Северный шторм

– А вы не боитесь, что Пророк использует против вас вашу же тактику шпионажа? – поинтересовался я у князя.

– Я скорее поверю, что Пророк – тот, за кого он себя выдает, чем тому, что он привлек на службу байкеров, – молвил его светлость. – В Святой Европе их продолжают считать грязным отребьем, которое следует истреблять, как крыс. Да и нет у Гласа Господнего столько бензина, чтобы еще и с байкерами за услуги расплачиваться… Ну как, Эрик, довольны подарком?

– Спрашиваете! – ответил я, активируя предохранитель на втором пистолете. В шкатулке имелись также запасные магазины и две пачки патронов, но ими я намеревался заняться уже дома. Наигрался, пора и честь знать. – Получается, теперь я ваш должник.

– Полноте, – отмахнулся князь. – Ничего вы мне не должны. Однако вы уже наверняка догадались, что я позвал вас сюда не только за этим. Не буду томить – у меня к вам имеется серьезное поручение довольно деликатного свойства. Оно в равной степени касается как международной политики, так и моих семейных проблем. Контрразведка осведомлена, где сейчас находится мой сын Ярослав. Вероятно, и вы, Эрик, уже об этом слышали.

– Нет, ваша светлость, я не в курсе. – Мне пришлось слукавить, поскольку не хотелось признаваться, что кое-какие слухи до меня все же доходили.

Нервно вертя в пальцах карандаш, князь Сергей вкратце обрисовал мне ситуацию. По тому, насколько он был расстроен, я решил, что, помимо истории блудного Ярослава, выяснил и причину княжеского недомогания. Положение складывалось гораздо хуже, чем я подозревал. Ярослав был молод, горяч и впечатлителен, поэтому совершенно не беспокоился о последствиях своего необдуманного шага. А последствия могли обрушиться на голову князя, как из мешка.

Прежде всего политические. Весть об участии русского княжича в войне на стороне норманнов так или иначе дойдет до Пророка, что сильно осложнит и без того напряженные отношения петербургского и святоевропейского правителей. Пока шла Новая Мировая и Глас Господень был занят изгнанием скандинавов, ему было, разумеется, не до конфликтов с Петербургом. Но в случае победы Ватикана конфликт неизбежен. А успех Торвальда Грингсона в этой войне ставился под очень большой вопрос.

В России постоянно ожидали дипломатов от Пророка с предложениями о создании альянса для разгрома северных интервентов, однако таковых предложений российским князьям пока не поступало. Пророк истово верил в собственное могущество, усиленное не только покровительством Всевышнего, но и вполне боеспособной армией. Именно в этот момент Защитники Веры объединяли усилия для массированного удара по агрессорам, двигающимся по Рейну в глубь Святой Европы, словно зубастый червь к сердцевине яблока.

Вороний Коготь уповал на поддержку своих богов и тоже верил в победу. За внешне безрассудной наступательной тактикой «башмачников» скрывались неплохое техническое оснащение и огромный опыт ведения локальных войн. Вместо морского похода на Ватикан, во время которого флот норманнов был бы изрядно потрепан, а то и вовсе потоплен в Средиземном море, Грингсон предпочел вкогтиться в побережье врага стремительной высадкой и на десантных ботах отправился вверх по Рейну. Несколько моторизованных сухопутных дружин на легкой бронетехнике двигалось по берегам реки параллельно огромной флотилии, прикрывая ее с флангов. По данным русской разведки, позавчера норманны сровняли с землей Бонн и сейчас двигались к Мангейму. Особо яростного сопротивления «башмачники» пока не встречали – уцелевшие Защитники Веры из Дюссельдорфа и Бонна отступили, чтобы примкнуть к идущей с юга армии Крестоносцев – мощного бронированного кулака, спешно сформированного из частей Ватиканской, Мадридской, Афинской и прочих епархий. Армию возглавлял сам Апостол Защитников Веры. Пророк возлагал на Крестоносцев все свои надежды, которые имели хорошие шансы сбыться.

