Магия отступника

– Ты мне не кормилица.

Оликея, Джодоли и Фирада удивленно уставились на него – так они могли бы смотреть на заговоривший камень. Оликея потрясенно приоткрыла рот, на ее лице одно выражение быстро сменяло другое. Обида, потрясение, сожаление и гнев боролись за власть над его чертами.

Как Невар, я наблюдал за разворачивающейся перед моими глазами драмой, будучи скорее зрителем, чем участником. Я слышал и видел, но не мог говорить и управлять телом, в котором находился. Я был осведомлен о его мыслях. Мог ли я на них влиять? Я не находил в себе даже желания попробовать. Возмущение моего спекского «я» тем, как напрасно я растратил нашу силу, лишало меня воли. Пусть сам разбирается с непомерными требованиями магии – и посмотрим, справится ли он лучше!

С мрачным удовлетворением я наблюдал за тем, как Оликея пытается совладать с собственным лицом, придать ему озабоченное, а не оскорбленное выражение. Этот человек еще никогда не разговаривал с ней в подобном тоне. Она злилась, но старалась, чтобы ее голос звучал спокойно:

– Но, мальчик-солдат, ты еще очень слаб. Тебе нужно…

– Мне нужна еда! – отрезал он. – А не бесполезная болтовня и скулеж. Еда. Настоящая кормилица сначала позаботилась бы о моих нуждах, а упреки и жалобы приберегла на потом.

Внутри моего изможденного тела я двигался, точно тень позади мальчика-солдата. Спекская сущность захлестнула меня своим видением мира. Я сдался и замер. Оликея искоса взглянула на сестру и Джодоли. Ей не нравилось, что ее унизили в их присутствии.

Она расправила плечи и предприняла новую попытку – с по-матерински заботливой настойчивостью:

– Ты голоден и слаб. Посмотри, до чего ты довел себя. Сейчас не время капризничать, мальчик-солдат. Прекрати говорить глупости и позволь мне позаботиться о тебе. Ты сейчас не в себе.

Я улыбнулся в полном единодушии с мальчиком-солдатом. Она и не представляла, насколько она права.

Неожиданно я уловил в воздухе слабый аромат чего-то жизненно необходимого, а он повернулся на запах, напрочь забыв об Оликее. Маленький обгоревший на солнце мальчик вернулся с полной корзиной ягод. Он спешил так, что пухлые щечки забавно вздрагивали.

– Я принес тебе ягоды! – крикнул он, подбегая.

Он встретился со мной взглядом и, вероятно, сообразил, что я еще не должен был прийти в себя. В детских глазах вспыхнул ужас от того, насколько исхудало мое тело, но тут же сменился сочувствием. Мальчик бросился ко мне с корзинкой:

– Съешь их! Быстрее!

В спешке он наклонил ее, и несколько ягод просыпались на мох, словно драгоценные камни.

– Неуклюжий мальчишка! Дай мне! Они же для великого, – прикрикнула на ребенка Оликея.

Малыш весь съежился и протянул корзинку ей. Когда Оликея протянула за ней руку, Джодоли отвернулся, а Фирада нахмурилась.

– Нет, – твердо вмешался мальчик-солдат.

– Но ты должен съесть их, мальчик-солдат. – Оликея мгновенно сменила предназначавшуюся ребенку суровость на льстивую вкрадчивость. – Они помогут тебе восстановить силы. И тогда мы сможем приступить к восполнению твоей магии. Но сначала ты должен съесть эти ягоды.

Запах, острый и искушающий, коснулся его ноздрей, и он содрогнулся от вожделения, но сцепил руки, чтобы не выхватить корзинку.

– Нет. Я ничего у тебя не возьму. Мальчик принес мне дар. Пусть сам его и преподнесет. Честь служить великому принадлежит ему.

Невар залился бы румянцем, произнося эти слова. Он никогда не требовал к себе подобного почтения. Но это был не Невар, даже если бы я думал о нем как обо «мне». Это был кто-то другой, а я оставался лишь его безмолвной тенью.

Оликея задохнулась от возмущения, прищурилась, и я предположил, что она собирается спорить, но вместо этого она резко встала, отвернулась и двинулась прочь. Джодоли и Фирада смотрели ей вслед, но мальчик не сводил глаз с меня. Трепеща от оказанной ему чести, он упал на колени, прижимая к груди корзинку, и пополз ко мне. С его приближением запах пищи становился все соблазнительнее. Мальчик-солдат не стал забирать у него корзинку, а погрузил в нее обе руки, зачерпнул ягод и набил ими рот. Вскоре она опустела. Мальчик-солдат удовлетворенно вздохнул, и малыш просиял счастливой улыбкой. Он взлетел на ноги, но вспомнил о присутствии лесного мага и опять рухнул на колени. Не вставая, он попятился и, лишь отдалившись, вскочил снова.

– Я знаю, где найти желтые грибы! – воскликнул он и, прежде чем мальчик-солдат успел ответить, развернулся и умчался прочь.

Мое спекское «я» огляделось по сторонам. Я почти ожидал обнаружить вокруг деревню спеков, но нигде не заметил их укрытий, костров – ничего, что указывало бы на то, где мы находимся, точнее, чем «в глухой чаще горного леса».

– А где все? – услышал я вопрос мальчика-солдата и оценил, насколько глупо он прозвучал. Он перевел дыхание. – Джодоли, как я сюда попал?

