А был ли мальчик?

– За чудо?

– За чудо! – Опрокинув рюмку, Витя вкусно заполировал тонкий вкус исландской водки соленым огурчиком. – К тому же война, она всегда была одним из главных регуляторов численности населения, брат.

– И болезни!

– Во-о-о-от! Ты, Платош, не такой дурак, как я думал!

– Спасибо!

– Не за что, это – грубая лесть. Салатик передай, пожалуйста. Ты абсолютно прав. Война и эпидемия – равно бабки и стабильность… Десятки тысяч лет гомо, не побоюсь этого слова, сапиенс на лошади на работу ездил, рожал по десять детей, на всякий случай – знал, что выживет от силы пара… А тут в двадцатом веке все словно с цепи сорвались. Антибиотики, прививки – р-р-р-р-раз, хрен вам, а не детская смертность. Ядерное оружие – р-р-р-р-раз, хрен вам, а не война! Итог? Семь миллиардов тунеядцев находятся в вонючем экономическом и экологическом тупике.

– А на фига ты в театральный пошел, Вить? Тебе надо было в Институт управления али во МГИМО. Хотя и теперь не все потеряно! Артист-президент – это теперь норма. И какой же выход? – Витя вскинул бровь, многозначительно вздернул палец к небу и голосом Лукашенко выдал рецепт:

– Эпидемия.

– Антибиотики же?

– Современная наука, брат, давно уже знает, как их обойти. Лучшие лаборатории мира трудятся не покладая рук над новыми смертоносными вирусами, чтобы спасти человечество, как это ни парадоксально звучит.

– И что же делать? – Платон улыбался до ушей.

Он обожал эти конспирологические беседы с Витей. И, как ни странно, в потоке звучавшей ереси кое-что казалось ему небезынтересным.

– Валить надо, – грустно молвил артист Малого театра, наполняя рюмки.

– Ой, давно этого не было, не начинай. В Коста-Рику?

– В Коста-Рику! Ты знаешь, что это – единственная страна в мире, у которой в Конституции прописано отсутствие армии! Ни одного солдафона на всю прекрасную Коста-Рику! А парки!..

– Вздрогнули?

– Вздрогнули… Вот еще пару дел провернем, и уеду, точно тебе говорю. Подальше от вашей Москвы.

– А Москва-то тебе чем не угодила?

– Назови мне еще город, в центре которого фунциклирует действующий ядерный реактор! Страна непуганых идиотов! Точно уеду.

Платон не без грусти ухмыльнулся. Тема отъезда Вити поднималась уже много лет. «Вот только подкоплю». Надо сказать, что «подкапливал» Витя уже не раз. И уезжал. В Сочи, где в казино за пару недель спускал накопленное. В окружении странных кратковременных друзей и шлюх он наслаждался своим величием, плавно переходящим в запой. Спустя две недели он просыпался в президентском люксе один, с гудящей головой и без копейки в кармане, звонил Платону, тот покупал ему билет в Москву, и Виктор клялся больше не пить и не играть. Эта история повторялась в среднем раз в год.

– Слушай, Платош. – Витька ловко поймал вилкой очередной кусок лосося и отправил его в рот. – У меня есть один приятель. Торгует этими… ну, подержанными автомобилями.

– Угнанными, что ли? Так и говори.

– Ага-ага. Ну я и говорю. Я ему иногда помогаю, то-се, играю небольшие роли… Хороший он человек, Платош, помог пару раз мне очень сильно…

– Ты можешь как-то покороче и по существу? – Платон плеснул в рюмки.

– В общем, у него там в последнее время дела не очень. Говорит, все сложнее добывать товар. Сигнализации-шмилизации, гаражи-шмаражи. Подручные все сплошь нарики. То битую подгонят, то вообще не то, то ментов на хвосте приведут… А он мне очень помог, Платош. Короче, я ему рассказал про тебя.

– Витя!

