– Распорядитесь его свернуть? – поинтересовался Гавриил.
– А что вы сами думаете по этому поводу?
Гавриил замешкался: высказывать личное мнение столь молодому члену Совета, как он, следовало с особой осторожностью.
– Согласитесь, смотритель Джейкоб, – наконец ответил Гавриил, – если закрыть глаза на недостатки, положительные результаты тоже становятся заметны. Наш исполнитель одолел войско вооруженного до зубов противника; а то, что филистимляне – это достойный противник, нельзя не признать. Мало того, сегодня Самсон держит их в страхе. Один исполнитель держит в страхе целое сообщество далеко не трусливых землекопов! Вы знаете аналоги этому? Я не знаю.
– Действительно, аналогов этому нет, – подтвердил Джейкоб. – Рост военного мастерства подопытного и впрямь восхищает. Но каждый раз он оказывается на грани истощения и уже не может жить без своего питательного раствора. Будущее Самсона как полноценного человека и исполнителя весьма туманно… Но вы так и не высказали ваше мнение о продолжении Проекта.
– Поскольку Проект необратим, он должен быть доведен до логического финала. Мы должны извлечь для себя уроки на будущее. Но последнее слово надо оставить за Самсоном. Как он скажет, так пусть и будет.
– Что ж, справедливо…
Самсон не стал колебаться.
– Я готов продолжать! – с готовностью выпалил он, и в его усталых глазах вновь вспыхнули давно погасшие искры, вот только при виде их заколебался уже Гавриил: следует ли радоваться энтузиазму Самсона или, наоборот, этого явно нездорового энтузиазма стоит опасаться? За сумбурностью мыслей исполнителя невозможно было разобрать, говорит ли сейчас со смотрителями его здравый смысл или это просто нежелание расставаться с поймавшей его в зависимость «капельницей для мозгов». Мрачные предчувствия вклинились в раздумья Гавриила, но решение было принято: раз доброволец готов продолжать, значит, Проект продолжается.
– И все-таки, – добавил перед уходом Джейкоб, – я незамедлительно пришлю сюда подразделение исполнителей для твоего контроля и охраны. – И, жестом остановив собравшегося было протестовать Самсона, приказал: – В схватки с землекопами отныне не вступать! И будь готов в скором времени сменить место жительства. Хотя даже не знаю, найдется ли в этом мире для тебя спокойное место…
Далила – любимая жена Самсона и его бессменная сиделка – долго смотрела вслед удаляющимся волхвам сквозь щели в приколоченных поверх окна досках. План, что давно вызревал в ее голове, был готов к осуществлению.
Волхвы приходили и уходили, а мужу после их визитов становилось все хуже и хуже. Далила понятия не имела, о чем толковали волхвы с Самсоном сегодня, но сейчас муж метался по комнате и распинывал в ярости мебель.
– Под конвой?! – негодовал Самсон. – Меня – под конвой?! Меня – в ссылку?! Как преступника! За что? За то, что я погубил ради них свое здоровье?!
Далила никогда не вмешивалась и не успокаивала мужа, когда он был в таком состоянии. Она знала, что очень скоро он угомонится и снова уйдет к своему многоногому пауку, после чего до утра будет спать словно младенец.
До утра…
Далила уже забыла, когда они в последний раз встречали рассвет в объятиях друг друга. Будь проклята эта жизнь, в которой не осталось ничего человеческого: ни спокойствия, ни нормальных отношений, ни любви… Только страх, ничего, кроме страха. Страх, убивающий ее счастье и в конечном итоге убивающий ее саму…
Страх как за себя, так и за любимого вызывали три причины: жаждущие мести за прошлые обиды соотечественники-филистимляне, регулярно наведывающиеся таинственные жуткие волхвы и магическое создание, с которым муж проводил времени куда больше, чем с женой…
Далила видела, что создание это живое, так как внутри его постоянно что-то шевелилось и бурлило. Удерживающие голову Самсона щупальца двигались, а сам он разговаривал во сне на непонятном языке; наверняка молил вцепившегося в него монстра оставить его в покое.
