Обрученные судьбой. Книга вторая. На переломе

– Сейчас я так не думаю.

– Почему?

– С годами, Рина, все-все меняется. На некоторые вещи начинаешь смотреть несколько иначе, а порой и совсем по-другому…

То, что ему когда-то казалось совершенно невозможным, сейчас таковым не видится. Если бы в его жизни не существовало бы Дины, он с огромной радостью стал бы жить ради Рины, ради ее счастья…

– Почему ты, когда я тебя позвала, ничего не спрашивая, послушно пошел за мной? Пошел ты на заклание, как жертвенный барашек…

– Почему я пошел за тобой? – он улыбнулся. – Дело было так:

Улыбка нежная твоя,
Загадку вечную тая,
Подав сигнал мне и маня,
Лишила напрочь сил меня…

– Мило, однако. Ты все еще говоришь стихами?

– Нет, Рина, почти нет. Пропала юношеская восторженность миром. Все приелось. Внутри все больше горькой желчи. Где уж тут говорить стихами? Из истерзанной мучительными сомнениями и колебаниями души рвутся одни лишь отборные и многоэтажные матюги…

И еще он хотел добавить, что не его в том вина, а всего того, что окружает их, что на самом корню душит все яркое и индивидуальное, не вписывающееся в общие рамки. Хотел Рэм сказать, но промолчал.

– Как грустно. Я знала тебя немного другим.

Мужчина поймал женские ладошки, приблизил их к своим губам:

– Я же говорил тебе, Рина, что все в жизни меняется. Видишь, и я не исключение в этом ряду, что только подтверждает само правило…

Соскользнув с постели, женщина накинула на себя легкую ткань и, удаляясь, неожиданно для него спросила:

– Рэм, а если бы я в Германии забеременела от тебя? Что ты сказал бы по этому поводу? Как бы ты поступил?

– Рина… – гость резко встряхнул головой.

В вечернем воздухе ощутимо разлилась невидимая тревога, и глаза мужчины мгновенно настороженно сузились:

– Ты, девочка, не шути такими вещами. Зачем говорить о том, чего нет? – он весь передернулся, на один миг представив себе неимоверную ситуацию, в которую неминуемо попал бы, случись оное.

– Ну… – грудным голосом протянула Рина.

Неопределенно пожав плечами, она издалека кинула взгляд, полный загадочности, пробуждая в нем непонятное волнение.

– Рина, давай-ка, закончим мы с тобой эту опасную игру. Она может привести к непредсказуемым, никому ненужным результатам.

– Ты чего-то боишься? – женщина одарила его лукавой и немного дразнящей улыбкой

– Знаешь, Рина, – он недовольно поморщился, – иногда за, вроде бы, невинными вещами может стоять нечто большее. Извини меня, но я не готов к серьезному разговору с тобой. Ты уже не та девочка, какой была. Мне сейчас трудно говорить с тобой игриво снисходительным тоном, за которым всегда легко удавалось спрятать свою неуверенность или еще что-то. Ты стала совсем взрослой… – признался Рэм.

И, если честно сказать все самому себе, он теряется. Он начинает чувствовать себя неуютно. И напрочь рушится идиллическая атмосфера феерического праздника, что царила в самом начале их встречи.

– Все, Рэмка, все, – она чутко уловила перемену в его настроении. – Давай, лучше вернемся к более приятному. Так ты говоришь, что грудь моя сильно изменилась?

Легкими шажками искусительница приблизилась к нему, развела полы халатика. Соблазнительные розовые комочки замаячили перед его восторженно раскрывшимися глазами.

– И она тебе больше не нравится?

– Не нравятся? Твои груди? – воскликнул мужчина.

В ответ на ее вопрос ресницы его удивленно заколыхались.

– Они стали другими, но прелести своей не потеряли. Они созрели, налились, как дивные заморские плоды. Меня жутко тянет попробовать их изумительно терпкий вкус…

В подтверждение вышесказанного им мужчина губами потянулся навстречу одному из ее выставленных напоказ плодов.

– Ах, как чудесно! – чувственно простонала она. – Боже! Почему они столь бесстыдно чувствительны?

– Знать, мать-природа наша приложила все усилия для того, чтобы женщина, кормя свое дитя, испытывала только радость и наслаждение. Это и есть самое настоящее чудо…

– Ты думаешь? – чуть наклонив голову, Рина прищурилась.

Порой, нет, она всегда поражалась его способности и умению найти всему всеобъемлющее объяснение, искусно скрытое от простого глаза.

– Мне, Рэмка, всегда почему-то казалось, что так создано природой исключительно для чувственного наслаждения.

– Нет, Рина, в природе самое главное – продолжение своего рода. Все остальное является лишь следствием стержневого закона. Хотя, надо признаться, человек достиг всех мыслимых и немыслимых пределов и вознес искусство наслаждения на невообразимую высоту.

– Да, Рэмка, я оное славно чувствую на себе, – тихо прошептала женщина, опускаясь в лодку, плывущую по бурной реке наслаждения.

Прикрыв глазки, Рина вздохнула. Как давно она об этом мечтала…

Чужой будильник непривычно тикал под самым его ухом. И Рэм не смог бы сказать, что это его сильно раздражало. Но оно настраивало на томительно тревожную волну. Вчерашнее весело пьянящее очарование неожиданной встречи, всколыхнувшей всю его душу, тихо уступало свое место обыденной реальности. Пора бы ему уже и опуститься с небес на грешную землю. Пришло время дать оценку всему произошедшему.

Лежащая рядом с ним женщина зашевелилась во сне и еще крепче прижалась к нему. На ее губах гуляла счастливая улыбка. Она спокойна, довольна, ей хорошо. В который раз она смогла добиться своего.

С нежной грустью смотрел Рэм на Маринку. Вот и снова она смогла урвать у судьбы кусочек счастья, которого ей так, может быть, сейчас не хватает. И раз ими дело сделано, то какая теперь разница в том, сколько он еще сможет подарить ей пьянящую возможность пребывания в этом радостном состоянии. Пусть ей будет хорошо. А со своей совестью он разберется потом. Семь бед – один ответ…

Пробуждаясь, Рина сладко потянулась всем телом. Она умилительно по-детски причмокнула губами и открыла глаза. Дивная сказка ей не приснилась. Он и точно существует, и находится рядом с нею.

Сбылось то ее потаенное, о чем ей жарко мечталось который год подряд с тех самых пор, как она увидела первых курсантов, приехавших в их военный городок для прохождения войсковой стажировки. Правда, тогда, кажется, приехали сумчане. Потом у них побывали хмельничане.

Последними в тот год отметились курсанты с их родного, как она считала, имея на то полное право, училища. Но тот, кто ей был нужен больше всех, с ними не приехал. Не прибыл он и на следующее лето.

В прошлом году она лицом к лицу столкнулась с одним офицером, и тот ее узнал. И она его сразу узнала. Он учился в той же батарее, что и ее муж Мишка. Этот Володька, да, именно так его все звали, популярно растолковал ей про существующий порядок стажа: кто и когда едет на практику. Судя по его словам, дивизион, в котором служил Рэм, должен был стажироваться на следующий после них год.

С всевозрастающим нетерпением ждала Марина приближения лета. Ждала она и вот, наконец, дождалась. Пусть хоть и всего на несколько дней Рэм будет ее и только ее. Она и сама удивилась, но на этот раз он и не сильно-то противился их сближению. Значит, он все же любит ее. В глубине души своей, по-своему, но все же любит. Это ли не счастье – сознавать, что она кому-то небезразлична, что ее любят…

– Мне пора, – шепнул он, поймав ее вопросительный взгляд.