– Да не кипи! Без имен, явок, деталей. Просто сказал, что есть у меня друг-гений, новатор. Что если кто и может чего придумать, то только ты. Не бесплатно, разумеется. Если неинтересно, так и скажи, проехали – и все. Ну, за Римму Гавриловну! – Тост за любимого педагога по актерскому мастерству был обязательным атрибутом любой пьянки.

Платон пристально посмотрел на однокурсника. Постарел. Лысина пробивается через некогда шикарную шевелюру. А он сам – молодеет, что ли? Время летит сапсаном, конечная не за горами. А что сделано? А что останется? А кто продолжит? А что продолжит? Если не сделано ничего, то и продолжать нечего. Как учила их в институте Римма Гавриловна, в любой роли, в любом деле, а значит, и во всей жизни должна быть «сверхзадача». Суперцель, к которой стремится каждый персонаж. Разумеется, у каждого она своя. А все действия, которые он предпринимает на пути к этой самой сверхзадаче, называются «приспособлениями» и служат только одному – достичь желаемого. Поэтому, если хочешь понять роль, персонажа, начни с главного – ответь на вопрос «Чего он хочет?». А какой персонаж он сам – Платон? А какова его сверхзадача? Есть ли она? Вон, Витька хотя бы о Коста-Рике мечтает. Столько лет Платон куда-то бежит, от аферы к афере, от махинации к махинации. Было время, когда он просто получал наслаждение от процесса. Теперь же он стал похож на дайвера, которого тянет погружаться все глубже и глубже, а неземная красота вокруг его почти уже не занимает. Но адреналиновое голодание заставляет искать новые источники получения эмоций, например, проплыть как можно ближе к акуле, а лучше и щелкнуть ее по носу. Но настанет момент, когда и этого станет мало. Это все добром не кончится, понимал он умом и усиленно себя тормозил. Но цель все равно была необходима. Без нее – пустота. Без цели у него не было ничего, даже собственного имени. И с годами он стал ощущать это намного острее.

– У тебя огурец в бороде… Короче, сбыт есть, техническая база тоже, проблема с поставкой люксовых авто, – прервал полет глубоких мыслей неугомонный друг. – Нужен самый сок. Они потом на Кавказ, в Дагестан в основном идут. А его башибузуки то фуфло какое-то пригонят, то ментов на хвосте…

– Ты это уже говорил… Витя, я все понимаю, но это не мой профиль… Как-то мелко все и банально…

– Платон, какой профиль? Твое мастерство не знает рамок и границ! Ты – гений… Давай, кстати, за гения… – Витя подсек вилкой очередную рыбину на глади тарелки и опрокинул стопку. – Но, что еще важнее, ты мой друг. Мне это правда ОЧЕНЬ надо. Ну и деньги лишними не будут… Как говорится, Платон мне друг, но бабки – вещь такая!

3

Эта страна еще очень молода, а некоторыми болезнями лучше переболеть в детстве.

    «Однажды в Америке»