И хоть князь Сергей завел с нами разговор прежде всего о грозящих ему политических проблемах, было очевидно, что он думает больше не о них, а о судьбе своего единственного наследника. Выросший в мирном Петербургском княжестве, Ярослав бросился сегодня в такую заваруху, выжить в которой было нелегко даже матерому вояке. Безусловно, я во многом понимал княжеского сына – жажда приключений в юные годы идет рука об руку с безрассудством. Но поскольку сам я уже давно воспитывал троих приемных детей, одобрить поступок Ярослава у меня не получалось при всем желании. По прибытии на родину княжичу требовалось учинить хорошую родительскую взбучку, однако дело складывалось так, что Ярослав мог попросту не дожить до возвращения в родные пенаты.

– Я все надеялся, что Ярослав одумается, – закончил князь свой печальный рассказ. – Норманны – не слишком приятные люди. Я полагал, что сыну с его воспитанием будет сложно прижиться у них и вскоре он примчится домой. Но, оказывается, мы плохо его знали. И наш посол в Стокгольме, и дипломаты, которые были посланы ему в помощь, не сумели уговорить Ярослава вернуться. Я уже хотел направить делегацию к Грингсону, чтобы он вошел в наше положение и сам повлиял на моего сына, но в последний момент мне пришлось оставить эту идею. Просто я вдруг понял, что такая помощь лишь навредит Ярославу, которому и так сейчас нелегко. Моя чрезмерная опека унизит его в глазах головорезов, которые его окружают. Он станет объектом для насмешек, что в конечном итоге повредит и ему, и репутации нашего княжества. Ничего не попишешь, господа: я не имею права слепо подчиняться отцовским инстинктам. Мне приходится думать и о политических последствиях собственных действий. Таков крест правителя. Да, я тоже в молодости ненавидел своего отца за то, что он был со мной излишне строг и холоден. Но, став князем, я сказал ему за эту строгость спасибо. И в будущем мне хочется услышать такое же спасибо от Ярослава. Но, как мне подарить ему это будущее, если он его сознательно отвергает? Как, черт побери? А тут еще проклятая война, будь она неладна!

Князь в бессильной ярости стиснул кулак и сломал зажатый в нем карандаш, после чего в раздражении швырнул обломки на стол. Я терпеливо ожидал, когда правитель объяснит, что конкретно от нас требуется. Однако Михаил, в чей список достоинств терпение не входило, решил проявить инициативу:

– Вы приказываете нам отыскать Ярослава в Святой Европе и доставить его обратно в Петербург, ваша светлость?

– Не приказываю, Михаил, – поправил его князь. – Это будет всего лишь дружеской просьбой. Вы в любой момент вольны отказаться от ее выполнения, если решите, что такая работа вам не под силу. Но вознаграждение за труд вы получите так или иначе.

Я нахмурился: да, нечто подобное и предвиделось. Отозвать княжича из зоны боевых действий и сопроводить домой… Или «отозвать» – это мягко сказано? Если гора не идет к Магомету, значит… нет, неверная присказка. Здесь, скорее, подошло бы изречение древнего мудреца Клеанфа: «Желающего идти судьба ведет, нежелающего – тащит». Что ж, будет весьма почетно выступать в роли княжеской Судьбы.

– Насколько далеко станут распространяться наши полномочия? – обтекаемо поинтересовался я. То, что нам предстоит нелегальная операция, можно было не спрашивать. Отправлять Эрика Хенриксона с официальной миссией в Святую Европу, даже находящуюся в состоянии войны, и уповать на то, что его защитит дипломатический иммунитет, мог только отчаянный оптимист или идиот. Князь Сергей к таковым отнюдь не принадлежал.

