Волшебный корабль

– Вот тут-то я и вышла замуж за моряка, – сказала она вслух. И любовь, прозвучавшая в ее голосе, превратила простые слова в изысканный комплимент.

– Ум-м-гу, – сонно проворчал Кайл.

Кефрия положила руку на его незагорелую грудь и залюбовалась сочетанием его белой кожи и ее собственной – оливковой.

– Я просто хотела бы, чтобы ты не уезжал так надолго, – тихо промолвила она. – Теперь, когда больше нет папы, ты – глава семьи. И если тебя с нами не будет…

– Знаю, – ответил он спокойно. – Я тоже думал об этом. И беспокоился. Как по-твоему, зачем еще я так настаиваю, чтобы Уинтроу ходил со мной в море? Пора уже и ему быть в доме мужчиной. Пусть возьмет на себя свою долю ответственности.

– Но… его жреческий сан… – возразила Кефрия еле слышно.

Ей всегда было трудно найти в себе силы как-то оспорить мнение мужа. Раньше проблема с Уинтроу была единственной, где он всегда ей уступал. И она плохо понимала, что заставило его передумать.

– Тебе известно, что эту глупость я с самого начала не одобрял, – ответил он на ее немой вопрос. – Посвятить своего первенца служению Са! Оно, может, и неплохо для богатеев Джамелии. Еще больше выпячивает их богатство: смотрите, мол, мы можем отдать сына-работника – и ничего, не обеднели! Но мы – не они, дорогая. Я, впрочем, знал, что тебе очень бы этого хотелось, и всеми силами пытался предоставить тебе такую возможность. Мы отослали мальчика в монастырь. Проживи твой отец еще хоть несколько лет, Уинтроу смог бы навсегда там остаться. Однако, увы, Ефрон умер, а Сельден еще слишком мал, чтобы ходить в море. Поэтому печальная истина состоит в том, что Уинтроу нужен нашей семье гораздо больше, чем какому-то там монастырю в Джамелии. «Са да поможет», как ты всегда говоришь. Вот твой Са нам и помог. Он дал нам сына. Еще тринадцать лет назад. А теперь этот сын нам пригодится.

– Но мы отдали его по обету… – все так же еле слышно проговорила Кефрия.

Сердце ее обливалось кровью. Для нее это так много значило – то, что Уинтроу стал священником. Жрецом Са. Далеко не всех мальчиков, которых родители желали отдать в монастырь, туда принимали. Некоторых с благодарностью возвращали семье, сопровождая вежливым письмом, в котором объяснялось, по какой именно причине данный мальчик не годился для святого служения. Уинтроу же остался. Да не просто остался! Он с самого начала заделался любимцем наставников и быстро получил свое нынешнее бурое послушническое одеяние. Его даже перевели из окраинного монастыря в Келле в самую Келпитонскую обитель, что на Срединном полуострове. Жрецы не часто баловали семьи послушников письмами с отчетами о делах своих питомцев, но те немногие, что Кефрия получила, просто искрились восторгом. Она хранила их в сокровенном уголке сундука вместе с золотыми ленточками, которыми их перевязывали монахи.

– Это ты его отдала, – заметил Кайл. – Не я. Погоди-ка… Дай поднимусь.

Он высвободился из ее рук, выпутался из простыней и встал. В лунном свете его тело казалось вырезанным из отменной слоновой кости. Он пошарил в изножье постели, нашел ночную рубаху и натянул ее через голову.

– Куда ты? – тихо спросила Кефрия.

Она знала, что вызвала его неудовольствие, взявшись возражать. Но никогда раньше он вот так не покидал супружеское ложе, чтобы улечься отдельно.

Как же хорошо все-таки он ее знал! Почувствовал, как она разволновалась, и наклонился, чтобы ладонью убрать с лица ее волосы.

