Аварийная команда

Выбор дальнейшего маршрута разнообразием не блистал. За неимением водного транспорта и карты приходилось решать, в какую из двух сторон направиться: вправо или влево по берегу. Рациональнее всего было, конечно, разбиться на две группы – в таком случае наши шансы на успех возрастали. Правда, угроза столкновения с «копейщиками» при этом тоже увеличивалась. Но даже останься мы в одной команде, вряд ли нам удалось бы отбиться от группы количеством более четырех-пяти горбунов. У меня в наличии имелось лишь полтора магазина патронов. Устрой враги облаву по всем правилам и во всеоружии – я был уверен, что во второй раз горбатые на рожон не попрут и возьмут с собой что-нибудь поэффективнее копий, – и нас уничтожат за считаные секунды. Единственным нашим спасением являлся скорейший поиск населенного пункта, где можно было укрыться от рыскающих по пустошам банд. Та наша группа, которая достигнет убежища первой, потребует выслать за остальными товарищами спасательный вертолет или внедорожник. Поэтому, во избежание долгих поисков, никто из нас не должен был отходить от берега дальше чем на километр.

Идея с расширением области поиска была принята единогласно, после чего для меня настал, можно сказать, момент истины. Кандидатуры лидеров групп даже не обсуждались: Хриплый и я. А уж остальным четверым предстояло выбирать, к кому из нас примкнуть. Я резонно предположил, что со мной пойдут студент и певичка. После произошедшей на мосту моей размолвки с товарищами Паша и Леночка оставались единственные, кто не посматривал на меня откровенной букой. Просто Веснушкина не являлась скандалисткой по природе, а Тумаков ни на кого, кроме Леночки, и смотреть не хотел, даже начни я расхаживать перед ними на голове.

Но все вышло с точностью до наоборот. Первой право выбора получила Агата. Каково же было мое изумление, когда эта стервозная дамочка без колебаний затесалась ко мне команду! И не успел я отойти от удивления, как под мое начало прибыл второй доброволец – дядя Пантелей.

Вот те на, только и подумал я… Хотя, если разобраться, в выборе этих двоих прослеживалась определенная логика. Банкирша, как женщина хитрая и осторожная, решила держаться поближе к моему пистолету, а заботливый Иваныч, судя по всему, желал оградить молодежь от дурного влияния пьяницы и дебошира, то бишь меня.

У Веснушкиной и Тумакова не оставалось выбора, кроме как поступить под командование Охрипыча, который, судя по всему, оказался не в восторге от такого расклада. «Батя» и «термоядерная баба» импонировали прапорщику больше, чем зеленый (во всех смыслах) студент и робкая красотка. Я же воспрянул духом, потому что моя команда так или иначе была более неприхотливой и не требовала постоянной опеки. Впрочем, прапорщик не обиделся: никто моих «буржуев» ко мне в компанию силком не загонял, и все было решено по-честному.

Перед тем как расстаться и разбрестись по берегу в разные стороны, мы решили прямо здесь, на крыше крепости, устроить прощальный завтрак из великодушно выделенных нам Агатой родительских гостинцев. Чисто символический перекус, потому что прихваченной из поезда провизии все равно не хватило бы надолго, а сколько нам еще предстояло скитаться по этим холмам, было известно одному Всевышнему. Банкирше пришлось поделиться провиантом с командой Хриплого, поскольку им в этом плане было совсем туго. Во вместительном багаже Леночки для еды места не нашлось, а в сумках студента из продуктов болталась только пара банок пива. Про прапорщика и вовсе нечего было говорить: у него в карманах отыскалась лишь горстка семечек.

Однако не успели мы сгрызть по соленому огурчику, которые мама Банкирши, надо отдать ей должное, консервировала великолепно («Под такой бы закусон, да по стопарику!» – мечтательно вздохнул Хриплый, отведав прощальную трапезу), как вокруг опять начало твориться что-то неладное. Пол под ногами задрожал, будто у стен крепости проходил груженый поезд-товарняк. Мы вскочили на ноги и бросились к краю площадки, желая узнать, что же там случилось внизу.

