– …и даже дворец спорта, – закончил я, – но, пардон, я не умею петь и играть на гитаре. И волосы у меня коротковаты.
Тем временем друзья и знакомые недвусмысленно намекали, что собираются двенадцатого мая достать меня из-под земли, чтобы засвидетельствовать свою любовь и почтение. «Зажать свой праздник, как в прошлый раз», у меня не получится. Пять лет назад в свой сорок пятый день рождения я отключил телефон и на два дня улетел в Питер, гулял там по Невскому, кормил чаек, горланил что-то вместе с уличными музыкантами. Друзья, конечно, обиделись, но не настолько, чтобы не завалиться ко мне домой через неделю после днюхи. Впрочем, и тогда я большую часть времени торчал на балконе и во дворе, болтая с соседями.
Ты стал нелюдимым, Макс? – спрашивал я себя (с возрастом привычка разговаривать вслух с самим собой перестала меня пугать, хотя жена настаивала, что это все же девиация, а не норма). – Тебя люди раздражают? Какие-то конкретно, или вообще все – как биологический вид? Вроде нет, я их люблю… каких-то конкретно… иногда… Люблю жену, хотя вполне мог обойтись и без нее, особенно сейчас. Люблю своих детей, пусть и вижу теперь их редко, по особым случаям. Люблю даже соседа по лестничной площадке, который при встрече норовит покритиковать мою новую книгу или свежую статью в периодике. Что же со мной не так?
Я отчаянно надеялся, что дело в днях рождения. Как говорил один известный писатель, в моем возрасте стараешься эти гребаные дни не замечать. И хотя внешне я не выглядел на свои годы – некоторые знакомые кокетки, розовея щечками, говорили, что я похож на Майкла Джей Фокса или Мэтта Деймона, – но календарь не обманешь и биологические процессы не остановишь, как бы ни хорохорились седовласые оптимисты, опирающиеся на ходунки. Всё же стоило признать: я избегал контактов с внешним миром, потому что больше не хотел иметь с этим миром никаких общих дел.
Вопреки ожиданиям, интервью в программе «Доброе утро», которое снимали вечером накануне эфира, получилось немного скомканным. Я мог бы и сам почувствовать заранее – слишком расслабился, слишком привык. В таком настроении я часто попадаю впросак.
После обмена дежурными любезностями и мнениями о майской погоде и ценах на рассаду речь зашла, разумеется, о моей новой книге.
– Скажите, Максим, – начал ведущий Павел Любавин каким-то странным тоном, словно собирался разбить мою новую работу в пух и прах, хотя наверняка ее не читал, – роман «Умереть вместе», случаем, не последний в вашей литературной карьере?
Я опешил. Не представляю, что случилось с моим лицом, на которое была нацелена центральная камера, но могу предположить, что оно напоминало все ту же картину Эдварда Мунка «Крик».
– М-да, неожиданно. Почему вы так решили, Павел? Что-то прочли между строк?
Я попытался улыбнуться как можно более дружелюбно, но у меня возникло ощущение, что этот молодой и амбициозный парень, вкусивший прелести местечковой славы и узнавания на улице, собирался за мой счет утвердиться в качестве литературоведа. И я не ошибся.
– Я читал все ваши книги, – сказал Паша.
– Думаю, это не отняло у вас много времени. – Я чуть склонил голову, выражая осторожную благодарность. – Их всего шесть, считая последнюю.
– Я прочел и ее. Купил буквально с пылу с жару.
– И я! – вмешалась соведущая Лидочка Андреева, светловолосая хохотушка лет двадцати с небольшим, производящая впечатление глупышки, хотя я знал, что это далеко не так.
– Хм… – Я почесал щетину на подбородке (никогда не бреюсь перед выходом на публику). – И что вас подтолкнуло к таким удручающим выводам?
Ведущие переглянулись: кто первый скажет? Лидочка подняла правую руку, подперев снизу левой. Как первоклассница, ей-богу. Я решил изобразить строгого учителя.
