Это был ты!

– Понятно!

– Да? Ну, так вот! Укрывшись в храме, Медуза подумала, что это священное место остановит страстного Посейдона, но, увы, его это не остановило… Силой овладев Медузой, Посейдон осквернил алтарь Афины!

– Он её изнасиловал? Козёл! – громко возмутилась Танюха.

– Да! Так случилось! Но, как ни странно, богиня Афина не стала гневаться на него! Наоборот! Всю свою ярость она направила на несчастную девушку – Медузу Горгону! Обозлённая Афина превратила красавицу в жуткого монстра, в чудовище… У неё выросли крылья, а вместо чудесных волос появились клубки ядовитых змей! Кроме того, богиня наделила Медузу Горгону смертельным взглядом – одного взора было достаточно, чтобы обратить человека в камень…

– Ужас какой-то! – содрогнулась Танюха.

– Это не то слово! Стараясь скрыться от глаз людей, Медуза Горгона переселилась на далёкий остров, затерянный в море. Обида, обострённое чувство несправедливости, затаённые в её несчастной душе, превратились в ненависть, которую это «чудовище» испытывало ко всему человечеству.

– И что было дальше, Красавчик? Мне интересно!

– А дальше… царевич Персей убил Медузу Горгону!

– Как? … Зачем?…

– Ему надо было спасти свою невесту Андромеду, которую принесли в жертву морскому дракону и приковали к скале…

– Но причём тут Медуза Горгона?

– Персей решил принести голову убитой Медузы Горгоны к той самой скале, где была прикована его любимая, чтобы расправиться с морским драконом! … Ведь если Медуза Горгона посмотрит своим взглядом на морское чудище, приплывшее за своей жертвой Андромедой, то этот дракон окаменеет! Богиня войны Афина очень помогла Персею. Он достаточно легко отыскал Медузу Горгону на острове, расправившись с ней. Спящей Медузе он отрезал голову подаренным Афиной серпом. Поднимаясь на крылатых сандалиях, он вынул из мешка голову Медузы Горгоны! Ужасное чудище, морской дракон, окаменело и утонуло в море! Позднее спрятанная в мешок голова Медузы Горгоны ещё не раз сослужила службу Персею, превращая в каменные статуи его врагов. Древние изображения Медузы Горгоны, действительно, жуткие. С них смотрит женское лицо, обрамлённое «волосами» – змеями. Её глаза кажутся горящими или даже безумными! Но Медуза Горгона достойна скорее жалости, чем отвращения. Сегодня же лицо Медузы Горгоны можно увидеть на флаге Сицилии, где, согласно мифологии, и встретила свою смерть красавица, ставшая чудовищем – Медуза Горгона!

– Ну, ты даёшь, Красавчик! Ты случайно учителем в школе не работал? – Танюха восхищённо раскрыла свои голубые глаза.

– Работал! – в ответ улыбнулся я, – преподавал историю, но это было давно… в прошлой жизни!

– То-то я смотрю, складно ты чешешь!

Она дико заржала. Необузданная вульгарщина так и пёрла из неё…

– А что это за гитара у тебя? Вон, в углу стоит? – спросил я.

– Это подруга оставила… она у меня такая игрунья! А ты что? Играть умеешь? Ну-ка! Сбацай что-нибудь душевное, чтобы всё сначала в груди развернулось, а потом свернулось! – Танюха взяла в руки инструмент и протянула мне.

– Да, ну… не умею я! Вернее, давно уже не играл…

– Ну, не ломайся ты, Красавчик, как сдобный пряник! Ну! Играй, тебе говорю! – продолжила настаивать на своём Танюха.

Я взял гитару в руки и внимательно осмотрел её. Инструмент был, действительно, классный, профессиональный, известного производителя акустических гитар из Болгарии – Kremona. Кроме того, он был оборудован набором капроновых струн, издавал мягкий мелодичный звук и чётко держал строй! Я бережно отставил инструмент в сторону.

– На такой гитаре, пожалуй, можно и сыграть, – неуверенно согласился я.

– Сыграй, сыграй, Красавчик! – взмолилась Танюха, – я ужас, как люблю, когда играют на гитаре и поют…

– Ну, хорошо, смущаясь, согласился я. – Эта песня про тебя! Танюха! А написал её известный поэт Сергей Есенин!

