Драконья гавань

– Слушай, я выскажусь прямо, после чего отстану от тебя. Мне кажется, ты поймешь, – ну, так или иначе, я тебе объясню. Дэвви – еще мальчишка. Я не хочу, чтобы он пострадал, и не хочу, чтобы его использовали. Мы с его отцом были как братья, и я понял, куда тянет Дэвви, задолго до того, как это заметила его мать. Если она хоть сейчас это осознала, в чем я лично сомневаюсь.

Охотник коротко засмеялся и посмотрел на Седрика, словно ожидая отклика. Но Седрик промолчал, и Карсон снова перевел взгляд на свои крупные ладони. Он потер руки, как будто у него ныли костяшки пальцев.

– Ну, ты понимаешь, к чему я клоню? – спросил он.

– Что ты Дэвви как отец? – рискнул предположить Седрик.

На это Карсон снова коротко хохотнул.

– Настолько, насколько я вообще могу стать кому-либо отцом! – заявил он и снова уставился на Седрика, как будто в ожидании.

Тот в ответ молча встретил его взгляд.

– Ясно, – проговорил охотник, куда тише и серьезнее. – Я понял. Обещаю тебе, дальше дело не зайдет. Я объясню, что хотел сказать, а потом уйду. Дэвви еще очень юн. Ты, вероятно, оказался самым красивым мужчиной, какого он встречал, и мальчик влюбился. Я пытался объяснить ему, что он еще слишком мал и что ты гораздо выше его по положению в обществе. Но щенячья любовь застилает ему глаза. Я сделаю все возможное, чтобы удержать его подальше от тебя, и буду признателен, если ты не станешь ему потворствовать. Когда парень поймет, что ему ничего не светит, он довольно быстро придет в себя. Может, слегка тебя возненавидит – сам знаешь, как это бывает. Но если ты высмеешь его или унизишь перед остальными, я из тебя душу вытряхну.

Седрик, закаменев лицом, уставился на Карсона. Мысли лихорадочно метались, заполняя умолчания смыслом.

Карсон спокойно выдержал его взгляд.

– А если я ошибся в тебе, если ты из тех, кто способен воспользоваться наивностью мальчика, мало тебе не покажется. Ты меня понял?

– Прекрасно понял, – ответил Седрик.

Наконец-то мысль Карсона пробилась в его разум, и теперь его раздирало между изумлением и смущением. Щеки его пламенели; он был рад тому, что в каюте так темно. Охотник по-прежнему пронизывал его взглядом. Седрик потупился.

– То, что ты сказал насчет унижения… Я никогда бы так не поступил. И просил бы того же от тебя. Что же касается… ну, его влюбленности… – сглотнув, выговорил он. – Я ее даже не заметил. Но если бы и заметил, то не воспользовался бы. Он же так молод. Еще совсем ребенок.

Карсон кивнул. Печальная улыбка тронула уголки его рта.

– Я рад, что не ошибся в тебе. Ты не похож на человека, готового воспользоваться ребяческой глупостью, но никогда нельзя утверждать наверняка. Тем более если речь идет о таком мальчишке, как Дэвви, который будто нарочно подставляется под удар. Пару месяцев назад, в Трехоге, он неверно оценил одного молодого человека и ляпнул кое-что лишнее. И всего лишь за предложение тот парень дважды вмазал ему по лицу, мальчик даже защититься не успел. Мне не осталось выбора, пришлось вмешаться, а нрав у меня горячий. Боюсь, нас еще не скоро снова пустят в ту таверну. Я еще и из-за этого в поход пустился. Хотелось на несколько месяцев увезти парня подальше от города с его соблазнами. Чтоб он подучился осторожности и сдержанности. Я думал, тут он ни во что не сумеет влипнуть, но он пропал с концами, стоило ему тебя увидеть. И кто может его винить? Н-да…

Охотник вдруг резко поднялся:

– Мне, пожалуй, пора. Мальчик больше не будет приносить тебе еду. Мне с самого начала казалось, что это скверная идея, но все не удавалось найти повод ему запретить. Теперь я скажу Дэвви, что ему нужно вставать и уходить вместе со мной, если мы хотим накормить драконов. Буду забирать его с баркаса пораньше. За едой тебе придется ходить самому. Или пусть Элис тебе приносит. – Он отвернулся и взялся за ручку двери. – Ты ведь работаешь на ее мужа? Так она сказала за ужином в первый вечер. Сказала, что обычно ты всюду ездишь с ним и она понятия не имеет, почему он отправил тебя с ней и как он там без тебя обходится. Ее всерьез терзает совесть, ты заметил? Из-за того, что ты здесь и так несчастен.