Склонность к разного рода мистификациям, аферам и интригам образовалась у нашего героя в самом раннем возрасте. Возможно, потому, что придумывание всяких веселых проказ и их реализация помогала московскому мальчишке убегать от реальности, где было все не так лучезарно. Отца он никогда не видел и даже фамилию носил не его, а матери. Отчимов в какой-то момент юный комбинатор перестал считать и вовсе не силился запоминать их имена. Мама, несмотря на постоянное поглощение водки со своими сожителями и непрестанное курение крепких сигарет, оставалась на редкость красивой женщиной, продолжала числиться журналисткой в «Известиях», хотя ничего не писала уже много лет. Казалось, что она сознательно занимается самоуничтожением. Почему? Об этом никому и никогда не суждено было узнать. В принципе, она не интересовалась ничем и никем, казалось, даже сыном. Особенно сыном. Возможно, он вызывал у нее неприятные чувства, связанные с его отцом, и она бежала от них или от себя, да кто же может знать… Время от времени его воспитанием вдруг начинал неистово заниматься очередной отчим, но волна банальных вопросов на тему «школа, оценки, поведение» разбивалась о заранее подготовленные редуты. У парня всегда наготове был дубликат дневника, пестрящий хорошими оценками. Настоящий он, разумеется, никому не показывал. А в нем, собственно, почти ничего и не было. В принципе, школу он практически не посещал. Все знания он черпал из книг, которые поглощал в огромном количестве, в то время как система образования, да и любая иная система вызывали с малых лет в нем отвращение и внутренний протест. Он себя ей не противопоставлял: это не было бунтом. Он просто не чувствовал себя ее частью, не мог встроиться, словно деталь из другого конструктора, попавшая по ошибке фасовщика в неправильную коробку. Однако с малых лет он усвоил, что систему можно не любить, но нельзя игнорировать. Она этого не потерпит и сомнет тебя, дабы не создавать прецедент. Зато ее можно обойти или обмануть (слова «хакнуть» тогда еще не существовало в природе). Еще во втором классе он из кабинета педиатра в детской поликлинике умыкнул целую стопку проштампованных справок, которые регулярно заполнял и предоставлял по месту обучения. Там уже давно смирились с тем, что мальчик болезненный и обучается в основном дома. В конце года он со скрипом сдавал зачеты и экзамены. Получал и пятерки. Его знания в областях литературы, истории и прочих гуманитарных предметов сильно опережали школьную программу. А вот с точными науками было сложнее. Разумеется, как-то списывал или выменивал у одноклассников шпаргалки. Бывало, что и они не помогали, но в московской рядовой школе не хотели ставить крест на вечно болеющем ребенке и благородно рисовали в журнале трояки, тем более что некоторые экзамены он сдавал на отлично. Лишь однажды завуч, будто бы заподозрив что-то, попросила прийти в школу с родителями. Четвероклассник оказался на грани провала, но к тому времени мальчишка уже неплохо импровизировал. В поисках необходимого звена он отправился в ТЮЗ на какой-то весьма средний спектакль, посвященный Великой Отечественной. Театр был практически пуст, артистов на сцене было больше, чем зрителей в зале. Кроме него, историю юного партизана Кольки пришли посмотреть еще человек пятнадцать. Зрелище было отвратительное. Единственным светлым пятном постановки был политрук Семеныч. Было ощущение, что в труппу любительского театра затесался Андрей Миронов (любимый артист нашего героя, за роль Остапа Бендера он его уважал особенно). Если остальные исполнители словно таскали жернова по сцене, то Семеныч – летал. Ах, как на нем сидела кожаная потертая партизанская куртка! Как уверенно он размахивал револьвером! Какие важные и проникновенные слова находил он для юного партизана Кольки, открывая ему истинный смысл жизни и предсказывая близкую победу коммунизма. «Эх, мне б такого батю!» – думал четвероклашка, пока пыльный занавес опускался под жидкие аплодисменты выживших зрителей.

Когда приглянувшийся артист вышел среди прочих на улицу из двери с табличкой «Служебный вход», юный Бендер чуть не упустил его, потому что не узнал. Куда-то делись прямая спина и горящий взгляд неистового ленинца, кожаную комиссарскую фуражку сменила мятая шляпа, а куртку – не первой свежести плащ. От артиста за версту разило спиртным, походка была, прямо говоря, не очень уверенной. И все-таки это был он. Мальчик двинулся следом. Около одного из кафе, манящего прозябших прохожих уютной витриной, артист Демин (фамилию его удалось узнать в антракте, разглядывая фотографии участников труппы театра, вывешенные на обозрение в вестибюле) остановился, постучал по карманам, залез во внутренний, извлек бумажник, открыл, покачал головой и двинулся дальше. В общем, когда недоросль решился наконец подойти к Демину, общий язык они нашли довольно быстро. Договорились, что за три рубля он исполнит роль отчима. Предлагаемые обстоятельства и свою «историю болезни» сообщник и наниматель ему передал на заранее подготовленном листке.