Но у ворот ничего не происходило. Как и у подножия утеса, хотя «утюг» продолжал содрогаться от фундамента до крыши. Вряд ли это разыгралось стихийное землетрясение: во-первых, колебания были слишком слабые и частые, а во-вторых, ряби на воде не прибавилось, хотя при подземных толчках озеро наверняка пришло бы в волнение. Значит, что-то вибрировало непосредственно в самой крепости. Но что там могло двигаться? Уж не лестница ли ненароком обвалилась?

– Посидите пока здесь, – приказал я забеспокоившимся об оставленных внизу вещах «буржуям», а прапорщика поманил за собой: – Пойдем, Охрипыч, глянем, что почем…

Теперь Хриплый тоже был при оружии. Угодив волею судьбы в команду к прапорщику, Тумаков сразу же решил подмаслить сурового наставника и выделил ему напрокат добротный туристический нож, который Паша достал из сумки и носил в кармане толстовки после стычки на мосту; «Дедушка подарил» – так пояснил студент наличие у него в багаже холодного оружия. Охрипыч инициативу подчиненного одобрил, поблагодарил за оказанное доверие и, прицепив ножны к поясному ремню, стал полностью соответствовать статусу командира.

Оставив кейс под присмотром дяди Пантелея, я направился к люку. Охрипыч без разговоров последовал за мной. Что бы ни происходило внизу, сейчас мы занимали выгодную позицию, и покидать ее было глупо. Если странные звуки издавали наши враги, то сдерживать их атаку, сидя на крыше, будет достаточно легко. Можно даже не тратить боеприпасы – знай лупи этих Гусов-Биков по головам по мере их появления в узеньком лестничном колодце. Разумеется, при условии, что по наши души опять явятся копейщики, а не вооруженные до зубов спецназовцы с группами огневой и воздушной поддержки. Прапорщик тоже не хотел раньше времени покидать стратегическую высоту и мою инициативу провести разведку оценил как очень своевременную.

Мы спустились по стремянке, покинули колодец и, прислонившись спинами к простенку, расселись на узком карнизе. Дальше спускаться не было смысла – отсюда огромный зал просматривался как на ладони.

Внизу и впрямь творилось нечто прелюбопытное. Грохот и вибрация исходили от каменных плит пола, но не всех, а только тех, что были расположены в центре зала. По неизвестной причине они вдруг встали на ребро и начали походить на раскрытые жалюзи. Вдобавок вздыбившиеся плиты еще и сдвигались от центра к стенам, открывая нашему взору то, что таилось под полом.

А там находился квадратный и довольно широкий – размером с приличный бассейн – вход в вертикальный колодец, чьи стены были выложены из чего-то блестящего: то ли кварца, то ли стекла. Глубину колодца определить не удалось. Не исключено, что он, подобно тому рву, тоже вел в непроглядный мрак. Но если ров возник у нас на пути случайно (хотя утверждать это наверняка я бы, пожалуй, не стал), то на сей раз недра этой загадочной земли разверзлись перед нами по чьей-то конкретной воле. Механизм, что ворочал плиты пола, был запущен человеческой рукой, а пульт управления каменными «жалюзи» находился, очевидно, на дне шахты.

– Не нравится мне, браток, вся эта хренотень, – поморщился Хриплый. – Может, она и не связана с нашим приходом, но все равно не по себе как-то. А еще эти гребаные вещи! – Он указал на брошенные на ступеньках чемоданы. – Так бы отсиделись по-тихому на крыше и потом сбежали, а теперь придется молиться, чтобы хозяева зенки свои вверх не пялили.

– Думаешь, в колодце горбуны прячутся? – спросил я.

– Больше некому, – уверенно заявил прапорщик. – Сдается мне, та обкуренная троица собиралась именно сюда Агату Юрьевну доставить. Наверное, мы сунулись на территорию какого-нибудь наркокартеля, а тут у них фабрика по производству наркотиков или схрон. Сам посуди, браток: земли вокруг дикие – ни дорог, ни связи. Даже ни один самолет за все это время над нами не пролетел. Идеальное место, чтобы темные делишки проворачивать… Вот ведь влипли, а!