Я взял в руки великолепный инструмент, чуть подстроил гитару, подтянув парочку струн, взял несколько мелодичных, звучных аккордов, немного сосредоточился и тихо запел:

Я закончил петь. В нависшей дымной тишине возникла неловкая пауза… Танюха тупо затушила в пепельнице сигарету, которую только что курила, и вдруг вздрогнула всем телом!

До неё, наконец, дошёл смысл услышанного:

– Что? Он убил её, что ли? Он её убил? За что?

– За то, что она вышла замуж за другого, – тихо ответил я.

– Сволочь! Он же сам женился на другой! – из размазанных голубых глаз Танюхи брызнули слёзы, и только теперь я понял, что она абсолютно пьяна…

– Ну, он, типа… взял её на понт, проверил на верность, – тихо пролепетал я, немного оторопев от такой бурной реакции Танюхи на мою песню.

– Гад! Гад этот твой Есенин, раз такие песни пишет! – горько зарыдала Танюха, – чтоб он сдох… идиот!

– Так он в некотором роде… того… – я жалостно погладил её по плечу.

– Что «того…»? – сквозь слёзы переспросила Танюха.

– Умер. Вернее, покончил жизнь самоубийством…

– Да? Правда? Так ему и надо! … Когда? – засыпала она меня вопросами.

– Давно… В одна тысяча девятьсот двадцать пятом году!

– А-а! Сто лет в обед, при царе Горохе?

– Да нет. Повесился в Ленинграде, в гостинице «Англетер», уже во времена СССР.

– Ну, и чёрт с ним! А Танюшу очень жалко… Давай выпьем, Красавчик! Наливай, – она утёрла слёзы, ещё больше размазав тушь по щекам, и добавила, – не чокаясь!

Я мельком взглянул на часы. Шёл уже второй час ночи. Мне нестерпимо хотелось спать, и я отложил гитару в сторону.

– Ну, что ты, Красавчик? Баиньки хочешь? Иди в ванную комнату, ополоснись перед сном, а я пока постелю тебе в зале, на тахте… иди! Не стесняйся, – успокоившись, сказала Танюха.

– Я и не стесняюсь, – оправдался я и тихо побрёл вдоль узкого и тёмного коридора за походной сумкой с разными причиндалами.

Под горячим душем мне стало немного легче. Хмельной угар отступил, осталось лишь лёгкое головокружение. Я насухо обтёрся мягким полотенцем и обернул его вокруг себя на уровне пояса.

За дверью послышалась громкая музыка – это Танюха нагло врубила на кухне свой дешёвый магнитофон, чтобы я не слышал, как она начала вторую бутылку водки. Я тихонько вышел из ванной комнаты и, прошмыгнув в зал, скользнул под одеяло на постель, которая была бережно разостлана на широкой тахте. Улёгшись на спину, я уставился в жидкокристаллический экран плазменной панели телевизора – там шла красочная программа МУЗ-ТВ. Я закрыл глаза и медленно стал погружаться в глубокий сон. Сознание постепенно улетучивалось, и я забылся…

Очнулся я от того, что мне совершенно нечем было дышать! Абсолютно голая Танюха лежала на мне сверху всей своей расплывшейся тушей… Она впилась в меня своими пухлыми влажными губами и гладила толстыми пальцами мои плечи! Её пышные и упругие груди огромными шарами накатывались на меня так, что я не в силах был пошевелиться!

– Что ты делаешь, Танюха? – сдавленно прошептал я и обнял её вокруг спины, пытаясь сбросить в сторону.

Но не тут-то было! Танюха обвила своими толстыми ногами мои голые ноги и лишь плотнее прижалась ко мне… Эта неистовая борьба продолжалась несколько минут, и я понял, что уже совсем не в состоянии одолеть её в этом поединке!

Решив прибегнуть к хитрости, как к последнему аргументу, я негромко, но напряжённо объявил:

– Подожди! Ну, подожди ты! У меня нет с собой резинки!

– Не ссы, Красавчик! У меня есть! – Танюха резко уселась на меня верхом и, потянувшись вперёд, достала с прикроватной тумбы коробочку, прильнув к ней своими полными губами.