Визит Демина – отчима – в школу прошел феерично, роль была исполнена неподражаемо. После этого завуч навсегда от него отвязалась, а юный наш герой поклялся, что непременно станет артистом. Спустя годы, когда он поступил в театральный, ему взбрело в голову навестить артиста Демина. Но тот уже несколько лет как умер от прободения язвы, о чем ему сообщила милая вахтерша в театре.

Вы спросите: откуда у маленького мальчика, которому мать лишь изредка давала пятнадцать копеек на завтрак, взялись целых три рубля? Ответим. У него к четвертому классу с доходами в принципе проблем уже не было.

Первые деньги он заработал на торговле вкладышами от иностранной жвачки. Это был один из главных культов школьников в те годы. Комиксы, напечатанные на глянцевой бумаге, ценились на вес золота и разыгрывались на школьных подоконниках. Игра была проста: ты клал свой вкладыш, сложенный особым образом, соперник – свой, иногда по несколько сразу, и вы по очереди хлопали по стопке ладонью. Если вкладыш переворачивался – ты его забирал. Тут и аферы то особо никакой не было. Просто юный предприниматель потратил немало часов на тренировки и довел свое мастерство до совершенства, а слегка смазанная медом ладонь помогала бумажкам охотнее переворачиваться. Выигрывая у доверчивых сверстников самое ценное в их жизни, он с охотой возвращал награбленное в обмен на мелочь, которой щедро снабжали родители детей, дабы те могли позавтракать. Было еще несколько относительно легких способов отъема денег у однокашников, к тому же это был лишний повод появиться в школе. Разгуляться на эти доходы, конечно, было нельзя, но на жизнь и детские удовольствия вполне хватало. Мороженое, покупка шпаргалок, наем артиста на разовую работу, билет в кино, а много ли еще ребенку нужно?

Все свободное время (а времени из-за отсутствия в его жизни школьного образования была тьма) юный предприниматель проводил в кинотеатрах, музеях, библиотеках и на Белорусском вокзале. С утра он показательно собирал школьный рюкзак, брал «сменку» и отправлялся с друзьями-прогульщиками в кино. Он придумал отличную схему, которая позволяла сэкономить немало денег. Всей большой компанией они скидывались на один билет. Кто-то из приятелей заходил в кинотеатр, потом тайком проникал в кинозал, пока там никого не было, отпирал дверь, предназначенную для выхода зрителей, и вся орава попадала в кинотеатр с тыла. Когда фильм приближался к финалу, сообщники прятались за экраном, дожидались, когда публика покинет зал, и снова выходили в фойе в ожидании следующего сеанса. Это была бесценная афера, особенно зимой. Иначе приходилось греться в подъездах, откуда постоянно выгоняли, или в сотый раз тащиться в Музей Революции, потому что его посещение было бесплатным.

Позже он отправлялся на Белорусский вокзал. Там его ждала совсем иная компания, состоявшая из ребят, которым нравились игровые автоматы. Почти весь зал ожидания был уставлен этими пожирателями пятнадцатикопеечных монет. Чтобы целый день играть, нужно было обладать немалым капиталом или смекалкой. Наш герой научился металлической тонкой расческой (просовывая ее в щель монетоприемника и замыкая контакт) запускать бесплатно игры почти на всех автоматах. Сначала он это использовал исключительно в личных целях, а потом начал продавать услугу – запуская желающим игру за десять копеек вместо положенных пятнадцати. А позже он подобрал ключ к одному из автоматов и попросту забирал по вечерам из него дневную выручку. Удивительно, но все это сходило с рук. В повальном бардаке перестройки никого не удивляло, что какой-то мальчишка на глазах у всех гребет из автомата горстями мелочь. А может, люди думали, что он служит юнгой в какой-то местной банде, и предпочитали не связываться.

