– С яйцом… Я надеялся, оно на мелководье упадет, до него удастся донырнуть и щука не понадобится. Но оно упало в самую пучину.
– Кошмар! – ужаснулась я. – И что сделал Ванечка?
Наставник поморщился. Все-таки он не любит, когда я мужа так называю.
– Ваш Ванечка заломал белую березу потолще, выстругал мечом из ствола дубину (меч, конечно, безнадежно затупился) и прямиком двинул к Кощею.
– Я видела, как он выбил дверь, но потом ничего не помню.
– Потом вы грохнулись в обморок. А Кощей, увидев Ивана с дубиной, от смеха согнулся в три погибели. Тут Иван его по склоненной голове дубиной и жахнул. Убить не убил – бессмертная же тварь, но на сутки, думаю, отключил. Вас за пазуху, меня на плечо, и вот мы здесь. Надеюсь, Кощею вы больше без надобности.
Я перевела глаза с Наставника на Ивана и увидела, что он проснулся и смотрит на меня, прищурившись. Мне стало не по себе. Почувствовала: сейчас произойдет нечто очень для меня важное.
Так и случилось.
Иван приподнялся и приблизил ко мне лицо.
– После того как добрый молодец спасет красну девицу, он должен ее поцеловать, – пробормотал муж сонным голосом и прижался губами к моему рту. В следующую секунду он повалился на бок и снова заснул.
Я долго сидела не шевелясь. Слушала ровное дыхание Ванечки, глядела и не могла наглядеться на любимое лицо. Но вечно так продолжаться не могло. Слизнув муху с его подбородка, я поскакала в сторону болот. Если двигаться быстро, к восходу солнца я доберусь до той кочки, где мы с Иваном встретились.
Через несколько минут меня догнал мрачный Наставник. Он слишком хорошо меня знал, чтобы не догадаться, что я задумала.
– Не смейте, ваше высочество.
Я остановилась. Он прыгнул вперед и перегородил мне дорогу.
– Если бы от несчастной любви все лишали себя жизни, на земле даже амеб не осталось бы, – голос наставника зазвенел так, что перекрыл звон комаров. – В этом мире каждый, кто умеет любить, хоть раз испытал несчастную любовь. И ничего – живет себе дальше. Некоторые вообще годы проводят рядом с объектом своей безответной любви. Поверьте: каждый день видеть любимую, говорить с ней и запрещать себе объясниться – это пытка.
Меня тряхнуло. Как же я раньше не догадывалась. Так вот почему он никогда не переходил со мной на ты, хотя папенька разрешил ему это с самого начала. Боялся, что, переступив один барьер, дальше не удержится.
– Мне жалко таких влюбленных, – пробормотала я виновато. И тут же разозлилась. Вот придурок! Признайся он мне до того, как я увидела Ванечкин портрет, у него, возможно, был бы шанс. – Мне очень их жалко, но, вообще-то, за любовь нужно драться.
Грусть в глазах Наставника сменилась его обычной холодной сдержанностью.
– Так деритесь, ваше высочество. До сих пор у вас это неплохо получалось.
Я саркастично рассмеялась.
– Посмотри на меня. Кого ты видишь?
– Мммм… Лягушку.
Он кашлянул и повысил голос.
– Симпатичную, веселую, умную, добрую, упрямую, непредсказуемую в своих выдумках, сумасшедшую, забавную, занозистую лягушку, с которой хочется прожить жизнь. С такими, как вы, бывает трудно, иногда хочется от них сбежать, но сделать это невозможно. С такими, как вы, не расстаются. Если выразиться высокопарно, вы можете составить счастье любой особи мужского пола.
– С комплиментами вали к Василисе, – пробурчала я. – Было достаточно одного первого слова. Я – лягушка. Он поцеловал меня, а я все равно осталась лягушкой. Значит, это навсегда. Значит, над ним всегда будут смеяться и всегда будут советовать ему бросить меня в молоко. Я не хочу, чтобы он из-за меня страдал. Не хочу, чтобы когда-нибудь пожалел, что со мной связался.
– Вы эгоистка, ваше высочество. Иван куда больше будет страдать, если вы по собственному желанию склеите перепонки.
– Ты этого не знаешь.
– Знаю.
– Не знаешь. Он быстро меня забудет, если я умру. Время лечит.
– Ни фига оно не лечит, – в гневе Наставник перешел на сленг. – Если сердце было разорвано в клочья, шрамы будут ныть всегда.
– Отстань от меня, – я сделала один большой прыжок, потом второй. – Оставь меня одну.
– Этого вы требовать от меня не можете, – Наставник поскакал рядом. – Согласно договору с вашим папенькой я должен сопровождать вас в любых ваших начинаниях.
– Ты не сможешь мне помешать.
– Не смогу. Но кто-то же должен засвидетельствовать вашу гибель.
***
Куст земляники справа от меня зашевелился, и из-за него показался Наставник. В лапках он держал каску, в которой плескалась вода. Опять попытается меня облить. Не поможет. На таком солнце несколько капель не спасут. А стащить меня в лужу ему не под силу.
Я закрыла глаза и прислушалась к себе. Задние лапки уже ничего не чувствовали.
– Ваше высочество! Ваше высочество! – вдруг заорал Наставник. – Розовые бантики!
Я с трудом подняла веки. Наставник махал каской куда-то в сторону стайки синих стрекоз. Бедняга. Солнце добралось и до него.
– Пойди окунись, – прошептала я из последних сил. – Не хочу, чтобы ты из-за меня погиб. Я этого не стою.
Я попыталась улыбнуться ему на прощанье, но силы иссякли, и я повалилась на спину. Сейчас кожа высохнет на брюшке, и все будет кончено.
– Гой еси, Лукерья, – внезапно произнес голос моего мужа. – Ты чего это помирать вздумала. Просыпаюсь – тебя нет. Хорошо, Наставник нацарапал на камне, где искать и что делать.
Мой возлюбленный взмахнул чем-то большим, и на меня пролился водопад холодной воды. Я почувствовала, что кожа вновь напитывается живительной влагой. Голова больше не кружилась. И глаза снова видели ясно.
Иван поднес меня к своему лицу.
– Плевать мне на то, что ты лягушка. Я так сильно тебя люблю… – Он шумно втянул в себя воздух. – Поедем, принцесса, кататься.
– К-к-кататься? – переспросила я.
– Ну да. Я на опушке Сивого оставил. Топко тут у вас, ему не пройти. Как же я по тебе соскучился!
Его губы приблизились к моему рту. В следующее мгновение мир вокруг исчез. Говорят, он всегда исчезает при поцелуе истинной любви…
К миру меня вернул болезненный удар по щиколотке. Откуда-то снизу доносился еле слышный голос Наставника. Я опустила глаза. У моих ног подпрыгивала пучеглазая лягушка. Она размахивала каской, норовя еще раз попасть мне по косточке.
Я прислушалась.