Её белое, огромное и роскошное, пышное тело, казалось, светилось в темноте, прерываемой разноцветными мелькающими отблесками телевизионной панели.

В одно мгновение ока, как будто соска-пустышка, в её губах оказалось резиновое кольцо кондома… Игриво улыбнувшись, Танюха прильнула к моему паху и своим ртом ловко надела на меня латексное изделие, переходя в глубокий минет!

Я всё ещё продолжал отбиваться от неё, что-то несуразно шептал и лепетал, но в голове начинала вращение какая-то гулкая карусель, а внутри меня всё сильнее и сильнее раскручивалась тугая и неистовая пружина, влекущая действовать!

Напрягшись, я, наконец, опрокинул Танюху на спину, и она широко расплылась на тахте, призывно глядя на меня. Я навис над ней сверху, разглядывая её белое и полное лицо… Большие голубые глаза Танюхи выкатились из орбит, полные губы были плотно сжаты, а чёрные волнистые волосы разметались в разные стороны по подушке, чем-то напоминая Медузу Горгону! И ужас, и вожделение обуяли меня одновременно! … И я вошёл в неё, не сдержавшись, возбуждая волну за волной, всё быстрее и быстрее! Танюха колыхалась подо мной, словно безбрежное море, задрав свои полные ноги вверх, и всё громче издавала безудержные стоны! Я был искренне удивлён её тугой тесноте, которая всё больше и сильнее возбуждала меня, и я старался ещё увеличить темп… Танюха вдруг вскрикнула, и горячая струя, вырвавшись из её лона, резко брызнула мне на грудь и живот! Я совершил ещё несколько судорожных движений, прервав свою атаку…

– Давай, давай, давай, Красавчик! Ещё…

Танюха не давала мне останавливаться, всё время подгоняя, словно резвого жеребца! Сама же, рыдая, время от времени, она прикладывалась к бутылке, стоящей на прикроватной тумбе, и от неё отвратительно разило водкой. Она, то вдруг горько плакала во время секса, то дико смеялась, так что я не знал, как её успокоить в этой ситуации… И мне казалось, что этому безумию не будет конца!

Мы ещё долго потом, словно плескаясь в тёплой воде, кружили в постели по скрипучей тахте, и время от времени сливаясь, проникали друг в друга… Вдруг всё неожиданно стихло! Мы раскатились в разные стороны, как бильярдные шары на зелёном сукне, тяжело дыша…

– Вот видишь, Красавчик! А ты не хотел … – с трудом выдохнула она.

Только теперь я осознал, что Танюха, всё время называя меня Красавчиком, даже не знает, как меня зовут!

Лёжа на спине, я закрыл глаза. В моей голове что-то больно пульсировало, всё кружилось и плыло… В жилах стыла кровь от только что пережитых эмоций, перед глазами беспрестанно колыхалось бледное лицо Танюхи, похожее на лик Медузы Горгоны! Смешанные чувства страха и благостного вожделения, переходящие в дикие угрызения совести перед собственной женой, не давали мне покоя, и мне почудилось, что я тихо уснул…

Адский грохот раздался вдруг рядом, и я резко вскочил от неожиданности! В розовой дымке рассвета, медленно начавшего проникать в комнату, я увидел, что Танюха лежит на ковре рядом с тахтой. Видимо, она больно и жёстко свалилась во сне и сгребла за собой прикроватную тумбу… пепельницу, пачку презервативов, пустую бутылку из-под водки, стоящую на этой тумбе… Но она была настолько пьяна, что не могла пошевелиться, а лишь храпела, тучей лёжа на животе. Взгромоздить её обратно на тахту? Я даже не стал этого пробовать! Лишь подоткнул ей под голову подушку, а сверху заботливо накрыл её пуховым одеялом.