– Сейчас вернусь. Пойду просто загляну в комнату Альтии, проверю, вернулась ли. – И тряхнул головой. – Поверить не могу, что она до такой степени дура! Надеюсь только, нынче ночью она не натворит дел и не вызовет ненужной болтовни! Она ведь, как выпьет, чего угодно способна наговорить. А нам сейчас только скандала хорошего не хватает для полного счастья. Пока мы не управимся с денежными затруднениями, надо, чтобы все видели наше единство! Если же Альтия начнет болтать разную дичь, наши кредиторы того гляди перепугаются до смерти и начнут вытрясать из нас что только можно… пока есть что вытрясать… Ну да ладно. Завтра будет день – тогда и станем печалиться да волноваться. Спи теперь, отдыхай. А я сейчас подойду.

…Было невыносимо долгое мгновение, когда Брэшену казалось: сейчас она откажется от его протянутой руки и не позволит себя проводить. Альтия слегка покачивалась на ногах и пыталась сосредоточить на нем взгляд. Брэшен прямо смотрел ей в глаза. Если честно, то видок у нее был еще тот. Ох, милостивый Са! Волосы совсем растрепались и в беспорядке свисали и на плечи, и на лицо. Слезы проложили дорожки на запыленном лице. Только платье еще пыталось свидетельствовать, что перед Брэшеном стояла женщина не из простых. Да и оно казалось обноском с чужого плеча. «Похожа ты, – с горечью подумал молодой моряк, – сейчас не на гордую дочь старинной фамилии, а на дешевую шлюху, ищущую, с кем бы перепихнуться». Страшно представить, что с ней может случиться в портовых заулках, вздумай она пойти домой в одиночестве.

Но мгновение минуло, и Альтия тяжело перевела дух.

– Ладно, – сказала она. Еще раз вздохнула – и приняла его руку.

Вернее, тяжело оперлась на нее, и Брэшен про себя порадовался, что несколько ранее сумел пристроить свою морскую кису[33 - Киса – плотный парусиновый мешок с ручками и завязками. Матросы парусного флота держали в таких мешках личные вещи. В кисах разного размера могут также храниться паруса, сигнальные флаги и прочее имущество.]. Он хорошо знал трактирщика, согласившегося присмотреть за мешком – не бесплатно, конечно. Думать о том, сколько денег пришлось нынче потратить, таскаясь за Альтией из таверны в таверну, Брэшену не хотелось. Гораздо больше, чем следовало бы. Но, в общем, поменьше, чем мог бы стоить хороший гудеж на весь вечер, который он вначале рассчитывал закатить. Зато (и это было самое неприятное) он остался практически трезвым, то есть не получил никакого удовольствия. Впрочем, так или иначе эпопея уже почти завершилась. Оставалось лишь благополучно довести девчонку до дома. После этого до рассвета останется еще несколько часов – и уж их-то он проведет так, как сочтет нужным!

Брэшен окинул улочку взглядом. Она была едва освещена редкими факелами. И почти безлюдна – час был не ранний. Все, кто еще не упился до бесчувствия, сидели по тавернам, а кто уже не мог пить – валялись в углах. Пожалуй, в основном на ногах оставались лишь местные жулики, мечтающие поживиться последними грошами захмелевшего моряка. «Надо будет соблюдать осторожность, – сказал себе Брэшен. – Особенно с Альтией на буксире!»

– Сюда, – сказал он и попытался быстрым шагом повести девушку прочь, однако та сразу начала спотыкаться. – Ну надо ж было так нализаться… – буркнул Брэшен раздраженно, не успев вовремя прикусить язык.

– Ага, – согласилась она и легонько рыгнула.

А потом остановилась так резко, что он немного испугался – не завалилась бы прямо на мостовую. Но Альтия просто скинула с ног башмачки – нарядные, на высоких каблучках, украшенные лентами.

– Дерьмо! – сказала она. – Ходить невозможно. – Огляделась и зашвырнула башмачки далеко в темноту улицы. Выпрямилась и твердо взяла Брэшена под руку. – Теперь пошли.

Пришлось ему признать, что босиком она сразу зашагала несравненно проворнее. Брэшен усмехнулся в потемках. Оказывается, даже после стольких лет ежечасной борьбы за существование в нем сохранилось кое-что от прежнего лощеного Трелла: некая часть души готова была содрогнуться от ужаса при мысли о дочери Вестритов, шагающей по ночному городу босиком. «Впрочем, – подумал он, – весь ее вид нынче таков, что отсутствие обуви навряд ли кто сразу заметит». Тем не менее он вовсе не собирался тащить Альтию через круглосуточно работавший рынок. Лучше держаться второстепенных улочек, где если и попадется навстречу случайный прохожий, так навряд ли их признает в ночи. «Хоть таким образом почтить память Ефрона Вестрита…»

Но вот они приблизились к перекрестку, и Альтия потянула Брэшена за рукав, пытаясь свернуть в сторону ярко освещенных улиц, где вовсю продолжалась торговля.

