Пропавшее кольцо императора. IV. Нашествие орды

Угрюмое недовольство стремительно росло. Лучше бы он поручил проверку сотникам из своей охранной тысячи. Те бы нашли не меньше недостатков, из кожи бы вон вылезли, постарались, обо всем ему мигом доложили. Но, удобно сидя в шатре, многое воспринимается совсем по-иному, не эдак больно режет по его стареющему сердцу.

Отворачиваясь в сторону, Субэдэй заметил, как тоненько пропевшая стрела угодила в голову чучела.

– Случайность… – скептически скривил он губы. – Чуточку выше и промахнулся бы. Целил в пузо, а попал в нос. Бывает. В следующий раз стрела пролетит между ног…

Но вторая стрела воткнулась, мелко задрожала рядом с первой, и взгляд полководца несколько оживился. Два раза подряд в одно и то же место не промахиваются. Выходит, юный лучник бьет именно в голову чучела. Или же все-таки ему пока невероятно сильно везло…

Третья стрела угодила в район шеи, и правая бровь темника начала изумленно изгибаться. Такого он давненько уже не видел. Следующие две мастерски выпущенные стрелы, поразили поочередно оба плеча, а последняя, шестая, вонзилась в живот.

– Кхе-кхе! – довольно заклекотал Субэдэй.

Прищуривая свой единственный глаз, ткнул рукой в сторону нукера:

– Он заработал право выпустить еще шесть стрел. Пускай стреляет. А мы на него посмотрим…

Не смущаясь, молодец выпустил еще шесть точных стрел и получил в награду двенадцать овец.

На седьмой день назначили смотр…

После объезда тумена Субэдэй приказал взять по четыре сотника и по тридцать начальников десятков из каждой тысячи. Послал темник их проверить состояние оружия, коней и снаряжения в другие отряды.

Он строго предупредил: если начальники второй тысячи проверяют воинов четвертой, то начальники четвертой тысячи не могут проверять воинов второй. И точно так же во всех других тысячах.

Полководец знал, что мелкие наяны, соперничающие между собой, желая выслужиться, спуску друг другу не дадут.

Наблюдать за смотром он послал шестьдесят опытных нукеров из сменной гвардии – по десять на каждую тысячу. Эти нукеры стоили сотенных командиров. Сам он решил осмотреть одну тысячу тумена, затем одну-другую сотню из других тысяч.

Субэдэй лично проверял третью тысячу. И всадники, и лошади были защищены доспехами, в основном из особо вываренной буйволовой кожи, которая для большей прочности покрывалась лаком. Завоевания в Китае и в Средней Азии позволили не только нойонам-тысячникам, но и многим простым воинам иметь железные пластинчатые доспехи.

Трубы пропели «Внимание и повиновение!».

От сотни отборных всадников отделился один сухощавый наян в блестящем ребристом шишаке с пером ворона, в темном халате поверх байданы – длинной, до самых колен, кольчуги. Остановив коня, нойон склонился ниже гривы, показывая узкую спину, и покорно ожидал приближения темника. На своем огромном жеребце он казался со спины юношей, но это был один из старейших монгольских военачальников.

– Говори, Мунлик, – приказал Субэдэй, подъехав на корпус лошади.

Выдержав приличествующую паузу, тысячник разогнулся, глухим голосом прокашлял:

– Мудрейший! Тысяча «Крыло беркута» ждет твоих приказаний.

Щурясь единственным оком, полководец скомкал повод, впился взглядом в морщинистое лицо Мунлика. Он пытался залезть в самую глубину тускловатых старческих глаз, в потаенные мысли тысячника.

Верно ли служит он, как служил прежде, ни разу ничем не запятнав себя? Такие ему нужны. Они уравновешивают молодых нойонов, тех, кто вскарабкивается по чужим трупам на вершину власти, стремясь, во что бы то ни стало, но выполнить любой приказ. Их нисколько не интересует, что путь за ними выложен трупами…

– Почему я не вижу седьмой сотни? Почему в других сотнях я вижу неполные десятки? – резко спросил Субэдэй, заранее предвидя ответ, но желая показать всю зоркость своего глаза, напомнить, что он вышел не из родовитых нойонов, мало смыслящих в войске.

– Седьмая сотня несет охранную службу и ведет дальнюю разведку, как ты приказал, на удалении трех дневных переходов. Ты видишь другие неполные сотни, потому что один десяток я послал захватить шайку, ворующих коней и скот. Этих людей ждут к вечеру. Два десятка я послал к гуртам: нынче режут много баранов и готовят большое угощение воинам в честь твоего приезда. Имеются также заболевшие.

– Много ли заболевших?

– Примерно три-четыре десятка в тысяче.

Недовольно покачивая головой, Субэдэй нахмурился.

– Монголы изнежились в богатых юртах и разврате городов. Они уже не волки, а сытые домашние псы, которые подыхают, если хозяин выгонит их в поле. Но я снова сделаю их тощими волками, и от воя этой грозной стаи содрогнутся правители и народы.