– Ты истратил слишком много магии и рухнул замертво в конце дороги захватчиков, – прямо ответил Джодоли, хотя и казался смущенным. – Один из старейшин устыдился смотреть на то, как великий погибает вот так, без заботы и дерева, которое могло бы его вобрать. Всеми остатками своей жизни он передал призыв. Лисана, твой покровитель, добавила сил, чтобы он прозвучал как приказ. Они позвали меня и Оликею. Фирада пришла со мной, чтобы заботиться обо мне. А Оликея привела с собой Ликари для мелких поручений – подай-принеси. Она вынуждена была перенести тебя в тень, поскольку упал ты на самом солнцепеке. Они с Ликари сильно обгорели, пока тащили тебя, поскольку даже истощенным ты оказался для них нелегкой ношей, а времени, чтобы сплести себе плащи, у них не было. Как только ты оказался в тени деревьев, Фирада смогла им помочь. Мы перенесли тебя сюда, подальше от света. А Оликея делала все, что могла, чтобы привести тебя в чувство. Я удивлен тем, что ты уже пришел в себя. Мне еще ни разу не доводилось видеть настолько истощенного великого.

– Пустая трата… – сердито пробормотал мальчик-солдат, откинулся на мох и уставился на клочки неба, просвечивающие сквозь густую листву. – Столько магии сгорело зря… То, что я сделал, задержит рубку деревьев, но не остановит. И хотя это напугает и удивит их, боюсь, они лишь задумаются о том, как справиться с трудностями, однако от своего замысла не откажутся. Я знаю, что моя задача – избавить наши земли от захватчиков, но мне неизвестно, как именно это сделать. Это по-прежнему ускользает от меня.

– Магия не ставит перед человеком неразрешимых задач, – успокаивающе проговорил Джодоли, и в словах его слышался ритм, похожий на движения старой пилы.

– Возможно. Но мне всегда твердили, что, когда ты встаешь на верный путь, магия освещает его и все делает ясным. Со мной такого не произошло, Джодоли. Я пребываю во тьме и пытаюсь на ощупь найти решение задачи, у которой его, похоже, вовсе нет.

Было странно слышать свой голос без сознательного намерения говорить. Крайне странно – и холодок страха пробежал по моей коже.

Джодоли было явно не по себе оттого, что мальчик-солдат признался ему в своей ущербности. Я знал, что великие редко становятся близкими друзьями; они бывают союзниками, а чаще – соперниками. Силу следует накапливать и направлять на благо собственного клана. Признание в том, что я истратил огромные запасы магии зря, смутило Джодоли, он устыдился за меня. Мальчик-солдат понимал, что нет смысла утаивать от него эти сведения. Возможно, Джодоли догадывается, как справиться с нашей бедой.

Впрочем, даже если так и было, он не стал делиться со мной своими предположениями.

– Я уверен, в свое время магия откроет тебе, что ты должен сделать, – ответил он.

Он бросил косой взгляд на Фираду, и лишь тогда я заметил, насколько она потрясена. Неожиданно я понял, что великие никогда не признаются в своем невежестве. То, что мальчик-солдат это сделал, испугало ее. Спеки обращались к своим великим за наставлениями и указаниями. Или в них нет магии леса, показывающей им, что они должны делать? Признание в том, что он не ощущает воли магии, испугало ее. Что, если даже магия не сможет остановить захватчиков? Что, если даже великие спеков не смогут их спасти? Мальчик-солдат пожалел о сказанном.

– Уверен, что так и будет. Просто я устал и обескуражен и потому сказал то, что сказал.

– Разумеется. Поешь и восстанови силы, и все будет хорошо.

Мальчик-солдат грустно кивнул:

– Пройдут дни, прежде чем я восстановлю хотя бы треть своего веса, и месяцы, прежде чем накоплю прежний запас магии. Это было ужасным расточительством.

– Зачем ты это сделал? – спросил Джодоли.

Мальчик-солдат молча покачал головой. То его признание уже было ошибкой. Если он скажет им с Фирадой, что виной всему невежественная гернийская часть его «я», это их только запутает. И возможно, восстановит против него. Он не мог такого допустить. Я начинал подозревать, что для выполнения поставленной перед ним задачи ему потребуется вся помощь, какая только возможна. И вся сила.

Его снова захлестнула волна голода, и он внезапно осознал, что его терзает страшная жажда.

– Вода еще осталась? – спросил он.

– Может, вон в том мехе, – сдержанно ответил Джодоли и указал рукой, но не сдвинулся с места, чтобы передать мне мех.

Я вдруг осознал еще один промах мальчика-солдата. Джодоли ему не кормилец, чтобы заботиться о его нуждах. Фирада неподвижно стояла поблизости, вполне осведомленная, что в ее обязанности не входит что-либо ему предлагать. Он с трудом сел и дотянулся до меха. Тот оказался неполным, но все же с водой.

– Где тот мальчик? – напившись, жалобно спросил он. – Как там его зовут?

– Ликари, – ответила Фирада. – Моего племянника зовут Ликари.

От воды ему стало полегче, но сосредоточиться на чем-то, кроме пищи, все еще оставалось непросто.

– Твой племянник. Я думал, скорее, младший брат.

– Нет, он мой племянник. Сын Оликеи.