– Знаю.

– Но я подозреваю, что о многом она все же не догадывается – скажем, об одной из причин твоих страданий. Я прав?

Седрику словно что-то сдавило горло, мешая дышать.

– Не думаю, что это имеет к тебе какое-то отношение.

Карсон оглянулся через плечо:

– Может быть. Но я давным-давно знаком с Лефтрином. И еще ни разу не видел, чтобы он настолько потерял голову из-за женщины. Да и Элис, как мне кажется, не на шутку им увлечена. По мне, так если ее муж нашел в жизни толику радости, то и она заслуживает того же. И может быть, Лефтрин тоже. И они оба могли бы обрести эту радость, если бы Элис считала себя вправе ее искать.

Охотник взялся за щеколду, собираясь открыть дверь. Седрик совладал с голосом:

– Теперь ты расскажешь ей?

Карсон ответил не сразу. Он постоял у приоткрытой двери, глядя в щель. Вечер постепенно перетекал в ночь. В конце концов охотник тряхнул косматой головой.

– Нет, – ответил он, вздохнув. – Не мое это дело. Но по-моему, тебе стоит рассказать самому.

Он выскользнул за дверь плавно, словно крупный кот, и плотно закрыл ее за собой, оставив Седрика наедине с его мыслями.

В этот день они шли дольше обычного под мутным, грязным дождем, от которого кожа шелушилась и зудела. К вечеру берега реки сделались неприветливыми, их сплошь затянули колючие ползучие растения. Наверху эти лианы, поднятые к солнцу раскидистыми ветвями деревьев, были усыпаны алыми ягодами. Непрекращающийся дождь отмывал до блеска листья и плоды и взбивал рябью поверхность воды. Харрикин вытащил свою лодку на берег, чтобы собрать немного ягод, но только исцарапался и перепачкался. Тимара даже не пыталась. Она знала по опыту, что добраться до них можно лишь сверху, спустившись по стволу дерева. Но и тогда это оставалось опасным делом, чреватым множеством царапин. Девушка прикинула, что они с Рапскалем слишком сильно отстанут от товарищей, пока она будет искать дорогу к верхушкам деревьев.

– Может, вечером, когда будет привал, – предложила она, увидев, с какой тоской ее напарник провожает взглядом свисающие гроздья.

Но когда стало смеркаться, а берега по-прежнему остались неприступными, Тимара смирилась с тем, что им предстоит ночевка на палубе «Смоляного», с сухарями и соленой рыбой на ужин. Драконы с их чешуйчатыми шкурами, если придется, могут подобраться поближе к древесным стволам и там переночевать без удобства, зато в относительной сухости. У хранителей такой возможности нет. Последнее ее столкновение с рекой явно это доказало. Да, чешуя на ней разрослась, но все равно не идет в сравнение с драконьей броней. От зубов Меркора остались отметины, хоть он и очень старался держать ее бережно. Тимару изрядно смутило то, что Сильве увидела, насколько она теперь чешуйчатая, когда помогала перевязывать эти царапины и ободранную левую руку. Почти все раны оказались неглубокими, только одна борозда на спине до сих пор ныла и была горячей на ощупь. Рана болела, и Тимаре очень хотелось вытащить лодку на берег и поспать. Но драконы явно надеялись отыскать более подходящее место для привала, поскольку упорно брели вперед, и хранителям не оставалось иного выбора, кроме как следовать за ними.