– Великое благо для нас, – угодливо заметил один из нойонов.

– Тех нукеров, что нынче заняты работами, ты, Мунлик, на смотр представишь моим людям не позже завтрашнего дня.

Тысячник поклонился, а Субэдэй скрыл усмешку. Мудрый темник знал, кого в день большого смотра посылают за неотложным делом – самых худых и глупых воинов, у кого не в порядке личное оружие и снаряжение, заезженные и хромые кони, тех, кто хуже других обучен воинским приемам…

Первая сотня – отборная. Рослые плечистые всадники от двадцати пяти и до тридцати пяти лет. Безбородые и вислоусые, с угрюмыми глазами. Все, как один, – на широкогрудых буланых лошадях в темной сбруе, горящей медными бляхами, в черных кольчугах и в стальных черненых шишаках, украшенных перьями беркута.

Ни серых, ни каурых, ни саврасых или соловых коней. Лишь одни буланой масти. Недаром тысяча называлась «Крыло беркута».

Субэдэй обычно посылал их ломать последнее сопротивление и преследовать разбитого противника. И воинам их тысячи доставалось немного военной славы. Они, как зловещие птицы могил, хоронили разгромленную армию врага. Первая сотня «Крыла беркута» на буланых скакунах считалась своеобразной гвардией тысячника, его постоянным резервом. Ее полководец лишь окинул взглядом и проехал мимо – тем он выказывал свое доверие к старому военачальнику. Он остановился перед третьей, соскочил с коня, бросив повод нукеру. Место подле Субэдэя тысячник уступил начальнику сотни – свой отряд показывать тот должен сам. С тысячником Субэдэй будет говорить после смотра.

Воины лишь замирали при его приближении, опуская головы. Перед каждым на чистых потниках, кошмах, попонах было разложено оружие: саадаки, состоящие из лука, налуче, двух-трех колчанов со стрелами, мечи в ножнах. Возле них лежали круглые щиты, копья с железными крючьями для стаскивания с седла вражеских всадников. Выстроились рядком и длинные булавы, легкие пики, ременные и волосяные арканы, железные наконечники для стрел, запасные тетивы для луков.

Сбоку разложили походное снаряжение: седло, два турсука – для воды и пищи, небольшая палатка, кожаные сумы для зерна, легкий топор, мелкое сито, шило, оселок и пилка для заточки стрел, хомутные и швейные иглы, клубки ниток и сученой дратвы, вар, куски желтой ваты и серой ткани для перевязывания ран. У иных лежали небольшие глиняные сосуды с самодельными снадобьями – ими не запрещалось пользоваться, хотя в войске имелись специальные лекари.

Немигающее око Субэдэя легко перебегало с предмета на предмет. Изредка он приказывал подать ему меч, лук, колчан со стрелами, седло или топор. Хватал он своими нервными руками, проверял, остро ли отточено лезвие, туга ли тетива, нет ли шаткости в насадке копий и топоров, испытывал на разрыв прочность дратвы и ниток – на войне нет мелочей. Время от времени подходил к лошадям – у каждого воина в строю их имелось по две. Кошачьим движением скользил от храпа к надглазьям, по шее к груди, лез под мышки и в пах, властной хваткой заставлял коней сгибать стопу, дотошно осматривал копыто. Лошади цепенели, едва он их касался. И лишь когда человек отходил, начинали они громко всхрапывать и мелко-мелко дрожать от запоздалого ужаса, рожденного прикосновением властных и нервных рук.

Полководец остался доволен. В первых рядах стояли крепкие воины в железе. В последних шеренгах проглядывались кожаные доспехи, но были они многослойными и почти непробиваемыми.

Субэдэй ткнул пальцем в нукера:

– Доложи твое место в строю!

Воин быстренько и толково ответил.

– А ежели при атаке развернутой лавой?.. А ежели убьют твоего командира? А соседа справа… слева? – каверзные вопросы сыпались один за другим, но нукер, не тушуясь, отвечал.

Перейдя к другому десятку, темник ткнул рукой:

– Ты! Говори: где твое место в походе?

– Третье после начальника, в правой колонне.

– А твое? – Субэдэй ткнул в другого.

– Последнее в колонне десятка… рядом с лошадью, навьюченной имуществом десятника.

Полководец спросил каждого нукера, никто не повторился, и ответы дали картину правильного походного строя десятка. Торопливо перешел в другую сотню, ткнул в плечистого, настороженного воина.

– Ты! Защищайся! – он схватил лежащее на кошме хвостатое копье, отступил на два шага. – Ну!..

Воин оторопело поднял щит – меч висел у него на правом бедре, бросил растерянный взгляд на своего начальника. Но копье в руке темника молниеносно метнулось вперед. Воин едва успел прикрыться, как острие копья с грохотом пробило крепчайшую бычью кожу щита. Лишь крюк задержал его движение и спас воина от тяжелой раны.