Окончив школу, если так можно назвать банальное получение аттестата о неполном среднем образовании, наш юный Бендер задумался о своей дальнейшей судьбе и решил свернуть на более легальную тропинку. Помыкавшись год со старой привокзальной компанией, он понял, что не согласен на такую жизнь. Ватага его дружков на Белорусском вокзале из хулиганистых юнцов постепенно превратилась в настоящую банду, и что-то подсказывало, что добром дело не кончится. От мелких краж и авантюр они плавно перешли к рэкету и «крышеванию», передвигались по городу на бандитских «бэхах» и, как говорили тогда, «держали Белорусский вокзал».

Шестнадцатилетнему парню, а выглядел он, кстати старше своих лет, пришло в голову, что пора попробовать заняться чем-то более почтенным и легальным – тем более отъем денег у населения с помощью кастета и ножа был ему вовсе не по душе, казался грубым и неэстетичным. Он незаметно ускользнул из преступной стаи и на заработанные деньги смог открыть собственный ларек, один из тех, что росли как грибы в то время. Конечно, с куда большим желанием он поступил бы в Театральный институт. Он все еще грезил этой профессией, мечтал стать актером. Но незаконченное среднее образование ставило крест на этих фантазиях. Владеть с помощью нехитрых схем магазином он мог, а учиться нет – парадокс!

Что поделать, решил юноша, ларек так ларек. Торговая точка разместилась в Отрадном, на отшибе, но неподалеку от автобусной остановки. Заполнив ларек товаром и наняв в качестве дневного продавца одного из былых приятелей, по ночам в целях экономии он работал за прилавком сам. К тому же, честно говоря, это решало проблему с жильем. Очередной отчим не очень был рад видеть его, да и мать, судя по всему, тоже. «От этого малолетнего преступника одни неприятности. Так еще и корми его!» Справедливости ради отметим, что не кормили его дома уже достаточно давно. Да и была ли в доме еда – тоже большой вопрос.

Зарабатывать деньги по-честному оказалось делом непростым и весьма утомительным. Всем вокруг не терпелось оторвать от тебя кусок, и никого не волновало, что после этого у тебя ничего не останется. Чтобы открыть точку, было занесено немало денег в самые разные инстанции, от районных управляющих органов до пожарной охраны. Но и после выполнения всех ритуальных танцев, когда торжественное открытие «супермаркета» состоялось (выпил пива и по морской традиции разбил бутылку о борт торгового корабля), желающих присосаться к телу начинающего коммерсанта не убавилось. Большинство пиявок, вроде представителей Санэпиднадзора, навещали ларек от случая к случаю.

Но были и постоянные визитеры. Немолодой толстопузый сержант милиции и юный спортивный представитель солнцевской группировки. Первый приходил за данью днем, второй, как правило, по ночам. Каждый из них убедительно требовал денег «за охрану и безопасность». При этом милиционер должен был защищать от милиционеров, а бандит от бандитов. Однажды что-то пошло, как сегодня говорят, «не так». Часа в два ночи, когда наш герой уже мирно спал на раскладушке, явились оба защитника одновременно. Конец восьмидесятых и девяностые годы были временем редкого статического напряжения. Казалось, воздух насквозь пропитан легковоспламеняющейся опасностью. Любая искра всегда и неизбежно возгоралась в пламя, а любой нечаянный толчок локтем мог повлечь за собой череду кровавых событий.

Пешеходы рисковали попасть под машину, перебегая оживленную трассу, но не желали спускаться в подземный переход, кто знает – что, или, вернее, кто там тебя ждет. Артисты убивали друг друга за право выйти на сцену последним – «закрывать» концерт, ибо это определяло статус и гонорар. Любому же «уважаемому» человеку необходимо было наоборот – пройти или проехать непременно первым. И конфликты вспыхивали по любому поводу. При этом, начиная такую дуэль, никто даже не интересовался заранее, кто ему будет противостоять, и часто это приносило необратимые и печальные сюрпризы. Ибо предсказать по одежде или еще каким-то внешним признакам, кто твой соперник, было фактически невозможно. Только-только начали появляться характерные для того времени малиновые пиджаки и отдельные марки авто, которые одновременно служили и визитной карточкой. Словно животные в дикой природе, герои улиц стремились раскрасить себя максимально яркими красками, которые бы предупреждали окружающих: «Не подходи. Опасно!» Подростковые банды выбривали виски, или выстригали платформу на затылке, или носили клетчатые штаны, чтобы отличать своих от чужих в массовых побоищах, которые стали рядовым явлением.