То, что колодец является лифтовой шахтой, мы поняли, когда из квадратной дыры на поверхность плавно выехала большая грузовая платформа. Наши худшие опасения подтвердились: из подвала на лифте прибыли пятеро горбунов, причем четверо из них держали наготове оружие – те же копья, какими размахивали перед нами головорезы Бика.

Однако эта пятерка пребывала в повышенной боеготовности не из-за нас. Как и само появление здесь горбунов явно не имело отношения к нашему вторжению. Вооруженные уроды не бросились вверх по лестнице, едва только лифт остановился, и вообще не стали заниматься нашими поисками. Зачем хозяева подземелий пожаловали на поверхность, стало понятно, как только мы присмотрелись к пятому члену их команды.

Этот горбун был безоружен, но вовсе не потому, что он являлся командиром группы или оберегаемой телохранителями важной персоной. Четверо копейщиков не оберегали, а стерегли доставленного ими из подвала человека, поскольку он являлся их подконвойным.

Заключенный в тесную клетку-паланкин, горбун сидел, скрестив ноги по-турецки, и поначалу выглядел забитым, смирившимся со своей участью арестантом. Однако, едва платформа дошла до верха и остановилась, пленник начал тут же обеспокоенно суетиться и озираться. В отличие от него конвоиры не проявляли никаких признаков волнения. Дождавшись, пока лифт остановится, они ухватились за ручки паланкина и решили было продолжить путь, но взбудораженный арестант начал яростно раскачивать клетку, тем самым мешая эскорту двигаться.

– Концептор! – закричал пленник. – Он здесь! Этого не может быть! Концептор где-то рядом! Да стойте же вы, эй!..

Конвоиры подчинились просьбе заключенного, но лишь затем, чтобы провести с ним профилактическую беседу. Подспудные методы, что использовали при этом вертухаи, являлись, мягко говоря, антигуманными. Нарушение, за которое в обычной тюрьме арестант получил бы резиновой дубинкой по ребрам, здесь каралось гораздо строже. Конвоиры просунули копья сквозь решетку и взялись с силой тыкать ими забияку в бока. Заключенный заблажил от боли, поскольку наверняка получил не меньше дюжины серьезных ранений.

От такого беспредела нас с Охрипычем передернуло, но мы продолжали отсиживаться на карнизе, боясь пошевелиться и надеясь, что нам удастся остаться незамеченными. Процессия направлялась к воротам, и не начни арестант бузить, он и живодеры-конвоиры вскоре покинули бы крепость. После чего нам оставалось лишь спуститься с крыши, похватать вещи и прокрасться вдоль стеночки к выходу…

Но то, что случилось в следующее мгновение, поставило меня перед очень нелегким выбором. И на принятие решения мне отводилось буквально несколько секунд.

Осаженный копьями арестант присмирел, однако окончательно угомониться и не подумал.

– Человек по имени Глеб! – внезапно заорал он, когда конвоиры подняли паланкин и продолжили путь к воротам. – Я знаю, что ты где-то поблизости! И если ты сейчас меня слышишь, то прошу: помоги мне освободиться! Ты поможешь мне, а я помогу тебе вернуться в твою Проекцию! Никто, кроме меня, больше не вернет тебя домой, Глеб! Скоро ты будешь пойман и отправлен следом за мной, в Беспросветную Зону! Не дай вышибалам изгнать меня из Ядра! Только так мы сможем выжить и восстановить прежний порядок! Тебе ведь хочется, чтобы все вернулось на свои места, верно? И мне тоже хочется, Глеб! Поэтому помоги мне, пока мы с тобой еще можем что-то изменить!

– Рип? – удивленно пробормотал я. Прапорщик посмотрел на меня таким взглядом, словно сейчас я подтвердил его худшие подозрения и с потрохами выдал свою двуличную сущность. А впрочем, разве в действительности это было не так?