Драконы уже казались темными контурами на фоне мерцающей воды, когда Тимара с Рапскалем к ночи их нагнали. Они рассыпались по длинной и широкой илистой косе, которая, изгибаясь, уходила в реку. Отмель была сравнительно новой, и деревьев на ней пока не росло. Вдоль ее хребта пробивались только редкие кусты и пучки травы. Но дров для костра хватало с избытком – к берегу прибило огромное бревно, за которое зацепился целый ворох мелкого плавника. Сойдет.

Девушка сильно толкнулась, и нос их лодки вылетел на топкий берег. Рапскаль бросил весло, прыгнул за борт, схватил фалинь и вытащил суденышко еще дальше на отмель. Тимара со стоном отложила собственное весло и с трудом разогнулась. От постоянной гребли она стала сильнее и выносливее, однако к концу каждого дня все равно сильно уставала, и мышцы ее ныли.

А Рапскалю непривычно длинный переход, похоже, был нипочем.

– Пора разводить костер, – бодро объявил он. – И обсыхать. Хорошо бы охотники принесли мяса. Рыба мне осточертела.

– Да, мясо пришлось бы кстати, – согласилась Тимара. – И костер тоже.

Остальные хранители тоже вытаскивали лодки и устало выбирались на берег.

– Будем надеяться, – отозвался Рапскаль и, не обернувшись, исчез в темноте.

Тимара вздохнула, глядя ему вслед. Его неизменная жизнерадостность и бодрость духа утомляли ее почти так же сильно, как и поддерживали. С досадой вздохнув, она принялась раскладывать по местам снаряжение, раскиданное Рапскалем по дну лодки. Перепаковав свои вещи так, чтобы одеяло и посуда оказались сверху, она отправилась вслед за товарищем. Костер сложили с подветренной стороны бревна, так что оно и горело само, и защищало огонь, и отражало жар. Язычки пламени уже начали расцветать. Рапскаль изрядно наловчился разводить костры и никогда не уставал от этой работы. Кисет со всем необходимым неизменно висел у него на шее. Бесконечная мелкая морось шипела, соприкасаясь с огнем.

– Устала? – донесся из темноты слева негромкий голос Татса.

– Еще как, – отозвалась она. – Это путешествие вообще когда-нибудь закончится? Я уже забыла, как это – ночевать в одном месте больше пары ночей подряд.

– Это еще не самое худшее. А вот как только мы доберемся туда, куда стремятся драконы, нам придется поворачивать и возвращаться обратно, вниз по реке.

Тимара на миг застыла.

– Ты бросишь свою драконицу? – тихонько прошептала она.

Девушка так до сих пор и не помирилась с Синтарой и вспоминала о ней с горечью. Тимара заботилась о драконице, как и прежде, чистила шкуру и добывала для нее еду, но разговаривали они мало. И тем разительнее воспринимались эти перемены, когда Тимара видела, с какой нежностью относятся друг к другу некоторые драконы и хранители. Татс с Фенте были очень близки. Во всяком случае, так казалось Тимаре.

Татс накрыл ладонями ее плечи и легонько сжал:

– Не знаю. Думаю, это много от чего зависит. Иногда мне кажется, что я ей нужен, что она даже привязана ко мне. А иногда… ну…

Хоть Тимара и вывернулась из его рук, ее тело отметило, насколько приятным оказалось это теплое прикосновение для ноющих мышц. Татс отступил на шаг, уловив ее недовольство. А сознание девушки жарким приливом затопили образы Грефта и Джерд, прильнувших друг к другу. На мгновение она задумалась, не стоит ли повернуться к Татсу, и даже отважилась вообразить, как гладит руками его теплую обнаженную спину. Но тут же вздрогнула, представив, как его ладони скользят по ее чешуйчатой коже. Все равно что ласкать теплую ящерицу, высмеяла она себя и крепко сжала губы, чтобы не закричать от такой несправедливости. Может, Грефт с Джерд и не отказывают себе в запретном, но, должно быть, это стало возможным лишь потому, что отверженными были они оба. Их не смущали чужие отметины Дождевых чащоб. С Татсом этот номер не пройдет. Он из татуированных и родился не здесь. У него кожа гладкая, как у дамочки из Удачного, он не изуродован ни наростами, ни чешуей. В отличие от Тимары.

– Долгий выдался день, – нарушил молчание Татс.