Впрочем, мы слишком отдалились от того момента, когда промозглой зимней ночью в окошко ларька нашего героя протиснулась бритая голова юного рэкетира и он ласковым голосом потребовал от полусонного торговца поделиться наличностью. В эту же минуту, продираясь сквозь колючую вьюгу, ежесекундно поскальзываясь и матерясь, с теми же самыми чаяниями к магазину приблизился сержант милиции Архипов. Поскольку и бандиты, и менты, как было уже упомянуто, брали деньги за одно и то же – за предоставление услуг по охране бизнеса от таких же вымогателей, как они, сержанту Архипову показалось, что настал тот самый момент, когда можно доказать, что абонентская плата берется не зря. Он опустил свою властную длань на плечо хулигана: «Товарищ, голову из торговой точки уберите». Юный бандит вынул не только голову из ларька, но и кастет из кармана и наотмашь двинул в ухо доблестного сержанта. Тот опрокинулся навзничь, на снег закапало красное. Архипов потянул из кобуры пистолет, но ловкий рэкетир ударил ногой по руке оглушенного и потому немного заторможенного милиционера. Пистолет спикировал в ближайший сугроб. Спортивный юноша навалился сверху на Архипова, прижал коленом его грудь и начал методично добивать.

Меньше всего наш герой хотел бы вмешиваться в разборку опасных и ненавистных в равной мере ему людей. Но быть свидетелем убийства слуги закона ему хотелось еще меньше. Он нехотя покинул укрытие, подобрал пистолет и, подойдя сзади к одерживающему уверенную победу молодцу, со всей силы стукнул его рукояткой по бритому затылку. Тот упал на выдохшегося сержанта. Архипов с трудом его спихнул с себя и, тяжело дыша, встал на колени. «Дай сюда. – Он протянул руку в сторону спасителя. Тот отдал ему оружие. – Вот сука». В этот момент представитель на совесть организованной преступной группировки встрепенулся и бросился уже с ножом на правоохранителя. Тот неожиданно расторопно обернулся и выстрелил в упор.

Несколько мгновений в воздухе висела кромешная тишина, только вялая вьюга время от времени подвывала, жонглируя снежинками. Архипов поднялся на ноги, отряхнул колени, вытер кровь с губы, пристально посмотрел в глаза ожидавшему развязки свидетелю и соучастнику. «Я машину подгоню», – буркнул он и двинулся во мрак. Наш герой наклонился к телу. Пощупал зачем-то шею. Видел в кино, что так определяют – жив человек или нет. Но и без того видно было, что нет. Спортивная куртка распахнута, на белой водолазке расплылось буро-красное пятно. Из-за пазухи торчит краешек портмоне. Инстинктивно оглядевшись, юный торговец протянул руку и вытащил бумажник. Открыл. Документы и деньги – они покойнику больше все равно ни к чему. Быстро запихнул себе в карман. Подъехала милицейская «шестерка». Сержант открыл багажник. Вдвоем они с трудом оторвали тяжелое тело от земли и запихнули в «Жигули». Все это происходило в кромешной тишине, лишь пыхтели и шмыгали носами. Только уже усаживаясь за руль, сержант милиции Архипов бросил короткий взгляд на замерзшего продавца. «Ничего этого не было, ясно? – дождался кивка и добавил: Спасибо», – хлопнул дверцей и дал по газам. Над заснеженным ларьком вновь повисла глухая молчаливая ночь.