– Да, Андреева! Можно не вставать.
Она рассмеялась, опустила руки на стол.
– Понимаете, в чем дело, – начала девушка, – мне показалось, что от романа к роману вы проходили какой-то свой особый путь, хотя все они вроде бы о разном, с разными персонажами и не составляют серию…
– Кстати, почему вы не делаете серию? – влез в ее монолог Павел. Лидочка нахмурилась.
– Я не люблю сериалы и сиквелы, ребята. Мне интересны цельные истории, у которых есть начало и конец, когда можно поставить жирную точку. Хотя, признаюсь, я порой скучаю по своим героям и периодически хочу к ним вернуться, чтобы узнать, что с ними было дальше. Но… – я развел руками, – надо закрывать прочитанную книгу.
Не знаю, поверили мне ведущие или нет, но я сам себе точно не поверил. Я всю жизнь, сколько себя помню, ковыряюсь в прошлом, соразмеряя свои былые поступки с днем сегодняшним, и от этого не спасают никакие духовные практики.
– Так вот, – деловито продолжила Лидочка, – ваш дебютный роман «Плей-офф» был очень ярким, динамичным, даже молниеносным, и насчитывал он всего двести с небольшим страниц. Второй был уже сложнее, толще, с параллельными сюжетными линиями и с очень неоднозначным финалом. Дальше перечислять не буду, но с каждой новой книгой вы будто погружаетесь в какой-то… ну, не знаю, в какой-то особый мир, где можно запросто потеряться. Я боялась представить, что нас будет ждать в «Умереть вместе», и мои ожидания оправдались. Почти восемьсот страниц убористого текста! Куда же дальше-то?
Молодые люди уставились на меня в ожидании. А я уставился на них, раздумывая, что бы такого ляпнуть, чтобы это разошлось завтра по новостным лентам. По своему опыту знаю, да и Яша постоянно об этом твердит, что ответы должны быть прежде всего эффектными, даже если для этого придется немного приврать. Но штука в том, что сейчас у меня в голове не было ни одной стоящей идеи. Мне оставалось только иронизировать:
– Вы оцениваете мою писательскую эволюцию по количеству страниц? Эдак выходит, что Гоголь и Булгаков были очень нестабильными авторами, как и многие другие.
Клянусь, я не хотел их обидеть, но ребята сконфузились.
Оставшиеся семь-восемь минут съемок мы потратили на ничего не значащую белиберду – творческие планы, секреты высокой работоспособности, пожелания начинающим творцам, – и в девять вечера я убрался из телецентра. Машину свою я еще утром оставил возле дома, решил покататься сегодня на автобусе.
Я сидел в хвосте почти пустого салона, смотрел в окно на городские огни и думал: «Восемьсот страниц. Пора завязывать со слабительным».
Утром сразу после эфира мне позвонил Яша. Он не был расстроен, но и от восторга тоже не плясал.
– Мы вполне могли обойтись без этого интервью, амиго. Но получилось забавно.
Не знаю, как там насчет шестидесяти забронированных мест, но 12 мая 2019 года в душном полутемном «трюме» арендованного нами клуба набилось никак не меньше сотни человек. Я разглядел в толпе на галёрке несколько приглашенных старых друзей, которые захотели выпить со мной в честь дня рождения. Их места оплатил я. Выходит, что человек девяносто с легким сердцем отстегнули по тысяче рублей за удовольствие лицезреть и слушать писателя Максима Шилова. Почти вся выручка отходила клубу «Погреб» – они предоставили помещение и накрыли столы, а я всего лишь трепал языком, рекламируя свою новую книжку.
– Как они все здесь поместились? – удивился Яша. – Посмотри, они ж на коленях друг у друга сидят! Витус должен нам ножки целовать. Поднял почти сто косарей в мертвый вечер в воскресенье. На прошлой твоей книге было меньше народу.