– У тебя есть Концептор, Глеб! – не унимался арестант. Приглядевшись, я опять не сумел рассмотреть его лицо. И виной тому был вовсе не полумрак, поскольку лица конвоиров я различал без проблем. – Но ты не знаешь, для чего он нужен и как им пользоваться. Зато я знаю это! А без Концептора тебе, Глеб, никогда не вернуться назад!..

Конвоиры, или, как назвал их Рип, вышибалы, уже не реагировали на его вопли. Очевидно, по здешним правилам это уже не считалось нарушением. Что ни говори, а странные понятия о дисциплине в этой тюрьме.

Проклятый Рип! Это, конечно, могла быть коварная инсценировка, но стоило ли тогда конвоирам учинять над арестантом такую жестокую расправу? Значит, моему безликому знакомому и впрямь грозили неприятности, о которых он, помнится, заикался при нашей предыдущей встрече. Требовалось срочно решать, верить его словам или счесть их обычной провокацией. Ведь чего только не наобещаешь под угрозой смерти ради спасения своей шкуры. Однако если арестант действительно говорит правду, то нам никак не обойтись без его помощи… Разве тот невероятный способ, каким Рип меня учуял, не служил аргументом правдивости его слов?

Безликий арестант не обзывал меня шатуном. Он знал мое имя и то, что я прячу у себя в кейсе загадочный предмет. Который, следует напомнить, я намеревался вернуть Рипу при встрече. Конечно, тогда я не предполагал, что наша встреча окажется именно такой, но тем не менее она состоялась, и игнорировать ее было неразумно. В случае смерти Рипа мы ничего не выигрывали, наоборот, имели шанс проиграть очень многое. Освободив пленника, мы могли в равной степени и выиграть, и обрести на свои головы новые неприятности. Как ни крути, а второй вариант был для нас предпочтительнее.

– Не вмешивайся, браток, – обеспокоенно зашептал мне Охрипыч. Он пристально следил за моей реакцией на происходящее и потому сразу определил, что именно я задумал. – Мне, конечно, неизвестно, что за фрукт этот твой знакомый и какие у вас с ним дела. Но если ты встрянешь, боюсь, всем нам придется очень плохо. Уж прости, но это не наша разборка, и лично я не вижу смысла, чтобы рисковать, спасая одного урода от других.

– Теперь, Охрипыч, у нас с тобой просто нет выбора, – помотал я головой, доставая пистолет. – Этого человека нужно выручать, поскольку то, что он говорил, касается всех нас. Долго объяснять, но если ты мне поможешь, я непременно расскажу тебе и остальным, что случилось тогда, в поезде. Не дрейфь, никого убивать я больше не собираюсь. Попробуем взять их на испуг и договориться по-хорошему.

– А ну как не выйдет по-хорошему, что тогда? – усомнился прапорщик.

– Давай не будем пессимистами, – попросил я, вставая с карниза и направляясь к лестнице. – В конце концов, мы имеем законное право на самооборону…

– Только они, похоже, плевать хотели на наши права, – закончил Хриплый, кивнув на вышибал, но не стал отпускать меня одного и направился следом. – Ну попал ты, прапорщик, как кур в ощип. Зато теперь точно знаешь, где раки зимуют, дери их всех за ноги…

Конструктивного диалога с вышибалами опять не получилось. Но виной тому был вовсе не нацеленный на них пистолет и не предъявленный мной ультиматум. Повторилась та же история, что и на мосту, только на сей раз финал нашей встречи выдался не тот, к которому мы готовились.

Прежде чем конвоиры услыхали мой окрик и остановились, мне пришлось обратиться к ним трижды. Оказывается, повальная тугоухость, которой страдала компания Бика, была для вышибал вовсе не исключением, а нормой. Чего, кстати, не обнаружилось за Рипом. Едва он расслышал мой голос, как тут же обернулся, удостоверился, что мы спешим на помощь, и снова в возбуждении заметался по паланкину.

