Убийство журналиста

Ковальчук вздохнул. Не успел. Случайная встреча с тем человеком, которого Ксана в юности любила, все перевернула с ног на голову.

– Вы сильно ее любили?

– Любил, Саша, ты говоришь? – полковник невесело усмехнулся. – Я и сейчас ее люблю. До дрожи в пальцах, когда слышу ее голос. Да что теперь толку. Если она меня, не глядя, променяла на пьющего мужика, то сейчас, когда он не пьет и занимается бизнесом, куда уж мне… Видно, было и есть в Малахове что-то, невидимый стержень, который и делает его этаким особенным, неповторимым для некоторых особ…

II

Повязав фартук жены, Малахов, как заправская хозяйка, крутился возле плиты и колдовал над кастрюльками и сковородками. Кто-то у них основательно задерживался. Придет со своей работы весь замученный, уставший и голодный, как волк. А тут ему кулинарный сюрприз.

Двухлетняя Аннушка, в рыжих завитушках, забавных и непокорных, путалась у него под ногами. Вместе с отцом заправски снимала пробу. Так же, как это делала ее мамка, важно морщила детский лобик, усиленно дула на большую ложку. И все ее содержимое изрядно разбрызгивала в предусмотрительно подставленную широкую отцовскую ладонь.

Весело поблескивали озорные детские глазенки. С папой интересно возиться! Мамка, та прогоняет сразу, стоит только повиснуть на ее ноге, а тут! И ни в чем отказа ей нет. Девочка умудрилась, просунула голову промеж папиных ног, вывернула шею и снизу вверх смотрела на отца.

Дзинь! Дзинь! – нажали на кнопку звонка, и тут ребенок стремглав, бросив все, изо всех ножек помчался в прихожую. Так трезвонит только их мама. Радостный щебет, переливаясь восторгом, покатился к двери.

Притушив огонь, Малахов едва успел сделать шаг из кухни, как ему навстречу уже спешило их маленькое солнышко.

– Рыжик, кто это такой к нам пришел? – таинственно понизив голос до шепота, спросил он у девочки.

– Ма наса п`исла! Па, отк`ой! – малышка тянула папу за руку к двери.

– Постой! У нашей мамы есть свои ключи, – Малахов заговорщицки подмигнул. – Это, наверное, кто-то чужой! Не будем открывать!..

Нетерпеливо переступая ногами, Оксана ждала, пока ей не откроют. Ключи от дома случайно позабылись на работе. Вернее, остались лежать на столе у ее начальника. Машинально вертела ими, крутила во время обсуждения плана оперативно-розыскных мероприятий и совершенно позабыла про них. Она слышала, как за дверью весело переговариваются. Кто-то уговаривал открыть, а кто-то все никак не хотел этого делать.

Щелкнул замок, дверь распахнулась. Шагнула вперед и сразу попала в крепкие объятия мужа. Детские ручонки с ходу обвились вокруг ее шеи, а маленькие губки потянулись и уткнулись в ее щеку. Заблаговременно занял Рыжик самую удобную для встречи позицию на папиных руках.

«Вот я и дома, – с удовлетворением подумала Оксана. – Как хорошо, что есть место, где с нетерпением ждут твоего прихода те, кто тебя любит и кого ты сама безумно любишь. Ее Малахов и их маленькая Аннушка».

– Рыжики, мыть руки и за стол! Ужин стынет…

Рыжики переглянулись. Старшая улыбнулась. Младшая прыснула в подставленную ладошку. Строго, как в армии! У них не забалуешь…

Малахов с невероятным проворством и ловкостью профессиональной посудомойки выдраивал столовые приборы, а Оксана отдыхала.

– Сана, ты сама не своя, – насухо вытерев руки, муж повернулся. – Твои неприкаянные мысли бродят по просторам Вселенной, бороздят мировые океаны в поисках пристанища и не могут его найти.

– Да ну его… к черту! – вырвалось наружу крайнее ее раздражение. – Снова меня подставили! Ты только можешь себе это представить?