Войдя в ванную комнату, я выбросил использованную резинку в мусорное ведро для туалетной бумаги и принял душ. Потом достал из своей походной сумки флакон с миромистином и обильно оросил препаратом пах, промежность, все интимные места, руки, шею, грудь, живот – всё, куда могли добраться флюиды и жизненные соки Танюхи. У меня опять дико болела голова, а в затылке поселилась тупая боль. Всё тело дико ломило от зверской усталости, в глазах – не проморгаешь, будто кто-то насыпал сухой песок…

Тихонько собравшись, я оделся и решил покинуть своё ночное пристанище по-английски, не прощаясь. Очень медленно подойдя к входной двери, я осторожно открыл её и вышел на лестничную площадку. Прикрывая дверь, я дождался щелчка старого накладного замка и вызвал кабину лифта на пятый этаж гостеприимного Танюхиного дома…

Абсолютно опустошённый в самом прямом и переносном смысле, я в жизни не помнил такой бурной и безумной ночи! Было уже около семи часов утра, а мне так толком и не удалось уснуть даже на полчаса. Автомобильный рынок «Гарант», видимо, уже вовсю начал свою работу, и я устало побрёл в его сторону, по направлению к торговым рядам, выискивая место нахождения своих автомобилей.

Закинув в багажник белой Тойоты свою походную сумку, немного прогрев двигатель, я забрался в неё и, развалившись на пассажирском сиденье, в тёплом салоне машины я моментально отключился. В моём тревожном сне всё продолжали кружиться разноцветные тени, передо мной колыхалось белое, безбрежное, как море, тело Танюхи, а её лицо, имеющее такое удивительное сходство с красивым лицом незабвенной Незнакомки, постоянно превращалось и превращалось в бледный лик Медузы Горгоны…

Я очнулся где-то часа через четыре. Авторынок вовсю гудел покупателями. Выбравшись из машины, я немного размялся, достал из багажника пластиковую бутылку воды и чуть ополоснул лицо. Потом схватил зубную щётку и наскоро почистил зубы, стараясь, чтобы это было незаметно. Приведя себя таким образом в порядок, я стал озираться по сторонам и заметил небольшую группу наших брянских гонщиков, столпившихся неподалёку возле машины Каприза.

Там Гарик Святкин не без удовольствия демонстрировал друзьям какие-то скабрезные видео на своём телефоне. Ребята весело ржали, обсуждая что-то.

Дабы унять своё любопытство, я тоже подошёл к толпе земляков. Оказалось, что Гарик азартно хвастается перед ребятами своими ночными похождениями. Из его слов и пошлых выкриков ребят я понял, что Каприз активно пообщался на гормональном уровне с немолодой соседкой своей квартирной хозяйки и заснял их жаркую встречу в разных позах на камеру своего мобильного телефона.

Чем больше я смотрел видео, заснятое Гариком, тем больше испытывал дикое отвращение, которое подстёгивали мои личные переживания о том, как я сам провёл эту ночь с толстой Танюхой – этой форменной Медузой Горгоной, до сих пор стоящей у меня перед глазами!

– Ну, ты и Спилберг! – зло и насмешливо процедил я сквозь зубы, с трудом выбираясь из толпы, окружившей Гарика.

Компания ребят разразилась диким хохотом.

– Ха! Спилберг! Точно! Гарик! Ты – Спилберг! – подхватил тут же оказавшийся рядом Ваня Стилет, хлопая его по плечу.

– А что, Колян! Не понравилось тебе? – как-то даже обиженно отреагировал Гарик. – А сам-то ты в этот раз где ночевал?

Ехидство Гарика поразило меня и заставило устыдиться… «Как? Неужели он всё знает? Откуда? Может, проследил, как я ждал вчера вечером Танюху у магазина, и потом пошёл к ней домой ночевать? Но это вряд ли! Он бы уже давно раскололся! Я его знаю… и надо мной уже давно потешался бы весь брянский кагал гонщиков! И всё же?»…

Я ничего не ответил и отвалил… Я предпочёл спастись бегством, прервав разговор, и скорым шагом направился к своим машинам.

– Николай! Не торопись! – меня окликнул неизвестно откуда взявшийся Стас, – поговорить надо.

– Привет! Хорошо, говори, – я крепко пожал его протянутую для приветствия руку.

– Слушай, Николай! Как ты думаешь, скоро удастся продать эту серую Тойоту, которую ты пригнал по моей доверенности?

– Если честно, то не скоро, Стас. Сам видишь: торги сошли на нет! Что дальше делать – ума не приложу, – удручённо ответил я, – автомобильный бизнес умирает, а деньги тут тратятся зря!