– Вы хотите спросить, будет ли вам разрешено применять оружие или эвакуировать моего сына силой? – Его светлости пришлись не по нраву мои намеки, и он потребовал от меня конкретный вопрос.

– Совершенно верно. – Я кивнул. – Буду признателен, если вы остановитесь на этом поподробнее.

– Само собой разумеется, Эрик… Заявляю сразу и категорично: если согласитесь мне помогать, и думать забудьте о насильственной эвакуации Ярослава! Применяйте оружие исключительно для самообороны, и то если доведется вступить в конфликт со святоевропейцами. Со скандинавами – никаких конфликтов! Я очень надеюсь, что сын достаточно насмотрелся на кровь и сегодня окажется гораздо проще убедить его вернуться домой.

– Прошу прощения, ваша светлость, но почему для этих переговоров вы выбрали именно меня и Эрика? – полюбопытствовал Михаил. – Нет, конечно, ваше доверие нам льстит, но полагаться на нас, как на переговорщиков, все же… хм… слегка неосмотрительно. Вот если бы вы, к примеру, заставили нас провести чей-нибудь допрос с пристрастием или побузить в лагере у «башмачников», тогда все ясно. Но дипломатия, она… как бы это сказать… немного не по нашей части.

– Я осведомлен об этом не хуже других, – сказал князь. – Только с чего вы взяли, что именно вам придется заниматься переговорами? Нет, ваша обязанность – обеспечивать безопасность моего главного переговорщика. И ничего лишнего, а тем паче предосудительного.

– Но даже если так, – не унимался Михаил, – скажите, почему все-таки мы? Я, как видите, не слишком легок на подъем, – он продемонстрировал князю свою трость, – да и Эрик не молод – вон как суставы скрипят, за версту слыхать…

Наверное, и впрямь слыхать – на свои скрипящие суставы я Михаилу никогда не жаловался.

– Здесь все просто, – ответил князь. – Когда полтора месяца назад в Стокгольме Ярослав поколотил и вышвырнул за дверь нашего лучшего дипломата Севастьяна Сомова, все мои переговорщики заявили, что умывают руки. Теперь они боятся даже приближаться к моему сыну, не говоря о том, чтобы просить его одуматься. Даже за хорошее вознаграждение. Вы не представляете, сколько труда мне стоило отыскать добровольца, который согласился бы взвалить на себя эту непростую задачу. Однако, в конце концов, такой человек нашелся. Этот герой служит у меня в Думе скромным советником по зарубежной политике. И он не просто согласился отправиться к Ярославу на переговоры, но и гарантировал мне положительный результат. Правда, при одном условии: с ним непременно должны отправиться «разлюбезнейшие господа Эрик и Михаил» – именно так он и заявил…

– Магистр Конрад?! – в один голос воскликнули мы с Михаилом, по глубоко въевшейся охотничьей привычке назвав господина фон Циммера магистром.

– Я так и знал, что вы догадаетесь, о ком идет речь, – довольно потер руки князь. – Конрад фон Циммер, один из моих лучших консультантов по Святой Европе. Отменный профессионал и исполнительный служащий. Подобные ему люди встречаются один на тысячу, а то и реже. Даже не верится, что в груди этого маленького человека бьется такое большое и благородное сердце…

– Заткните мне уши – я не могу это слышать, – прошептал Михаил, притворно закатив глаза. – Дожили: проклятый Черпак тащит нас обратно в пасть Дьявола! Знал бы, что такое произойдет, пристрелил бы мелкую тварь еще семь лет назад, под Лавалем…

– Почему же магистр… э-э-э, то есть господин фон Циммер так твердо уверен, что у него все получится? – осведомился я, с трудом осознавая, что услышанное нами не шутка.

