Я подозреваю, что перед моим приходом хозяин кабинета щедро обрызгал из флакона не только себя, но и стены, и сейф, и бедный гибискус, и уже начинаю задыхаться, когда он, наконец, отрывается от резюме и устраивает мне допрос. Почему-то этого хмыря мало интересуют мои навыки переводчика, зато с пытливостью испанского инквизитора он выясняет, люблю ли я путешествовать, что читаю, какие сериалы смотрю, увлекаюсь ли футболом. На вопросе, где живет моя бабушка, мое терпение лопается, и я вскакиваю со стула.

– Что-то не так, Глафира Сергеевна? – спрашивает он. – Я этот стул перед вашим приходом специально осматривал, гвозди из него не торчат.

– Премного благодарна за заботу, не стоило так из-за меня утруждаться, – от ярости я начинаю выражаться высокопарно. – Если позволите, я, пожалуй, пойду.

– Как? – ошеломленно спрашивает он и тоже переходит на изысканный слог позапрошлого века. – Как это, сударыня, вы пойдете, когда мы еще не поговорили о работе, о вашем вознаграждении. Не извольте беспокоиться – условия я предложу самые лучшие, вы останетесь довольны.

– Ах, нет, – отбрыкиваюсь я. – При всей моей признательности за ваше предложение, служить у вас я не буду, извините.

– Но мне невозможно принять ваш отказ, – настаивает хмырь, и я замечаю, что он в растерянности, можно подумать, жизнь его зависит от моего согласия.

Но я непреклонна. Рассыпаясь в благодарностях и извинениях, я пячусь к двери и чувствую огромное облегчение, когда упираюсь в нее спиной.

– До свидания, – выпаливаю я и дергаю дверь за ручку. Дверь не открывается. Дергаю еще раз – результат тот же. Тогда – чего уж, терять мне нечего – я упираюсь в косяк кроссовкой и тяну дверь на себя со всею отпущенной мне природой силою. Дверь остается на месте, а вот ручка… ручка почему-то оказывается в моих руках, и с ее обратной стороны торчат два блестящих шурупа.

Заливаясь краской, я поворачиваюсь к столу и вижу, что нечесаный мужик, сложив руки на груди, смотрит на меня с нескрываемым интересом. Налюбовавшись моим смущением, он подходит к двери и легонько толкает ее вперед. Дверь распахивается, я начинаю выдвигаться на свободу, но тут хмырь открывает рот. «Ручку, – с трудом выдавливает он из себя, и его лицо искажает гримаса, как от жестокой желудочной колики, – ручку… того… верните… Здесь, видите ли, всё моя собственность, и мне не хочется терять ее за здорово живешь». – «Шурупы тоже?» – спрашиваю я как можно ядовитее. «Что – тоже?» – не понимает он. «Тоже ваша собственность?» – разъясняю я идиоту. «В принципе, шурупы тоже мои, – сдавленным голосом отвечает он и на этих словах трясет головой и глухо то ли кашляет, то ли чихает. – Но вы можете оставить их себе на память». – «Боюсь, вы не переживете такой потери», – безжалостно замечаю я, сую ему его драгоценную фурнитуру и шагаю за порог. «Постойте, – вдруг хватает он меня за рукав, – вообще-то так дело не пойдет. Вы нанесли моему имуществу ущерб и обязаны его возместить». Держит он меня крепко, и я понимаю, что, если хочу уйти отсюда невредимой, лучше заплатить. «Сколько? – роюсь я в сумочке. – Денег, предупреждаю, у меня немного». – «Тысяча, – сообщает он и, увидев, что я киваю, уточняет: – Долларов, Глафира Сергеевна, дол-ла-ров. В двери теперь дырки, а она итальянская. Ручка вообще по спецзаказу сделана. Или платите, или…»

Я не дура и уже знаю, что услышу дальше.

– …или являйтесь завтра на работу, а я буду вычитать ущерб из вашего жалования. И не пытайтесь исчезнуть, – зловеще ухмыляется он, – у меня осталось ваше резюме, найду и в Африке.

«Хам! – говорю я. – Хам, хам, хам! Хмырь! Нечесаный тупица!» – «Это вы мне?» – вежливо спрашивает какой-то старичок. Очнувшись, я понимаю, что изливаю злость на улице, и, видимо, в этом преуспела, так как прохожие старательно обходят меня стороной.

Вечером сгорающие от любопытства Сидоркины находят меня за поисками старой беретки. Пока я роюсь в шкафах, чета закидывает меня вопросами. Мой рассказ о гнусном типе, к которому я попала в рабство из-за какой-то паршивой дверной ручки и пары шурупов, вызывает у них бурный прилив радости. «Ты явно ему понравилась, и он не захотел тебя отпускать», – резюмируют они. Я понимаю, что друзья готовы расцеловать любого, кто способен выдернуть меня из-под журнального столика, но все же их ликование, по-моему, зашкаливает. Впрочем, заниматься психоанализом мне некогда, так как я, наконец, нахожу беретку и теперь прилаживаю ее к своей голове. «Зачем тебе эта гадость?» – удивляется Туся. «Выглядишь угрожающе, – подтверждает Тася. – Если тебя увидит в ней взвод коммандос, он сдастся тебе без боя». «Значит, его точно отпугну, – удовлетворенно киваю я, любуясь на себя в зеркале, и замечаю, что Сироткины тревожно переглядываются. – Хотя шокер иметь не помешало бы».

