Император Валгаллы

Тутмос вздохнул. С деревянного потолка, просачиваясь меж досок, капала вода.

– Тогда почему ты не остался? – спросил Поль.

– Почему? – Тутмос скривил губы. – А это хороший вопрос! Да потому, что не мог бросить своих ребятишек. Дорогих моих ребятишек, которые тянутся ко мне со всех уголков. Кто их поведет дальше по дороге. Кто, если не я? А?

– Куда поведет?

– А это никуда не годный вопрос. Все мы идем к смерти. Нет другой цели. Ясно? – Команданте тяжело вздохнул.

– Эта землянка похожа на склеп. Значит, она – цель?

– Не передергивай! Я говорил – главное дорога. А на все остальное – плевать. Хочешь, я расскажу тебе притчу? – И прежде чем Ланьер успел ответить, Тутмос принялся рассказывать: – Как-то я решил поехать в город. Взял у соседа старенький джип, но машина на бензине все не заводилась, я долго возился, перемазался весь, наконец, мотор затарахтел. Тут подходит ко мне сосед старик Мигель и спрашивает: «Далеко ты едешь, сынок?» Я отвечаю: «В город». Он мне в ответ: «Ты неправильно сказал, сынок. Нельзя знать, куда ты приедешь в конце, можно лишь готовиться к пути – длинному или короткому. Вот я и спрашиваю – длинный у тебя путь впереди или короткий?» Ты понял, амиго, что я хотел сказать?

– Что ж тут не понять? – улыбнулся Ланьер. – У нас с тобой длинный путь. У большинства – короткий.

– Цели нет ни у кого, потому что ее в принципе не может быть. Вся разница – идешь ты или стоишь на месте, дрыхнешь, ходишь в офис, лижешь задницу начальству. Я постоянно чувствую неудовлетворенность. Я что-то должен делать, куда-то спешить. Мне нужна война!

– Насколько я знаю, за всю жизнь ты никого не убил. Ни человека, ни медведя, – заметил Поль.

– Неправда. Я застрелил трех куропаток. Помню, от первой моей куропатки почему-то осталась только грудка, голова да крылышки, а ножки и все остальное куда-то делось. И еще я стрелял в оленя.

– Но промазал.

– Позволил ему уйти. Но я все равно выстрелил. Когда человек стреляет, он протестует против устоявшейся жизни. Хорош только протест, он чист и лишен всякой корысти. Протест ради протеста. Путь – единственная цель. Достигнуть власти – несчастье. Об руку с властью идет корысть. Я хочу до конца остаться бескорыстным. Думаешь, меня этот особняк развратил? Ничуть. Я отдохну немного, погляжу, как Лора плещется в бассейне, и продам его. Да, продам, а деньги пущу на наше дело.

Вода, капая с потолка, выбила в полу небольшое углубление.

– Твоим детям надо где-то жить, – заметил Поль. – И им нравится на вилле.

– Им незачем привыкать жить во дворце, пусть учатся легко расставаться с богатством. Когда у тебя что-то есть – это всегда можно отнять. Нельзя отнять только мысли и чувства. Это твое – навсегда. Там в долине у ручья пасутся три коровы, – неожиданно сообщил Тутмос. – Давай украдем их, зарежем, навялим мяса на солнце.

– Зачем? – не понял Ланьер.

– Для похода.

– Не проще ли заехать в город на грузовике и купить консервы, галеты и питьевую воду. Или в магазинах уже не продают консервы?

– К черту консервы! Я хочу вяленого мяса. К тому же экологи требуют с меня полмиллиона евродоллов за то, что установили по пути нашего марша до Чичен-Ицы временные кемпинги и сортиры. Разумеется, я им ни шиша не заплачу – достаточно того, что я потерял свои жетоны на сто тысяч евродоллов, пока ездил в Мехико. Наверняка их украл какой-нибудь шустрый журналюга. А дома у меня из кладовой исчезло сто банок тушенки. Я одного не могу понять: кто мог физически упереть сто банок по килограмму весом?

– Может быть, это какой-нибудь здешний медведь? У меня в Диком миром из тайника медведь повадился банки со сгущенкой воровать. Утащит банку сгущенки, лапой ткнет в нее, когтями вспорет, и высосет сгущенку. Все банки со сладким стащил. А с тушенкой ни одной не тронул.

– Вот видишь, даже медведь не хотел жрать мясные консервы. Амиго, давай украдем коров – пасиков грабить не грех.

– На этой стороне нет пасиков.

– На этой стороне все пасики. Все до единого. Даже те, кто побывал за вратами. У меня руки чешутся их расшевелить. Украдем коров, а наутро принесем им отрубленные коровьи головы. Нет, не так, три медвежьи головы! – Команданте воодушевился.

– У тебя есть под рукой три медвежьи головы?

– В том-то и дело, что нет. Как всегда, самого нужного не хватает!

Команданте достал из-за топчана завернутый в пленку герметичный кейс. Открыл. Внутри в отлитом по форме углублении покоился новенький «Гарин». По бокам – две запасные батареи.

– Оттуда? – спросил Поль.

– Конечно.

– У меня из замка стырил?

– Угу. А ты, небось, и не заметил?

– Заметил. Но я тебя простил. Ладно, показывай игрушки.

Тутмос поднялся (хотя и не в полный рост – распрямиться до конца не позволял потолок) и отодвинул слепленную из корявых деревяшек заслонку. За ней висела какая-то тряпка, поросшая кустиками плесени. За тряпкой в маисовой соломе лежал два серо-зеленых, матово поблескивающих цилиндра.

– Вот они, красавицы. Ну, как тебе? – хмыкнул Тутмос.

Поль подался вперед, ожидая, что почувствует знакомый холодок меж лопатками. Но ничего подобного не ощутил.

– Они же не настоящие! – сказал, отступая.

– Конечно! Муляжи. – Тутмос и не думал отпираться. – Стал бы я подлинные игрушки хранить здесь без охраны?

– Но я же просил тебя достать нужные детали.

– Думаешь, это так просто? Подкупить охрану, все переправить в тайник. Легко сказать – переправить! В каждом стабилизаторе – пятьсот килограммов. Мой человек едва заикнулся, как его тут же замели – насилу мне удалось его выцарапать из рук стражей.

– На что тогда ушли мои деньги? То золото, что я тебе дал на той стороне? На этот пластик и картон?

– На особняк. Думаешь, откуда он взялся? Подарил глава Мирового правительства? Или стражи врат? Ну и на организацию марша ушло немало. То есть очень-очень много, – уточнил команданте.

– Тутмос… – В голосе Ланьера послышались очень низкие ноты. Что-то похожее на рык.

– Ты еще не понял? Марш – это то, что нам надо. Это путь к решению нашей проблемы. Мы погрузим на платформу муляжи и повезем.

– И что дальше?

– Увидишь.

Интермедия

Команданте Тутмос

Охота на медведя

1

Команданте то ли слышал от кого-то, то ли читал (теперь уже не вспомнить, где), что Лев Троцкий был человеком необыкновенной смелости, на медведя ходил с одним «Наганом». Когда медведь вставал на задние лапы, председатель реввоенсовета стрелял ему в сердце и валил зверя.