– Вы разве забыли, что Конрад Фридрихович – бывший дознаватель Ордена Инквизиции? – недоуменно вскинул брови его светлость. – Фон Циммер – специалист в убеждении людей отступать от ложных точек зрения… – И, предвидя саркастические замечания уже раскрывшего рот Михаила, уточнил: – Не думайте, что люди этой профессии все как один отъявленные истязатели, вроде изверга Аврелия. Сам факт, что Конрад Фридрихович последовал за вами в изгнание…

– Тоже мне, жена декабриста! – пробормотал Михаил.

– …говорит о том, что он глубоко раскаивается в содеянных им злодеяниях. Я придерживаюсь мнения, что талантливый инквизитор обладает даром убеждения и без пыточных инструментов. К тому же фон Циммер заверил меня, что вы оба были свидетелями, как ему без пыток удалось убедить Охотника предать своих братьев.

Михаил побагровел и стиснул подлокотники кресла. Что ни говори, а обидно, когда какой-то проходимец присваивает авторство твоей уникальной идеи допроса Охотников. С этой минуты я уже не сомневался, что Михалыч без колебаний пойдет за Конрадом не только в «пасть Дьявола», но и в более отвратительные места. Исключительно ради того, чтобы навеки оставить там наглого коротышку.

– Что было, то было, – подлил я масла в огонь Михаилова гнева, о чем меня тут же известил испепеляющий взгляд моего друга. – А многоуважаемый Конрад Фридрихович случайно не рассказывал вам о том, как он руководил операцией по захвату маньяка-педофила Люцифера?

– Нет. А он и там отличился? – искренне поразился князь. – Я не знал… Согласитесь, какой все-таки отважный человек этот фон Циммер! А по виду не скажешь.

– И не говорите, – продолжал я испытывать терпение Михаила. – В городка Перудже, что под Ватиканом, в честь инквизитора Конрада даже улицу назвали.

– Да неужели?.. Что ж, спасибо вам, господа: я лишний раз убедился, что мой выбор пал на достойного человека, – подытожил князь. – Теперь все в его руках. Так, значит, вы согласны сопровождать Конрада Фридриховича в его нелегкой миссии?

– Разумеется, ваша светлость, – подтвердил я. – После всего что вы для нас сделали, мы будем рады помочь вам разрешить эту непростую ситуацию. Я пока не знаю, что задумал фон Циммер, но уверен, вместе мы найдем приемлемое решение.

– Присоединяюсь к Эрику, – с нездоровым блеском в глазах произнес Михаил. – Мне тоже приходилось работать с Конрадом Фридриховичем. Редкостный… во всех отношениях человек. В охотничьих рейдах мы всегда находили с ним общий язык.

– Благодарю за поддержку, господа. – В глазах князя Сергея сквозь пелену грусти пробился тоненький лучик надежды. У меня же в успехе грядущего предприятия не было даже такой зыбкой уверенности. – Я знал, что на вас можно положиться. С техническими деталями миссии вас подробно ознакомит фон Циммер, и я не буду на них отвлекаться. Опишу лишь вашу основную задачу. Со дня вторжения в Святую Европу Торвальд Грингсон так и не потрудился сделать по этому поводу заявление для российского Совета Князей. Дипломатические каналы не функционируют: все скандинавские послы отозваны сегодня из России под разными предлогами. Поэтому от имени нашего Совета я взял на себя ответственность выдвинуть к конунгу Скандинавии представителя. Ему необходимо взять у Грингсона официальный комментарий происходящего и завизировать его документально. Для скандинавов вы – дипломатическая миссия Совета Князей, и это действительно так. Думаю, в Совете знают, почему именно я вызвался направить делегатов, но это не важно. Торвальд тоже достаточно умен, чтобы догадаться, какие еще цели преследуют послы из Петербурга. Однако он не посмеет причинить вам никакого вреда. Как и отказать в просьбе о конфиденциальной встрече с Ярославом – такое свидание будет выглядеть вполне в порядке вещей.

– Другой вопрос, согласится ли Ярослав на это свидание, – заметил Михаил. – И не найдет ли Грингсон предлог, чтобы оно не состоялось.