Не в силах хрупкой женщине повлиять на происходящее и уничтожить причины собственных страхов – так думала она до недавнего времени. Сегодня она считала иначе. Да, с филистимлянами и волхвами ей не совладать, но с монстром… Ведь не лев же он, в конце концов, и не степной волк, а всего лишь большой многоногий паук. Обрежь пауку ноги, и скоро он издохнет, каким бы огромным ни был. Убив паука, Далила избавит мужа хотя бы от одного врага, а в том, что паук – враг, она не сомневалась, поскольку Самсон неоднократно признавался ей, что обречен пожизненно платить дань этому ненасытному чудовищу.
Но разве не текла в жилах Далилы воинственная кровь филистимлян, закипающая при одной мысли о том, что кто-то встал поперек их с Самсоном счастья?..
Через некоторое время муж угомонился и отправился в спальню. В их спальню, где теперь царствовала не любовь, а мерзкая многоногая тварь. По раздавшемуся оттуда вскоре сонному бормотанию Далила поняла, что паук снова принялся за свое – медленно высасывает из мужа жизненные силы.
Женщина подобрала упавший со стола нож, коснулась пальцем лезвия и, убедившись, что оно достаточно острое, прокралась на цыпочках в спальню. Она опасалась, как бы занятый делом паук случайно не учуял нависшую над ним смертельную угрозу…
Выдающие себя за бродяг филистимляне проснулись и повскакивали на ноги, разбуженные диким криком, доносившимся из дома, в который им до сих пор не удалось прорваться. Так мог кричать испытывающий страшную боль человек. Животный страх обуял, казалось бы, напрочь лишенных страха воинов, и они, не сговариваясь, обнажили сокрытые под накидками сабли.
– Глаза! Мои глаза! – слышались из дома полные смертельного отчаяния вопли. – Я ничего не вижу! Я ослеп! Далила, я ослеп! Далила, помоги мне!..
Несокрушимая дверь распахнулась, и на улицу выбежала перепуганная женщина. Она со слезами и причитаниями пронеслась мимо филистимлян, и не успели те опомниться, как она уже скрылась в темноте. Что-то похожее на клубок тонких змей выпало из рук женщины, да так и осталось лежать перед дверью.
– Далила, где ты?! – разносился по окрестностям надрывный крик Самсона. – Далила-а-а!!!
Филистимляне переглянулись и, держа сабли на изготовку, стали подкрадываться к распахнутой двери. Старший брезгливо оттолкнул носком сапога оброненный женщиной странный клубок, из которого тут же потекла на песок черная жидкость. Не останавливаясь, филистимляне один за другим переступили порог и направились внутрь дома. Двое разматывали на ходу крепкую рыболовную сеть. Возможно, сегодня им повезет больше, чем неудачливым сородичам, павшим недавно от рук Непобедимого…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ТВОРЧЕСКИЙ РОСТ
Многие люди подобны колбасам: чем их начинят, то и носят в себе.
Козьма Прутков
Последние сто метров дистанции Мефодий Ятаганов преодолел тремя длинными скачками, после чего обессиленно плюхнулся в глубокий сугроб. Сразу же от его обнаженного по пояс, раскрасневшегося тела повалил пар. Исполнитель подумал, что если бы он пролежал вот так полчаса, то сумел бы, наверное, расплавить толщу находившегося под ним ледника до самой земли.
Хотелось надеяться, что пробежка эта была на сегодня последней и впереди его ожидает горячая баня и плотный ужин. Впрочем, мечтать он мог о чем угодно – здесь, в гренландской штаб-квартире Совета смотрителей, до его мечтаний не было никому никакого дела.
Над распластавшимся в снегу Мефодием вырос одетый в эскимосскую парку смотритель Бегущий Бизон, неотступно следовавший за исполнителем по воздуху во время его марафонского забега. Бегущий Бизон извлек из кармана секундомер, поглядел на циферблат, поморщился и произнес:
– Плохо! Восемьдесят километров за час и пятнадцать с половиной минут – совершенно никуда не годится. Я даже нос себе не отморозил – настолько медленно ты двигался!
– Да будет вам придираться из-за каких-то пяти минут! – устало огрызнулся Мефодий. – Ветер встречный, снег глубокий, плюс в трещины два раза проваливался. Завтра распогодится, и рекорд свой я перекрою с солидным запасом!..