Досадливая обида заплескалась в голубых озерах-глазах. Поддавшись на минутку эмоциям, женщина тяжело вздохнула, поджала губки.

– А если конкретно? Если без эмоций? – чуткие пальцы прошлись по ее опущенным плечам, слегка массажируя ноющие мышцы. – Устала?

Приятное тепло побежало по женскому телу, обволакивая сознание.

– Ох! – выдохнула она. – Как хорошо! Малахов, когда ты рядом, я обо всем на свете забываю. Даже не хочется о чем-то думать.

Горячий и проникновенный шепот приблизился к ее уху:

– А ты и не думай. Забей на все!

Оксана хмыкнула. Ха! Одному легко говорить. Ей бы его заботы.

– У меня вся работа на этом построена, на шевелении извилинами.

– Думать, моя радость, необходимо в рабочее время. За это вам там, говорят, еще какие-то деньги платят…

Выдержав паузу, муж напомнил, что дома надо жить своей семьей, отдыхать и наслаждаться жизнью. Право на отдых им по Конституции гарантировано, и никто не вправе посягать на их личную жизнь…

– Да, Малахов. Конечно, тебе хорошо говорить, – жалобно протянула Оксана, захотевшая превратиться в маленькую девочку, похныкать на его плече. – Над тобой начальства нет. А у меня… – она тяжело вздохнула.

Вспомнив о своем незримом сопернике, муж грозно нахмурился:

– И что натворило твое начальство?

– Приказало до утра думать… – протянула Сана, прогибаясь в спине.

– И к утру родить… – не задумываясь, бодро продолжил Жека.

– Что? – она повернула непонимающие глаза. – Малахов, опять ты со своим казарменным юмором! Серьезно толковать-то можешь? Или у тебя одни пошлости жужжат в ушах? Жил бы в своей казарме. Среди таких же доморощенных умников-солдафонов со сморщенными мозгами кретина и мятыми погонами прапорщика-старшины. Или можешь?

– Можешь… – муж кивнул головой, не сводя с нее любящих глаз.

Искоса поглядывая на него, Оксана спросила:

– Ты слышал про то, что убили Иванчука?

Мужские пальцы на мгновение замерли, а потом снова задвигались.

– Городского дешевого свистка – соловья молодой демократии? И что? Было бы из-за чего особо сильно печалиться. Не он первый из их пишущей братии, не он, так уж устроена наша жизнь, и последний.

– Как это что? – женские плечики недоуменно вздернулись. – Он же депутат Верховной Рады. Неужели, Малахов, тебе одного этого мало, чтобы прочувствовать весь момент? Всю его эпохальную важность…

– Вы-то, мое Солнышко, – он непонимающе воззрился на жену, – какое отношение имеете? Верховная Рада далеко, заседает в Киеве и проходит по гражданской, если мне не изменяет память, юрисдикции.

– Все сходится, – начала чеканить Оксана, пряча свое раздражение по поводу очевидной и непробиваемой бестолковости мужа, – к тому, что его заказали господа военные. Как оно и ни парадоксально звучит.

– Чего? – Малахов скептически улыбнулся. – Никогда не поверю, уволь меня. Нужен он им больно, этот хлюст. Дешевый мыльный пузырь.

– Да, и подозревают в этом двух офицеров с группы «Беркут».

Окончательно поняв, что пошли уже не шуточки, Жека скинул с себя маску игривой и беззаботной беспечности:

– И кого, если не государственный секрет? Не надо разглашать тайну следствия. За это статья светит. А мы Уголовный кодекс всегда чтили и поныне чтим. Мы законопослушные граждане…

– Есть некто, – исключительно уверенная в муже, Сана доверительно приоткрыла завесу, – подполковник Филимонов и майор Бойко.

– Серьезно? – на лице Малахова расплылась ничего не понимающая улыбка. – Филя причастен к убийству? Убей меня, но никогда не поверю!