Хрупкое равновесие

Под шутки, брань и насмешки буйвол неожиданно ожил и перед тем, как испустить дух, поднял в последний раз голову. У мужчин вырвались удивленные крики, и они дружно отпрыгнули, страшась острых рогов. Но концом рога буйвол ткнул левую щеку Ишвара, оглушив мальчика. Тот рухнул на землю.

Дукхи схватил сына в охапку и побежал домой. Расстояние до хижины он преодолел одним махом. Укороченная послеполуденная тень двух прильнувших друг к другу тел неслась на одних ногах. Струившийся по лицу отца пот капал на сына. Ишвар пошевелился и слизнул языком соленый пот со своих губ. Дукхи вздохнул с облегчением – его ободрил этот признак жизни.

– О, Бог всемогущий! – вскричала Рупа при виде истекающего кровью сына. – Отец Ишвара, что сотворил ты с моим ребенком? Какая нужда заставила тебя взять его сегодня с собой? Он еще так мал. Мог бы еще подождать!

– Ему семь лет, – спокойно ответил Дукхи. – Меня отец брал с собой уже в пять.

– И что? Если б ты покалечился или убился в пять, ты поступил бы так и со своим сыном?

– Если б я убился в пять, никакого сына у меня бы не было, – сказал Дукхи еще спокойнее. Он вышел, чтоб нарвать целебных листьев, и мелко их нарубил, превратив почти в кашу. Потом ушел, чтобы вернуться на работу.

Рупа промыла рану и наложила сверху повязку, пропитанную темно-зеленой мазью. Женщина немного успокоилась, и ее злость на мужа улеглась. На руки детям она надела защитные амулеты, решив, что беду на Ишвара накликали жены брахманов.

А бездетные женщины тоже обрели веру: все возвращается на круги своя, рассудили они: мальчик из семьи неприкасаемых лишился хорошенького личика, стал уродом – так и должно быть.

Вечером Дукхи вернулся домой и сел в углу – туда, где обычно ел. Ишвар и Нараян прижались к нему, с удовольствием вдыхая запах биди, который на какое-то время перебивал зловоние от шкур, танина и внутренностей животных. Рупа раскатывала тесто для чапати[38 - Чапати – тонкие блины из пресного теста.], и от его запаха дети захотели есть.

Рана несколько дней гноилась, потом стала подсыхать, и вскоре оснований для беспокойства не стало. Но левая щека Ишвара навсегда осталась неподвижной. Отец, пытаясь шутить, говорил: «Бог захотел, чтобы мой сын плакал вдвое меньше остальных смертных».

Он предпочитал не думать о том, что и улыбаться Ишвар будет вдвое меньше.

В тот год, когда Ишвару исполнилось десять, а Нараяну восемь, шли сильные дожди. Дукхи по мере сил боролся с обстоятельствами, воруя солому, чтобы подлатать крышу. Луга оправились от засухи, и скот набирал вес. Дукхи тщетно дожидался падежа скота, чтобы заполучить шкуры.

Прекрасная погода продолжалась, обещая богатый урожай заминдарам, но на безземельных неприкасаемых это никак не отражалось. Во время сбора урожая работа появится, но до тех пор приходилось рассчитывать на милостыню или на редкую работенку по усмотрению хозяев.

После длительного простоя Дукхи с радостью согласился поработать у тхакура Премжи. Его отвели в заднюю часть дома, где мешок сухого красного перца чили дожидался, чтобы его перетерли в порошок. «Управишься к закату? – спросил его тхакур Премжи. – Или позвать кого-нибудь в помощь?»

Не желая ни с кем делиться более чем скромным заработком, Дукхи ответил: «Не беспокойтесь, тхакуржи, все будет сделано в срок». Наполнив массивную каменную ступу перцем, он взял один из трех длинных тяжелых пестиков, лежащих рядом, и стал толочь изо всех сил, часто улыбаясь тхакуру, который задержался, чтобы посмотреть, как пойдут дела.

Когда хозяин ушел, Дукхи умерил пыл. Прежний быстрый ритм можно удерживать, только если работают трое, передавая поочередно друг другу пестик. К обеду Дукхи истолок половину мешка и остановился, чтобы перекусить. Оглянувшись – не видит ли кто? – он засунул руку в ступку и посыпал чапати порошком чили. Ему повезло: тхакур как раз послал слугу за водой.

Несчастье случилось, когда день клонился к вечеру, и мешок уже почти опустел. Неожиданно, когда Дукхи двигал пестиком вверх-вниз, как весь день до этого, ступка треснула и раскололась пополам. Кусок камня упал на левую ступню Дукхи.

Жена тхакура видела все из кухонного окна.

– Муж мой! Скорей беги сюда! – завопила она. – Этот осел чамар расколотил нашу ступку!

Ее вопли разбудили тхакура Премжи, дремавшего под навесом с внуком на руках. Он передал спящего малыша служанке и побежал в заднюю часть дома. Дукхи валялся на полу, пытаясь забинтовать окровавленную ногу куском ткани, каким обычно обматывал голову наподобие тюрбана.