– Никаких «завтра»! – отрезал Бегущий Бизон. – Пока не закрепишь достигнутое, об отдыхе и не думай! Мы из тебя не олимпийца готовим, чтобы на погоду пенять. Ты сам изъявил желание участвовать в Проекте, потому будь добр – работай на совесть! Заканчивай разлеживаться и бегом на новый круг.
– Как скажете, – пробурчал Мефодий, выкапываясь из снега и вновь выходя на дистанцию. – Только если я по вашей милости через сорок километров грохнусь в обморок, сами меня на горбу обратно потащите!
– И помни, что работать вполсилы не в твоих интересах! – назидательно бросил ему вслед Бегущий Бизон…
Просвещенный исполнитель категории проверенный (досрочно присвоенной ему Советом за особые заслуги), Мефодий Ятаганов глядел на Бегущего Бизона и удивлялся, почему раньше этот индеец-шайен вызывал у него симпатию. Член Совета и руководитель Проекта «Самсон-2», Бегущий Бизон за последнее время показал себя таким тираном, что еще немного, и Мефодий стал бы понимать тех американских политиков, которые когда-то придумали загонять индейцев в резервации.
Взгляды Мефодия на «индейский вопрос» были сформированы еще в школе под влиянием фильмов киностудии «ДЕФА» и немеркнущего образа куперовского Чингачгука, увековеченного на экране Гойко Митичем. Бегущий Бизон на корню разрушал подобные стереотипы, демонстрируя черты индейского характера, о которых не догадывались ни сценаристы «ДЕФА», ни легендарный Гойко Митич, ни, вероятно, сам Фенимор Купер.
Бегущий Бизон всегда и во всем стремился к совершенству, чего также требовал от подчиненных. Педантичность шайена проявлялась в каждой мелочи, от соблюдения дисциплины до манипуляций с мозгом подопытного исполнителя, который с момента старта Проекта стал центром смотрительского внимания. Не было случая, чтобы Бегущий Бизон удовлетворился результатом своей деятельности с первого раза, любая проделанная им работа пересматривалась и переделывалась неоднократно.
Однако курирующий Проект нынешний Глава Совета смотритель Гавриил никогда не ругал Бегущего Бизона за проволочки, поскольку был с ним единодушен – на кон поставлено слишком много, и права на ошибку никто из них, в том числе и Мефодий, не имел. В качестве примера былой недальновидности над Проектом «Самсон-2» маячила тень первого Проекта, завершившегося нелепой гибелью подопытного исполнителя и провалом всего мероприятия.
Бегущий Бизон поклялся, что на этот раз неудачи не будет, а слово, данное индейцем вождю, сиречь Главе Совета, стоило многого. Правда, оплачивать его стоимость в основном приходилось Мефодию, причем оплачивать по полному списку: канистрами пролитого пота, незаживающими ушибами, растяжениями и вывихами. Бывало, что и кровью. Но самое неприятное – постоянно раздирающей мозг головной болью, настолько жуткой, что, когда она наконец отступала, хотелось плакать от облегчения.
Причиной головной боли были кардинальные преобразования, которые вносили в мозг исполнителя Бегущий Бизон и технический советник Проекта смотритель Сатана.
Мефодия немного утешали заверения в том, что вносимые изменения вполне обратимы. Также утешало непосредственное участие в Проекте смотрителя Сатаны, что на первый взгляд выглядело парадоксально. Однако, несмотря на жгучую ненависть Сатаны как к землекопам, так и к просвещенным исполнителям (к последним – в особенности), подопытному становилось спокойнее при мысли о том, что вся смотрительская самодеятельность контролируется лучшим – после покойного Хозяина, разумеется, – ученым на планете.
– Не бойся. Если увижу, что уже ничего невозможно исправить, то убью тебя быстро и безболезненно, – обнадежил исполнителя Сатана перед первым экспериментом.
Странно, но проверенного это и впрямь утешило.
Вот под таким строгим контролем стартовал этот зловещий и одновременно притягательный для Мефодия Проект, о конечных результатах которого не ведал ни один из его участников…
– В чем причины победы воина над врагом? – спросил Мефодия Бегущий Бизон после одного из первых – самых болезненных – ковыряний в его мозгу.