Томка и рассвет мертвецов

Мистическую сторону дела я не отметал ни в коем случае. Всякое бывает в этой жизни и во всех ее параллельных проявлениях. Не сбрасывал со счетов и психологическое состояние Захарьевой. Но самое интересное, разумеется, заключалось в материалистическом аспекте истории.

– Вы осмотрели квартиру утром?

– Да. Хотя в Пашкину комнату мне заходить совсем не хотелось.

– Вы что-то обнаружили? Следы на полу в прихожей, например, или…

– Нет, – резко оборвала она. Я почувствовал себя неловко. – Ни следов, ни запахов. Ничего. Только вот это.

Я проследил за ее взглядом.

«Ого!».

Нина Ивановна указывала на лист бумаги на краю стола. Тот самый, с цифрами, который я отметил с самого начала.

– Это я обнаружила тем утром. Но так к нему и не прикасалась. Я не знаю, возможно, я сошла с ума, но могу поклясться, что этих предметов на столе не было вечером.

– Вы позволите?

Она махнула рукой – дескать, делайте что хотите.

Лист был оторван от стандартного блока бумаги для заметок. Многие компании заказывают себе такие с фирменной атрибутикой, но этот лист был совершенно чистым, если не считать написанных на нем цифр. Как я и предположил в самом начале, цифры были написаны коричневым фломастером, который валялся тут же (без колпачка, зараза, терпеть этого не могу!). На столе за лампой стоял стаканчик с карандашами и ручками. Там же лежал и искомый блок бумаги для заметок, очень толстый. Судя по всему, пользовались им редко. Сейчас мало кто ведет записи, все телефонные номера или календарь событий мы тут же забрасываем в свои смартфоны. Еще я заметил крышку от пивной бутылки, скрепку для бумаг и старую сим-карту. Обычный мусор.

Я взял в руки бумажку с номером. Без сомнения, это был номер телефона, десятизначный. Написан неуверенной дрожащей рукой. Фломастер уже выдохся, и некоторые цифры были прописаны дважды. Номер оказался вполне читаемым.

9231583659

– Вы не знаете, что это? – обернулся я к хозяйке.

– Нет, я даже не подходила к столу.

– Это номер телефона. По крайней мере, никаких других ассоциаций эти цифры у меня не вызывают.

Я вслух назвал все десять цифр. Произнес комбинацию дважды, медленно. Нина Ивановна отрицательно покачала головой.

– Простите, я не помню номеров. Свой-то вспоминаю с трудом.

Я повертел в руках листок, изучил фломастер. Ничего необычного.

– Вы все же уверены, что перед той ночью ничего этого здесь на столе не видели?

– Уверена.

– Комната была заперта в ту ночь?

– Нет. Я стала запирать ее после той ночи. До тех пор дверь всегда оставалась открытой настежь. Полгода.

– Вы позволите?

Она снова ответила взмахом руки. Я прошел в прихожую. Из гостиной мне тут же улыбнулась Томка.

– Пап-чка, я устала.

– Потерпи. И не мешай мне.

Я осмотрел входную дверь. Железная, довольно прочная, но для опытного домушника преграды не представляет. Замков два: один, запираясь изнутри, не позволяет отпереть его снаружи, второй – обычный, для плоского ключа.

– Нина Ивановна, вы на какие замки ночью закрываете дверь?

– Только на нижний, ключом, – крикнула она. – Я боюсь запираться на верхний. Если со мной что-то случится, ко мне никто не сможет попасть без спасателей. Он очень старый, его еще муж ставил, не подумали тогда, что нужно сквозной брать.

«Как я и предполагал».

Я вернулся в комнату. Захарьева смотрела на меня не то чтобы с надеждой… скорее, с усталым любопытством. Но я не знал, что ей сказать. У меня для нее было три новости: плохая, очень плохая и ужасная. С какой начинать?

После недолгих размышлений я решил просто начать.

– Нина Ивановна, у меня есть три версии. И все они не очень утешительные. Во-первых, я не склонен отметать мистику. Наверно, близкие иногда возвращаются к нам – хотя бы в снах, и в этом нет ничего удивительного. Не хочу показаться грубым, но для вас это наиболее предпочтительный вариант, потому что души умерших едва ли могут нанести серьезный вред, тем более людям, которых они при жизни любили. По другой версии, все происходящее в вашей квартире после гибели племянника – всего лишь плод вашего воображения. Веселого мало, не спорю, но с этим можно как-то бороться. Я думаю, мы можем найти соответствующих специалистов, чтобы решить проблему. Но вот третья версия…

Нина Ивановна напряглась. Думаю, она догадалась, о чем пойдет речь.

– Даже если к вам являлся призрак Павла, он не смог бы оставить материальных доказательств своего визита. Он мог приоткрыть дверцу шкафа, мог скрипеть половицами и даже греметь невидимыми ключами, но… – Я поднял листок с цифрами. – Он не мог оставить вот это.

Я сделал паузу. Мне хотелось, чтобы Захарьева сама сделала правильный вывод.

Она меня не разочаровала.

– Вы считаете, кто-то проник ко мне в квартиру?

– Я в этом уверен.

Продолжили мы уже в машине, разумеется, без Захарьевой. Поехали не сразу, постояли немного во дворе. На коленях передо мной лежала картонная коробка из-под обуви. Я гладил ее по бокам, как Индиана Джонс добытый в схватке с нацистами археологический артефакт. Эту коробку мы пятнадцатью минутами ранее извлекли из-под одеял и одежды в том самом шкафу с приоткрытой дверцей.

– Паша был дотошным малым и оставил после себя богатый архив, – заметила мама. – Надеешься что-нибудь выудить отсюда?

– Не знаю. Думаю, самое интересное все же хранилось в его компьютере. Вот его бы найти. А тут…

Я приоткрыл коробку. Действительно, вся она почти доверху была набита бумажками и безделушками.

– Мало кто хранит сейчас такие записи. Скорее всего, тут одни чеки и квитанции. Кроме того, если наш ночной гость заглядывал в шкаф, то он уже утащил все самое ценное. Странно, что не упер и коробку сразу.

– Может быть, он коробку эту – принес? Посмотри под другим углом.

Я задумался. А ведь не исключено!

– Ты у меня умница, мам.

– Без вариантов. Что вообще думаешь делать?