– Я есть хочу, – объявила она жалобно и настырно, так, как если бы это он был в том виноват.

– Скверно. У меня денег нет, – соврал он и потянул ее прочь.

Альтия подозрительно уставилась на него.

– Так быстро пропил все, что тебе заплатили? Во имя задницы Са, парень, я знаю, ты далеко не дурак повеселиться в порту. Но даже ты вряд ли способен так быстро спустить все заработанное.

– На потаскушек истратился, – прихвастнул он раздраженно.

Она смерила его взглядом в свете колеблющегося факельного пламени. И утвердительно кивнула:

– О да. Это на тебя похоже. – Потом покачала головой. – Ты ведь у нас на что угодно способен, а, Брэшен Трелл?

– Почти, – бросил он с холодком.

Продолжать разговор ему не хотелось. Он снова потянул ее за руку, но она уперлась:

– Тут масса местечек, где меня покормят и в долг. Пошли! Я и тебе что-нибудь куплю.

Исчерпав обходные пути, Брэшен решил резать правду-матку прямо в глаза:

– Послушай, Альтия. Ты же пьяна в сосиску. Нехорошо, чтобы на тебя пялились, пока ты в таком виде. Идем, я тебя домой отведу.

Она перестала перечить ему и послушно пошла с ним в глубину полутемного переулка. Это был квартал мелких лавчонок. Одни имели довольно грязную репутацию, хозяева других просто не в состоянии были снять помещение в месте попрестижнее. Перед дверьми заведений, все еще продолжавших работать посреди ночи, светились тусклые фонари. Татуировочные салоны, магазинчики благовоний и лекарств и всякие сомнительные местечки, где можно было разными нетривиальными способами ублажить свою плоть. Брэшен только радовался про себя, что нынче ночью дела здесь явно шли не особенно бойко. Он даже почти решил, будто тяжкие испытания для него готовы были закончиться, когда Альтия вдруг судорожно вздохнула, и до него дошло, что все это время она плакала.

– Ну? Что еще? – спросил он устало.

– Теперь, когда умер мой папа, – ответила она, – никто никогда больше не скажет мне: «Я горжусь тобой, Альтия». – Она как-то незряче мотнула головой и в тысячу первый раз промокнула глаза рукавом. И сдавленно выговорила: – Для него было важно, что я могу. Для них… для все остальных наших… важно то, как я выгляжу… или что другие обо мне могут подумать…

– Ты слишком много выпила сегодня, – сказал он негромко.

На самом деле это была неуклюжая попытка утешить ее, он имел в виду, что такие вещи в голову-то могут прийти разве что пьяную и оттого беззащитную. Хотел, в общем, как лучше… а получилось очередное обвинение. Брэшену стало стыдно, но Альтия только повесила голову и продолжала послушно тащиться следом за ним. «Ну и ладно». Определенно из него получался плохой утешитель, да он, собственно, и не очень-то собирался сопли ей утирать. У него и права такого не было. Но, значит, вот как ее семейство на нее смотрит? И она ему об этом рассказывает, не удосужившись вспомнить, что он сам был в своей семье отверженным, никому не нужным изгоем? Между тем ведь всего несколько недель назад сама его этим же отхлестала. А теперь, значит, счастье переменилось и она от него еще и жалости ждет?

Некоторое время они шагали молча. Потом Альтия снова заговорила.

– Брэшен, – сказала она негромко и вполне серьезно. – Я хочу забрать назад свой корабль.

Он ответил неким неопределенным звуком. Не говорить же ей, в самом деле, что, по его мнению, о таком было глупо даже мечтать.

– Ты слышал, что я сказала? – спросила она требовательно.

– Да. Слышал.

– Так почему молчишь?