– Что ты натворил, дурья твоя башка! Разве для этого я тебя нанимал?

Дукхи поднял глаза.

– Простите, тхакуржи, но тут моей вины нет. Должно быть, в камне была трещина.

– Лгун! – Тхакур угрожающе поднял палку. – Расколотил ступку, а теперь еще и врешь прямо в лицо! Как могла она сама разбиться? Такая огромная ступа из прочного камня! Она ведь не стеклянная!

– Клянусь моими детьми, – взмолился Дукхи. – Я всего лишь толок чили – то, что делал весь день. Только взгляните, тхакуржи, мешок почти пустой, работа…

– А ну встань! Убирайся с моей земли! Никогда не хочу больше тебя видеть!

– Но, тхакуржи, работа…

Хозяин оттянул Дукхи палкой по спине.

– Вставай, говорю! И проваливай!

Дукхи с трудом поднялся на ноги и, хромая, попятился от занесенной палки.

– Тхакуржи, сжальтесь, я много дней без работы, я не…

Тхакур с криком набросился на него.

– Слушай, презренный пес! Ты разбил принадлежавшую мне вещь, и все же я отпускаю тебя. Не будь я таким мягкосердечным идиотом, передал бы тебя в руки полиции. А ну вон отсюда! – Говоря это, тхакур продолжал размахивать палкой.

Дукхи уклонялся от ударов, но не мог идти быстро из-за покалеченной ноги. И все же ему основательно перепало, пока он доковылял до калитки. Прихрамывая, Дукхи с трудом притащился домой, проклиная тхакура и все его семейство.

– Отвяжись! – сердито прошипел он, отмахиваясь от испуганных расспросов Рупы. Но жена не отставала и, вцепившись в него, просила разрешения осмотреть рану, и вот тогда он ударил ее. Злой и оскорбленный, он весь вечер молча просидел в хижине. Ишвар и Нараян очень испугались, они никогда не видели отца таким.

Через какое-то время Дукхи позволил Рупе очистить и забинтовать рану, съел еду, которую она принесла, но на вопросы по-прежнему не отвечал. «Тебе будет легче, если поделишься», – сказала жена.

Дукхи рассказал ей о случившемся только через два дня – горечь извергалась из него, как гной из раны. Когда он упустил коз, и его наказали, обидно не было: то была его вина, он заснул на работе. Но в этот раз все было иначе. Он усердно трудился весь день, а его избили палкой и ничего не заплатили. «И в довершение всего мне раздробило ногу, – закончил Дукхи. – Так бы и убил тхакура. Он подлый вор. Все они такие. Обращаются с нами как с животными. И так было всегда, еще во времена наших предков».

– Тс-с, – остановила его жена. – Нельзя мальчикам такое слышать. Тебе просто не повезло – ступка треснула, вот и все.

– Плевал я на эти рожи из высшего класса. Больше не буду вкалывать на них за гроши.

Как только нога зажила, Дукхи перестал работать в деревне. Он ушел из дома на рассвете и был в городе еще до полудня, добравшись туда на воловьих упряжках и грузовике. Найдя место на улице, где не было сапожников, он расположился на углу. Разложив полукругом металлические колодки, шило, молоток, гвозди, набойки и кусочки кожи, Дукхи сидел на тротуаре и ждал горожан, желающих починить обувь.

Туфли, мокасины, тапочки сменяли друг друга – разных фасонов и цветов. Это мелькание приводило Дукхи в замешательство. А что, если один из владельцев этой обуви остановится? Справится ли он? Сумеет ли починить? Ведь он имел дело с простыми сандалиями, а тут обувь сложнее.

Через некоторое время перед ним остановился клиент, скинул с правой ноги кожаную сандалию и показал на оторванный ремешок у большого пальца.

– За сколько починишь?

Дукхи взял сандалию и покрутил в руках.

– Две анны[39 - Анна – индийская монета, одна шестнадцатая рупии.].

– Две анны? Ты в своем уме? Да я за эти деньги куплю новые.

– Нет, господин, никто не продаст вам новые сандалии за две анны.

В результате сторговались за одну анну. Дукхи поскоблил подошву и нашел прорезь, в которую вставлялся ремешок. Грязь отваливалась от подошвы большими плоскими корками. Дукхи не заметил разницы между деревенской грязью и городской – обе выглядели и пахли одинаково.

Дукхи вставил ремешки в прорези и для надежности заново прошил. Перед тем, как надеть сандалии, мужчина подергал их руками. Затем сделал несколько пробных шагов, покрутил туда-сюда носками, удовлетворенно хмыкнул и расплатился.

За шесть часов Дукхи обслужил пять клиентов – пора было возвращаться домой. На заработанные деньги он купил немного муки, три луковицы, четыре картофелины, два острых зеленых перца – и пустился в обратный путь. Движение было не таким плотным, как утром. Дукхи долго шел, прежде чем его подсадили. До деревни он добрался поздно вечером. Рупа и дети ждали его с беспокойством.