– Спасибо за честность, конечно, но я хотел бы забрать свои деньги, Николай! – взволнованно произнёс он.

– Ну, что ж, имеешь полное право… но сейчас у меня нет нужной суммы, чтобы рассчитаться с тобой, – развёл руками я.

– Давай тогда я заберу эту машину себе? – неуверенно сказал Стас, пытаясь отвести свой взгляд куда-то в сторону.

– Забрать её ты, конечно, можешь! Как говорится: «Хозяин – барин!» Когда собираешься это сделать? – твёрдо спросил я.

– Желательно сегодня! Гарик вчера взял задаток за своего коня и хочет убраться отсюда сегодня, сразу после его оформления… Вот мы вдвоём с ним на ней и поедем! Ты сможешь передать мне ключи и документы на неё? – запросто спросил он.

– Сегодня? А как же быть с расходами? Ведь она простояла здесь не один рынок? Там денег ушло больше штуки долларов! Ты готов их поделить пополам? Плюс половина прибыли с этой машины… ты готов возместить мне её? А расписка? Ты ведь должен отдать её мне… она у тебя с собой? – засыпал я вопросами Стаса.

– Подожди, Николай! Мы с тобой столько проработали вместе, никогда никаких проблем! Завтра, как обычно, придёшь ко мне… мы всё посчитаем в спокойной обстановке, разочтёмся, заберёшь свою расписку! Лады? – в знак одобрения он дружески протянул мне для пожатия руку.

Я слегка замялся… меня не очень устраивал этот скользкий и мутный вариант! Да, мы долго и честно работали вместе, но всё же что-то мне подсказывало, что я хлебну больших неприятностей в том случае, если соглашусь на сладкие уговоры Стаса.

– Ну, так что, Николай? Согласен? – продолжал наседать он.

– Ладно! Бог с тобой, забирай! – сдался я.

– Спасибо! – Стас обрадовался и долго тряс мою руку.

Мы подошли к Тойоте цвета мокрый асфальт. Я взял оттуда большую щётку и ещё кое-какие вещи и переложил их в белку. Потом я достал из папки документы, ключи от машины и очень торжественно вручил их Стасу.

– Я тут перееду поближе к Гарику, в соседний ряд! – по-хозяйски усевшись в машину, заявил он и резко завёл двигатель.

– Жду тебя завтра у себя в офисе, Николай! В десять утра… пока!

– Пока, – уныло ответил я, глядя вслед отъезжающему авто.

Если б я знал тогда, чем обернётся для меня этот слишком опрометчивый мой поступок, я ни за что не допустил бы этого…

– Здорово, Колян! Не надумал ещё? – услышал я бравый голос Баламута и почувствовал лёгкий удар по плечу, так что даже вздрогнул от неожиданности.

Он подкрался ко мне откуда-то сзади, и мне пришлось резко обернуться:

– А! Это ты? Привет-привет, Андрей! Ты знаешь? Нет! За эту цену поищи другого дурака…

– Да брось ты… нормальная цена! Я же не предлагаю тебе ниже закупочной! – продолжил скалиться Баламут.

– А чего это ты с сумкой? Никак тоже корча своего продал!

Я решил сменить эту тему разговора, чтобы хоть как-то отделаться от него. Но не тут-то было! Баламут опять настойчиво начал возвращался к интересующему его вопросу:

– Конечно, продал! Поэтому и хочу твою белку купить! Заказ у меня на неё, я же тебе вчера говорил…

Он, по-хозяйски подойдя к моей машине, деловито открыл багажник и закинул туда свои вещи, а сам сел за руль!

– Ты оборзел? – запротестовал я.

– Да что ты? Не с манатками же мне тут стоять! Давай будем решать, Колян… мне во, как нужна твоя белая машина, – Баламут провёл ребром ладони по горлу, что означало: «позарез»!

Ближайшие пару часов он одолевал меня, как отец Федор инженера Брунса, из общеизвестного романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». Баламут во время нашего спора каждый раз прибавлял по сотне долларов, пока предлагаемая им сумма не выросла с тринадцати до четырнадцати тысяч. К этому времени у меня закончились аргументы, чтобы противостоять его натиску.