Повторно наказывать арестанта никто не стал – все внимание горбунов было обращено на нас. Небрежно бросив клетку, словно та вдруг обожгла им руки, конвоиры мигом выстроились плечом к плечу и ощетинились копьями.

– Шатуны! – с недоумением и страхом воскликнул один из вышибал. – Прямо возле Рефлектора! Но как им удалось прорваться через Шлюз?!

– Плохо дело, – добавил второй. – Боюсь, без уборщиков нам не справиться. Надо возвращаться в Ядро.

– Стреляй в них, Глеб! – злорадно прокричал Рип, ухватившись за прутья клетки и сотрясая ее, будто разбушевавшаяся горилла в зоопарке. – Стреляй, не медли! Иначе они убьют тебя! Ну же, Глеб, действуй!..

– Заткнись! – рявкнул я на арестанта. Его озлобленность была вполне простительна. Истыкай кто меня копьями, как Рипа, и я рассвирепел бы не на шутку. Но в настоящий момент у нас пока не было повода учинять бойню – вышибалы не кидались в драку, поэтому хотелось надеяться, у них и дальше хватит благоразумия не подставлять лбы под пули.

Держа конвоиров на мушке, я начал громко озвучивать им свои требования, которые, как чувствовал, мне придется повторять глухим копейщикам не один раз. Но едва я подобрался к самой сути вопроса, как они переглянулись и, не опуская копий, начали дружное отступление к лифту. Паланкин с арестантом так и остался стоять возле ворот. Очевидно, горбуны были твердо уверены, что мы не сумеем вскрыть замок клетки до того, как они вернутся сюда с подмогой. А то, что враги дунули именно за ней, я уже догадался с их слов.

– Не дай им уйти, Глеб! – продолжал неистовствовать пленник. – Да что с тобой такое! Пристрели вышибал, кому говорят! Быстрее! Если они вернутся, их будет в десять раз больше!

Конвоиры тем временем добежали до лифта, платформа которого поехала вниз, едва четверка ступила на нее. Кто из врагов включил подъемник, неизвестно. Ни пульта дистанционного управления, ни переговорных устройств, по которым вышибалы могли связаться с оператором подъемника, у них вроде бы не было.

Возможно, мне все же следовало воспользоваться советом Рипа. Насчет усиленного вражеского подкрепления он явно не лгал, что, впрочем, было и так понятно. Но поскольку во всем остальном я пленнику – теперь уже нашему – не доверял, значит, и слепо выполнять его приказы не собирался. Конвоиры вернутся на базу и непременно доложат, что вооруженный «шатун» проявил к ним милосердие. И если потом вдруг выяснится, что справедливость была-таки на стороне вышибал, этот благородный жест мне зачтется. А может, и нет. Все зависело от того, всплыла ли на поверхность правда о том, кто угрохал Бика, Гуса и Рива. Слишком самонадеянный поступок, скажете вы. Но разве я мог быть сейчас вообще хоть в чем-то уверенным?

Лифт увез вышибал обратно, но шахта продолжала оставаться открытой. Мы с Охрипычем осторожно приблизились к краю и посмотрели вниз. Платформа медленно опускалась все глубже и глубже, постепенно исчезая в темноте. Только этот мрак был уже настоящим, привычным нам мраком, а не тем черным маревом, что скрывало лицо Рипа и дно попавшегося нам на пути провала. Фонари в шахте не горели, поэтому определить ее глубину было нельзя. О ней знали лишь вышибалы и сидящий в клетке арестант.

– Ты допустил еще одну ошибку, человек по имени Глеб, – с укором произнес Рип. Прапорщик, который только теперь рассмотрел моего знакомого, от неожиданности даже попятился. И впрямь, как тут не испугаться, когда с тобой разговаривает человек без лица. – Но у тебя хватило благоразумия откликнуться на мое предложение. Это похвально. А теперь выпускай меня отсюда, и давай думать, как нам скрыться от армии, что скоро сюда нагрянет. И случится это, между прочим, по твоей вине, Глеб. Ты опять не послушался моего совета и опять все усложнил.