Короче

– Чур, мы с тобой! – заявила Милка. – Сто лет не заходила в школу.

– Это даже не обсуждается, – согласился Сеня, – родео так родео.

– Ох, думы мои тяжкие, – простонал Вася. Пашка отвесил ему легкий дружеский подзатыльник.

Итак, очередная первая суббота октября. Было пасмурно, недавно прошел дождь. Не очень приветливая погода для романтических встреч спустя годы разлуки.

Школа располагалась в двух шагах от дома родителей Семена. Воспользовавшись случаем, Сеня заглянул к ним, выпил чаю с тортом. Для своего возраста – а им было уже за семьдесят – старики держались неплохо, хотя Семен заметил в нише буфета в гостиной два больших контейнера с лекарствами. Мать отшутилась, а отец прикрылся газетой. Сеня понял, что подробных рассказов о болячках не дождется, – Гармаши никогда не кичились толщиной медицинских карт, как многие пенсионеры. На прощание мама всучила Семену пакет с пирожками с капустой, которые как раз утром напекла. «Ты бы предупредил заранее, что ли, – посетовала она, – я бы побольше приготовила».

С этими пирожками и большим букетом кроваво-алых роз Семен и появился на крыльце школы, где его ожидали друзья.

– А мы уже начали думать, что ты соскочил, – сказал Пашка, взглянув на часы.

– Ты что, я целый год этого ждал. Просто к своим заглянул, извините.

Ребята выглядели непривычно торжественно. Милка нарядилась в синее обтягивающее платье, поверх которого накинула плащ, Василий облачился в серый деловой костюм, только без галстука. Сеня охнул – таким он видел друга редко, лишь в видеороликах с банкетов, куда Васю иногда приглашали. Пашка же остался верен себе, на нем были белая толстовка, джинсы и кожаная косуха.

– Ты звонил насчет Иринушки? – спросила Милка. – Она точно на месте?

– Ну, как бы должна быть…

Сеня смутился. Он не звонил и не интересовался. Отчасти причиной тому была его давняя привычка не задавать лишних вопросов – он даже дорогу не спрашивал у прохожих, если случалось заблудиться, всегда предпочитал искать ее самостоятельно, – но на самом деле он просто оставил для себя лазейку: если зайти с улицы без звонка, есть шанс никого не застать. Вряд ли ребята будут настаивать на второй попытке, он с чистой совестью скажет, что сделал все от него зависящее. Просто «лошадь» оказалась более норовистой, чем он ожидал.

– Ладно, разберемся, – сказал Паша. – Айда на штурм.

Они вошли в здание. Это был трехэтажный кирпичный особняк шестидесятых годов в форме буквы «П», недавно претерпевший капитальный ремонт. Снаружи школа выглядела бледновато, а внутри все было шик-блеск: отличный паркет, отделка, жалюзи на окнах, кое-где натяжные потолки. Паша присвистнул.

– Кто у них сейчас директор? – поинтересовался он. – Кто-нибудь из бывших преподов?

– В любом случае пробивной малый, – сказал Вася. – Или малая.

В здании было тихо. Шли уроки. На подходе к лестнице ребят остановил охранник – седовласый пухлый мужичок в коричневой форменной одежде. «В школах вообще другие бывают? – задумался Сеня. – Помоложе, например, и покрепче». Впрочем, мысль эта посетила его мимоходом. На самом деле ему было не до охраны, он волновался в ожидании возможной встречи. Интересно, какая она сейчас, его Иринушка?

– Куды? – спросил мужичок.

– Туды! – в тон ему ответил Паша, указывая большим пальцем наверх. – Мы учились здесь, идем в кабинет географии, у нас важная встреча. Видите, даже цветы несем.

– С кем встреча?

– Как думаете, – спросила Милка, обворожительно улыбаясь, – с кем можно встречаться в кабинете географии?

Мужичок почесал щеку.

– Я полагаю, с учителем географии.

– Точно!

Васька тем временем отвлекся. Его взгляд блуждал по стене коридора, на которой в два ряда висели портреты отличников. Когда-то и он мечтал здесь висеть, но не сложилось. Троечник он и есть троечник, и это даже не школьный титул, это карма. Он и по сей день жил как троечник – ни вверх, ни вниз…

– Так что, мы пройдем? – поторопил охранника Пашка.

– Да мне не жалко, – ответил тот, – но там нет никого.

– Разве? – Пашка подошел к той же стене, где висели портреты, ткнул пальцем в большой щит с расписанием уроков. – Вот же, суббота, четырнадцать ноль-ноль.

Мужик махнул рукой.

– Устарело, скоро перепишут. Вам кого конкретно надо-то? Может, я подскажу.

Тут подал голос Семен, держащий в руках нелепый розовый букет и еще более нелепый пакет с пирожками, который источал невероятно вкусные запахи.

– Нам бы Афанасьеву Ирину Григорьевну. Она еще работает здесь? Вы вообще ее знаете? Может, у нее сейчас другая фамилия…

Мужичок отреагировал странно: он снова почесал щеку, зачем-то посмотрел на расписание, вздохнул.

– Знать-то знаю… точнее, знал.

– В смысле? – не поняли ребята.

Охранник вернулся к своему столу, на котором стояли кружка с парящим кофе и приготовленная к заварке китайская лапша. Кажется, мужичок потерял к посетителям интерес.

– Что не так? – взволнованно спросил Сеня.

– Умерла она, ребятки. От короны, язвити ей в душу. Месяц назад, в конце августа, кажется. Прощались тут во дворе, вся школа провожала. Хорошая была женщина…

Семен безвольно опустил руки. Розы уткнулись в пол, печальные и уже никому не нужные.

Первой к нему подошла Милка. Положила руку на плечо, потом склонила и голову.

– Сенечка, мне очень жаль.

Паша подошел с другой стороны, забрал у Семена пакет с пирожками, похлопал по спине, но ничего не сказал.

Вася же просто раскрыл рот.

Охранник смотрел на них с неподдельным сочувствием.

– Любили ее, ребят?

– Один из нас точно, – ответил Паша. – Где ее похоронили, не знаете?

– Знаю, я был на кладбище. На Преображенском она, по шоссе на Кременкуль. Сейчас нарисую.

Мужичок открыл ящик стола, вынул лист бумаги и ручку. К нему подошел Вася. Охранник принялся рисовать и объяснять.

Семен стоял с поникшим букетом роз, глядя на лестницу. Лицо не выражало ничего, было абсолютно каменным и белым, как простыня. Его «лошадь» оказалась не просто слишком норовистой, она с насмешливым ржанием ускакала далеко в чистое поле, размахивая хвостом.

– Ладно, пойдем, – тихо сказал ему Паша, когда листок с нарисованной схемой был у Васьки на руках. – Пойдем на воздух, старик.