На следующее утро с горшком герани в руке и береткой на голове я открываю дверь в приемную и замираю на пороге. За ночь комната волшебным образом преобразилась. В ней появились стильный письменный стол с новеньким компьютером, офисное кресло и уютный кожаный диванчик, над которым висят большие черно-белые фотографии городских улиц. На окне ярко цветут узамбарские фиалки. Пока я оглядываюсь с вытаращенными глазами, из кабинета тихо выползает хмырь. Он долго молча смотрит на меня, и, хотя за темными очками его глаза не видны, я чувствую, он не отрывает их от моего головного убора. «Хорошо выглядите, Глафира Сергеевна», – наконец выдавливает он из себя вместо приветствия. «Стараюсь», – отвечаю я и делаю книксен. Хмырь странно мычит и резко поворачивается ко мне спиной. «Вы тут пока осваивайтесь, – сипит он, подрагивая плечами, – а после обеда я дам вам работу».

После обеда я обнаруживаю на столе стопку журналов с закладками. Возвращение к любимой профессии вытесняет из моей головы все мысли. Я с упоением перевожу с английского, немецкого, итальянского статьи о привидениях в замках Шотландии, конструкции венецианских гондол, кражах пивных кружек Октоберфеста. Над странным набором статей не задумываюсь – кто-то, видимо, составляет экзотический справочник. Куда больше интригует меня поведение начальства. Посетители к нему ходят редко, да оно, видимо, в них и не нуждается. Целыми днями хмырь сидит у себя, уставившись в ноутбук, который захлопывает каждый раз, как я заношу ему готовую работу. Из-за одуряющего запаха я задерживаюсь в кабинете не больше, чем на пару минут, и все это бесконечное время он не сводит с меня глаз, что мне не нравится. Я постоянно начеку, и когда он выходит в приемную, кладу руку на какой-нибудь метательный предмет типа степлера. Это срабатывает или беретка, не знаю, но хмырь держится от меня на расстоянии.

Наше «мирное сосуществование» заканчивается внезапно. Однажды вместе с очередной порции статей он протягивает мне конверт. В нем деньги; сумма для меня просто огромная. «Мне нравится, как вы работаете, и я решил дать вам премию, – поясняет он. – Вы, оказывается, классно владеете языками. Я просто зачитываюсь вашими переводами и, особенно, комментариями на полях». Последние слова я пропускаю мимо ушей. Вид красных и зеленых купюр гипнотизирует, и я уже представляю себя пирующей в «Макдональдсе», а потом покупающей те самые босоножки, что мы с Тусей вчера рассматривали. «На босоножки хватит?» – внезапно раздается голос хмыря прямо над моим ухом. От неожиданности я отпрыгиваю в сторону и валюсь на диванчик. Беретка вспархивает с моей головы летающей тарелкой и приземляется на пол. «Вы боитесь меня, Глафира Сергеевна?» – спрашивает он, подавая вязаный блин. «С чего бы это мне вас бояться? – бормочу я, возвращая головной убор на место. – Никого я не боюсь. Смешно даже вас бояться…» – «Тогда, может, мы сегодня вместе пообедаем?» – он близко наклоняется ко мне, и от ужаса я так вжимаюсь в диван, что в нем что-то хрюпает. «Вижу, не пообедаем», – мрачно резюмирует он.

Я заинтригована. Что это было? Старт сексуальных домогательств? Он собирается ко мне приставать? За мной «ухлестывать», как говорит моя бабушка? Я смотрю на себя в зеркало, поправляю беретку и успокаиваюсь. Как показала история с фурнитурой, сила в руках у меня есть. В случае чего засажу ему в нос. Или верну премию – это его охладит. Я заглядываю в конверт и решаю остановиться на первом варианте. Чудесные планы, связанные с транжирством, туманят мою голову. Поглощенная ими, я не подозреваю, какие темные силы вызвала к жизни. Не догадываюсь, через какие испытания придется пройти, пока потаенные сущности не явят мне свое истинное лицо. Уплетая биг мак, крутясь перед зеркалом в новых босоножках, не понимаю, что нервные потрясения уже барабанят в дверь моей души.

Дальше события разворачиваются со скоростью американского боевика.

На следующий день, закончив очередную статью, я стучусь в кабинет и, не дождавшись ответа, тихонько приоткрываю дверь. Кабинет пуст. Я не придаю этому значения, хотя и не помню, чтобы начальство проходило мимо меня к выходу. Поглощенная работой, я обычно не вижу, что творится вокруг. После обеда хмырь как ни в чем не бывало вновь сидит за ноутбуком, и я забываю о происшествии до следующего случая.