– Да, это может оказаться для вас основной загвоздкой, – признал его светлость. – Нельзя предсказать, с чем вам придется столкнуться в лагере норманнов, а также по дороге туда и, дай бог, обратно. Сидя в этом зале, мы не увидим и половины проблем, ожидающих вас в Европе. Что ж, таковы издержки дипломатии. В политике часто приходится соваться в воду, не зная броду, только для того, чтобы обнаружить этот проклятый брод. Я уже предпринял кое-какие меры и заручился поддержкой нужных людей за границей. Они по мере сил посодействуют вашей миссии. Святоевропейские документы, паспорта и деньги вы тоже получите. К сожалению, больше я вам ничем помочь не могу. Поэтому в лагере Грингсона вы будете рассчитывать только на свои силы. А я – ежедневно молиться, чтобы Господь ниспослал вам удачу…

– Чер!.. Чер!.. Чер!.. – задыхаясь от негодования, заладил Михаил, когда мы с ним покинули Зимний и остановились на Дворцовой площади обсудить прошедшую встречу, итоги которой не сумел предсказать даже мой прозорливый друг.

– Дыши ровнее… Так, еще ровнее… Очень хорошо, скоро тебе полегчает… – заботливо советовал я, опасаясь, как бы Михалыч ненароком не слег от инфаркта и не вынудил меня в одиночку нянчиться с ублюдком Конрадом. – Согласен: чертовски неприятная ситуация. Но сам посуди: разве можно отказывать благодетелю, которому мы обязаны всем?

– Черпак!!! – вырвалось наконец у Михаила. Мне почудилось, что от его гневного рыка пошатнулась Александрийская колонна, а охраняющие дворец гвардейцы вздрогнули и едва не вскинули винтовки. – Да я его живьем закопаю! Где живет эта сволочь?

Я знал, где находится новый, недавно купленный дом бывшего инквизитора Конрада, прозванного когда-то святоевропейскими байкерами Черпаком, однако не торопился выдавать Михаилу эти сведения. Жаль было подвергать насилию чересчур самоуверенного, но в целом неплохого господина фон Циммера, у которого, между прочим, мы тоже оставались в большом долгу.

– Остынь, – попросил я Михаила. – Успеешь еще поговорить с Черпаком, никуда он от нас теперь не убежит. Отвратительно, конечно, было со стороны Конрада не поставить нас в известность, однако незачем бить друг другу морды перед таким ответственным мероприятием.

– Ты явно хотел сказать не «морды», а «наглую мелкую морду», не так ли? – все еще пыхтя от возмущения, проворчал контрразведчик. – Ты слышал, что этот прыщ князю наболтал? Конрад ведь не сказал, что сделает в Европе все возможное. Он дал гарантию, мать его! И нас под эту статью подвел! Нет, я вовсе не против помочь его светлости. Наоборот, даже рад в кои-то веки отплатить князю за его доброту. Но только не под началом этого комедианта Фридриховича! Да это же просто несерьезно: Эрик и Михаил вновь поступают под командование магистра Конрада!.. – И, отсалютовав по-охотничьи, к козырьку, прогнусавил: – «Так точно, ваша честь!», «Разрешите идти, ваша честь?», «Отступник доставлен, ваша честь!»… Тьфу на него!

– Разве нам с тобой привыкать? – пожал плечами я.

– Ты у меня еще поостри! – пробурчал Михаил. – Вот увидишь, в какие дебри затащит нас с тобой друг Кондратий. Охота на Люцифера игрой в казаки-разбойники покажется! Жду не дождусь, когда услышу, что же такое сокровенное собрался шепнуть коротышка на ушко княжичу, отчего тот рванет назад, к папаше, впереди нас.

– Не забывай, что Конрад и не таких упрямцев уламывал, – заметил я. – Наверняка он уже разработал в отношении Ярослава какой-то подход.