Вкус невинности

–– Антуанетта, ты в чем-то права. Но все дело в нашем времени. Когда я был молод, я воевал, ненавидел, совершал подвиги. Я знал, куда девтаь свои силы. Я боролся с революцией, с Бонапартом, с империей. Нынче другое время. Все силы уходят на то, чтобы заработать деньги.

–– Да-да, – с болезненной гримасой подтвердила графиня, – а что же делать тем, у кого их достаточно?

–– Развлекаться. Твой сын именно так и поступает. И это еще хорошо, что он умеет это делать, что у него к этому вкус…

Графиня резко обернулась, глаза ее были полны укора и удивления:

–– И это все, что ты можешь мне сказать, Жозеф?

Барон покачал головой, заложив руки за спину.

–– Дорогая моя, – сказал он, и неподдельная любовь прозвучала в его голосе. – Могу ли я в чем-то тебе отказать?

–– Значит ли это…

–– Я попытаюсь. Сделаю, что смогу. Может быть, даже познакомлю Эдуарда с графиней д’Эрио.

–– С графиней д’Эрио? – Изящные брови Антуанетты чуть приподнялись. – Что это за имя и что это за особа?

Словно все больше утверждаясь в своей догадке, барон произнес:

–– Да–да, это очень удачная мысль…

Спохватившись, он повернулся к графине:

–– Это креолка, кузина, я бывал у нее неоднократно.

–– Но ее титул… и имя…

–– Титул фальшивый и имя, возможно, тоже. Это дама из того света, который можно назвать золотой проституцией. Словом, она сумела достичь того уровня, когда мужчины платят ей пять тысяч франков за то, что получили бы у уличной девки за двадцать су.

–– Жозеф!

–– Что? Этой дамы опасаться не следует, дорогая. Поверь мне, уж я-то ее знаю. Она очень красива, еще молода, у нее блестящий салон, где она собирает людей с такими же фальшивыми титулами, как и у нее, но все это сделано так ловко, что нужно приглядеться, чтобы понять, что к чему.

Пожав плечами, Антуанетта невесело произнесла:

–– Мой друг, ты впервые сознаешься в том, что вхож в такие дома.

–– Увы, дорогая, я грешен, как и все мужчины. Но я не сознался бы в этом и сейчас, если бы ты не заговорила об Эдуарде.

–– Ты… ты считаешь эту особу пригодной для Эдуарда? Жозеф!

–– Она пригодна даже для принцев, уверяю тебя. У своих знатных любовников она переняла хорошие манеры и даже кое-что от образования. Она хорошо маскируется под знатную даму. Начать хотя бы с того, что ее дочь, по-видимому, еще даже не подозревает, что за образ жизни ведет ее мать.

–– Так у нее есть дочь?

–– Есть, но я, впрочем, мало об этом знаю.

–– А сама она? Она парижанка?

–– Она лет пять, как в Париже. Я подозреваю, что путь свой она начала с самых низов. И, раз уж добилась нынешнего положения, значит, у нее есть талант.

–– Ты уверен, что Эдуард может увлечься этой особой?

–– Непременно. Уж на несколько месяцев она сумеет его увлечь, и он откажется от того, что ты так не любишь – театров, ресторанов и кутежей.

Барон умолк. Графиня тоже молчала, задумчиво наблюдая, как ветер колышет легкие занавески на распахнутом окне. Барон, ее кузен – при всей ее любви и уважении к нему – обладает частицей того буржуазного практицизма, снисходительности и простоты, которые помогают без брезгливости общаться с людьми вульгарными и грубыми. Графиня де Монтрей почему-то предвидела, что предлагаемая бароном женщина окажется вульгарной. Эдуард не таков. Она разбудит в нем самые дурные чувства, вызовет отвращение.

Поднимая глаза на барона, графиня произнесла:

–– Это скверный выход, Жозеф.

–– Это самый обычный выход, дорогая. Прости, но ты плохо знаешь мужчин.

–– Я вовсе не хотела, чтобы…

Стук кабриолета раздался за окном. Не договорив, Антуанетта поспешно поднялась. Радость отразилась на ее лице:

–– Это он! Можна сказать, почти вовремя!

Барон де Фронсак иронически покачал головой.

Через минуту в гостиную быстрым шагом вошел молодой граф де Монтрей, выгибая в руках чудесный хлыст с серебристой отделкой.

–– Здравствуйте, любезный дядюшка. Ах, мама, до чего же я рад вас видеть.

Он совершенно не помнил своего обещания вернуться к обеду, и мать понимала это. Он поцеловал руку графини.

–– Где вы были нынче, Эдуард?

–– На террасе Фейянов, мама, в Тюильри.

На его светлых панталонах со штрипками были брызги грязи. Эдуард великолепно одевался: мало сказать, что его одежда была чудесно сшита из восхитительных тканей, но и все те мелочи, что дополняют туалет, были у него бесконечно элегантны, – запонки на манишке, сверкающей белизной, дивные перчатки, кружева на манжетах, плоские золотые часы, и между тем, привыкший к этому с детства, он вел себя небрежно, словно ему все равно было, что на нем надето.

Барон, покачивая головой, с ласковой усмешкой произнес:

–– Безусловно, Антуанетта, дорогая, что бы мы ни говорили, Эдуард – это самое достойное ваше произведение. Какое сходство!

–– Вот как? – отозвался Эдуард. – Стало быть, разговор был обо мне?

Действительно, было что-то неуловимое, что позволяло сразу же судить о родстве Антуанетты и Эдуарда – тонкость линий, благородство осанки, выражение лица. У Эдуарда были светлые волосы, как у матери, но синие глаза он унаследовал от отца. Молодой граф был высок и хорошо сложен, в свете его все считали красавцем, настоящим денди. Возможно, было в его внешности что-то женственное, томное и изнеженное, но его пристальный взгляд, твердый и хищный, как взгляд тигра, заставлял забыть об этом.

–– Я всегда говорю только о вас, дитя мое.

–– Простите, мама, я совсем забыл, что обещал быть на вашем вечере, – произнес он, вспоминая, что опоздал.

–-Чем вам может быть интересен Тюильри? Что там за новости?