Он не заставляет себя ждать.

На этот раз я готова заложить беретку, что начальство исчезло, не выходя из кабинета. Когда через пару часов оно, минуя вход, материализуется обратно, в моем мозгу дьявольским семенем всходит ужасное подозрение. Невероятное даже для моей буйной фантазии. Я трясу головой, клянусь докопаться до истины и открываю за хмырем слежку. Супершпионские средства вроде миниатюрных микрофонов и видеокамер мне недоступны, поэтому для подслушивания я одалживаю у Туси тонкостенный стакан.

Несколько дней я фиксирую, как хмырь, пренебрегая дверьми, то растворяется в воздухе, то из воздуха материализуется. К исходу четвертого дня я убеждена, что мое начальство вовсе не Андрей Ильич Тарасов, и созываю Сидоркиных на экстренное совещание.

Когда я сообщаю им о слежке и своих выводах, мои руки трясутся. Еще бы: невероятные трансформации директора «Бетонных мечт» в закрытом кабинете можно объяснить только одним: он – инопланетянин! Возможно, марсианин. Кстати, хорошо законспирированный. К его человеческому виду и речи не придерешься. Но в одном он все-таки прокалывается, причем каждый день. Будь он человеком, мой утренний книксен в беретке вызывал бы у него нервную улыбку. Вместо этого он отворачивается, сипит и дергает плечами, что, по-моему, очень по-марсиански.

Реакция Сидоркиных меня поражает.

– Ты, Глашка, похоже, опять развлекаешься, – сердится Тася. – Ни в каких инопланетян ты не веришь, ну и оставь своего начальника в покое. Ржет он, видите ли, не так…

– Даже если инопланетяне существуют, что понадобилось им в нашем городе? – вопрошает Туся. – Здесь не столица и не военная база.

– Не знаю, – задумчиво произношу я. – Но попробуйте объяснить его исчезновения чем-то кроме телепортации.

– Может, он вылезает в окно, чтобы погулять на свежем воздухе, – предполагает Туся.

– В окне решетка, – сообщаю я. – Вделана прочно.

– Может, он умеет становиться невидимым, – предполагает Тася, беря жену за руку.

– Проверяла, – отвечаю я. – Тыкала линейкой в пустое пространство. Ни один невидимка не выдержал бы.

От моих слов Сидоркины теряют дар речи и других версий не выдвигают.

Весь следующий день хмырь безвылазно сидит за своим ноутбуком. Посетители к нему не приходят. Тем не менее, ближе к вечеру из-за стены до меня доносится разговор.

Так, теперь их двое, удовлетворенно отмечаю я и плотнее прижимаю ухо к стакану.

Голос второго инопланетянина звучит глухо. Он что-то втолковывает директору «БМ», но что именно, разобрать невозможно.

– Значит, ты считаешь, что мы все еще контролируем ситуацию и опасаться нечего? – насмешливо произносит хмырь. – Ну, смотри, потом не жалуйся. Если мы не уследим и это стихийное бедствие развернется во всю мощь, мы и всей командой с ним не справимся.

– Бу-бу-бу, – бормочет второй.

– Нет, думаю, нам пора сворачивать здесь нашу миссию. Я вообще-то утомился. Устал по нескольку раз в день перемещаться в пространстве и менять обличье. Продолжать можно и дислоцируясь на базе. Хотя я, кажется, жить без этого больше не смогу. Как ты и предрекал – зацепило.

От услышанного я цепенею. Ну да, в межпланетные экспедиции по одному существу наверняка не посылают. Но к нам явились даже не два инопланетянина, а целая команда. И то, что они затеяли, явно выходит из-под их контроля. Я боюсь даже думать о том, какие бедствия это сулит человечеству. Дольше тянуть нельзя. Пора бежать в полицию. Но мне нечем подкрепить свое заявление. Нужно найти хоть одно вещественное доказательство. Портал, например.

Дождавшись очередного исчезновения инопланетянина, я обыскиваю кабинет с дотошностью педантичного сыщика. Выдвигаю ящики стола, простукиваю шкаф и стены, дергаю за ручку закрытого сейфа. Портала нет. В отчаянии я протискиваюсь в угол, прикрытый кустом гибискуса. И тут мое сердце едва не выпрыгивает из груди. Понятно, почему хмырь не хотел, чтобы я поливала эту здоровенную китайскую розу. За большими листьями и крупными цветками скрывается хорошо замаскированная дверь. Она заперта. Я прикладываю к замочной скважине глаз. Ничего не видно. Я принюхиваюсь – из скважины отчетливо тянет мускусной водой хмыря.

И тогда я прошу Тасю познакомить меня с каким-нибудь домушником.

…После того как Сидоркин возмущенно уносится от меня на «Pathfinder’е», инопланетянин несколько дней сидит за своим столом как пришитый. Будто кто-то предупредил его о моих подозрениях. Но терпения мне не занимать. И однажды, когда я в очередной раз прижимаю ухо к стакану, из-за стены не раздается ни звука.