– Я эволюционирую.
Мои друзья, оттертые публикой, приветственно помахали руками и подняли бокалы с шампанским. Я решил, что пора начинать, иначе скоро здесь все попадают в обморок от духоты.
– Давай, Яков Барухович, приступай к захвату. Только не вздумай объявить, что мне сегодня пятьдесят. У меня от слова «спасибо» язык онемеет.
Я отступил в тень угловой ниши, пропуская вперед своего директора, выполняющего сегодня, как, впрочем, и на остальных публичных мероприятиях с моим участием, функции конферансье. Рядом со мной на барной стойке высились три стопки экземпляров «Умереть вместе» в переплете, приготовленные для автограф-сессии с продажей. Я положил руку на одну из них, погладил ламинированную обложку…
Паша Любавин с телевидения предположил, что этот роман может стать последним в моей библиографии. Я не мог с ним согласиться, равно как и не мог опровергнуть. Отправляя очередную рукопись в издательство, я обычно не задумывался, чем займусь дальше, не искал лихорадочно идею для следующего романа. Идеи приходили сами (как вы помните, центральный образ – основа основ). Вот и сейчас, отпуская в свободное плавание свое новое детище, я думал об отвлеченных вещах.
Презентация прошла замечательно. Точнее, по словам моего вечно недовольного директора, не лучше и не хуже, чем всегда. Я рассказал гостям о новой книге, «о метаниях и исканиях», сопровождавших работу над ней, о бессонных ночах, когда я курил сигарету за сигаретой (на самом деле я некурящий), стоя на балконе и наблюдая, как луна переплывает с запада на восток…
Впрочем, ладно, ничего такого не было – терпеть не могу всю эту пафосную чепуху. Я вел себя как привык: шутил, иронизировал над собой и над коммерческой литературой вообще, особенно российской, постоянно отвлекался на забавные воспоминания; на вопросы отвечал быстро и без раздумий, не погружаясь в пространные рассуждения «о судьбах родины и месте писателя на идеологическом фронте». Публика реагировала живо, смеялась, аплодировала – в общем, получился действительно дружеский междусобойчик, на который я и рассчитывал.
Лишь один вопрос заставил меня ненадолго стать серьезным. И я запомнил человека, его задавшего.
Это была девушка, невысокая жгучая брюнетка с прической каре, в стильном сером костюме и с маленькой черной сумочкой, которую она постоянно теребила в руках. Глядя на нее, я вспомнил площадь Тертр на Монмартре, утренний кофе с круассаном и загримированного мима в тельняшке, мешавшего мне предаваться чревоугодию (вылазка в Париж после премьеры «Спящих» стала единственной моей поездкой за бугор – пока единственной).
– Позвольте еще вопрос, – подала голос девица, решительно подняв руку. Она занимала ближайший ко мне столик у стены в компании мускулистого молодого человека в белой футболке. Я тогда подумал, что ей в качестве кавалера подошел бы скорее субтильный художник с беретом на лохматой голове. На столике перед ними стояли два бокала и бутылка с минеральной водой.
– Да, пожалуйста, – с радушной улыбкой откликнулся я, – хотя здесь не нужно спрашивать разрешения.
– Да, я знаю. Но у меня будет скорее замечание, чем вопрос.
– О, это даже интересно.
– Хм, да. Вот вы, Максим, сейчас довольно раскрепощены, и это, разумеется, подкупает гостей, и в Интернете завтра напишут, что все было очень прикольно. Мне же кажется, что читатели приходят на встречу с автором, чтобы… – Она замялась. Я поспешил на помощь:
– …чтобы получить ответы на вопросы, которые они не нашли в книгах?
– Вроде того.
– Что ж… – Я помолчал немного, обвел глазами гостей. Они притихли. Кто-то приглушенно кашлянул, где-то на галерке скрипнула ножка стула. – Как вас зовут, прекрасная незнакомка?
– София.