Скиталец

– Сын мой упрям, как стадо баранов, спорить бесполезно. Слава, ты проводишь его в этот Заказник! И вернёшь целёхоньким!

Слава пожимает плечами, вскидывает голову и говорит:

– Проводить за ручку?! Что за бред?! Никуда я не поеду, никому сопли подтирать не стану. Сам хочет – вперёд! Я – пас. Что я там забыл? Это сынку твоему шлея под хвост попала, это у него что-то там засвербило. Я никуда не поеду.

Мать прожигает его взглядом, вбивает слова настойчиво, с нажимом, не оставляя шансов:

– Нет, братец, ты сделаешь так, как я велела! Ты поедешь с Матвеем туда, куда я прикажу! Пора отдавать долги! Ты никогда не отвечал за свои слова и поступки, приходилось отдуваться мне, ты помнишь?! Всегда тебя выгораживала, прикрывала, одевала и обувала! И сейчас мне звонили из рехаба, и я отмазала тебя, братец! В тысячный раз! Я вместо матери, я вместо отца, и если бы не я, ты бы уже сдох, сволочь инфантильная! Учти, если обманешь, будешь доживать свой век в конуре с коркой чёрствого хлеба, потому что ни зарабатывать, ни просить ты не умеешь!

Все молчат; гневный спич предназначался только для Славы, но слова эти услышали и чужие уши, и все теперь хотят от них отряхнуться. Матвей предпринимает попытку заявить о своей самостоятельности, убедить, что он и Егорка справятся сами, но мать настойчива и непреклонна.

И она продолжает:

– Мы с Грелкой вернёмся в Питер. Я позвоню Старикову и попрошу урезонить Хренова.

– Не сбегу я ни в какой Питер!– возражает Грелка. – Поеду с парнями.

– Каприз дамы – закон, – ухмыляется Слава и разводит руками. – А тут две женщины ставят условия. Куда деваться – я в тупике!

«Грелка, ты не поедешь» хочет сказать Матвей, но прикусывает язык, потому что эти почти выскользнувшие слова – не больше, чем условный рефлекс, обязательная фраза для парня, чьей девушки грозит опасность. Однако Матвей осознаёт нужность жизнелюбивой Грелки, её задор поддержит в них горение фитиля надежды. С огнём этим они пройдут до Заказника и вернут Егорку сородичам, не поддавшись морозному дыханию стылого отчаяния. Грелка с ними, и она окутает теплом, и станет им второй матерью и первой сестрой.

>>>

Ночью на подступах к особняку дежурил Матвей, компанию которому ненадолго составила проснувшаяся в три ночи Грелка и улыбчивый Егорка, пребывавший в каком-то волшебном дурмане. В четыре утра Матвея сменил кряхтящий от недосыпа Слава.

– Уверены, что наш хитрый план сработает? – спрашивает Слава, пожёвывая не прикуренную сигарету и устраиваясь с чашкой дымящегося кофе на посту.

Матвей пожимает плечами и переглядывается с Грелкой, которая подмигивает ему.

Выспавшись, Матвей занимается планированием поездки: составляет маршрут и старается связаться с диггерами, которые захаживали внутрь периметра Заказника. Но никто не отзывается.

Мать собирает вещи и, расцеловав сына, уводит в сторону, моля о том, чтобы её упёртый потомок передумал:

– Едем вместе? Оставь ты эту затею, сын. И мутанта этого брось. О нём кто-нибудь позаботится.

– Как же помогать слабым и обездоленным? Отстаивать права?

– Дорогой мой, для добродетели есть суд, есть Конституция и Закон. Ты не должен приносить себя в жертву ради туманных обетов и мнимых принципов. Пойми, у тебя впереди безоблачная жизнь. Приключение перестаёт быть таковым и становится испытанием, если что-то угрожает жизни, милый мой мальчик. Я не переживу, если ты пострадаешь.

– Мы всё решили, – отвечает Матвей, но сомнения, пустившие корни бессонной ночью, начинают прорастать в податливом гумусе души. Если мать надавит, он может сдаться. И как итог – переломанная карьера, эмбарго на цифровой контент. Пойти в продавцы или преподавать в институте? Не согласен он на компромисс, и потому говорит: – Прости, мама, но по-другому нельзя. Сделай это для меня, прошу. Обещаю, всё получится.

– Нет! Я никуда не поеду! Я не брошу единственного сына в смертельной опасности!

Она истерично швыряет сумку на пол, пинком опрокидывает чемодан и, плюхнувшись на стул, складывает беспокойные, трясущиеся руки на коленях, всем видом демонстрируя, что и шагу не ступит по собственной воле. Матвей набирает в лёгкие воздуха и скороговоркой выкладывает все карты, не утаивая самых неприглядных подробностей случившейся на парковке трагедии. В отповеди его нет покаяния или оправдания, но есть чёткая формулировка проступка – убийство – пусть и непреднамеренное, пусть и не собственными руками. Его игры обернулись страшной трагедией, и он обязан залатать созданную брешь, иначе сквозь неё вытечет вся радость и осознанная боль, и останутся лишь лакуны. Хочет ли мать обнимать вместо сына бледный манекен, или отпустит с тревогой, дав шанс исправиться?

Мать гарпией набрасывается на него с кулаками, раздаёт пощёчины и треплет за волосы, обзывая неблагодарной гадиной и эгоистичной свиньёй. Подоспевший Слава оттаскивает её и призывает успокоиться, взять себя в руки. Мать тяжело дышит и больше не смотрит на сына. Затем она, молча, подбирает сумочку и обесцвеченным голосом просит брата уложить сумки в машину. Справившись, Слава поправляет в багажнике хлопковое покрывало и шикает, чтобы Егорка сидел тише воды и не дёргался. Так же смотря сквозь Матвея, мать наказывает Грелке, чтобы та перекрыла воду, газ и закрыла все окна, потому что если град или гроза, то мало не покажется. Грелка клянётся выслать ей тщательный фотоотчёт и обещает быть осторожной.

«Нисан-кашкай» выкатывается из гаража и пылит, выезжая на шоссе.

Подготовка к побегу внутри особняка принимает лихорадочный характер.

По пути мать подхватывает Виолу Сергеевну; с нею заключёно предварительное телефонное соглашение, по которому Виола не задаёт вопросов, составляет компанию до Мышкина, а обратно едет на автобусе.

Их останавливают на выезде из Коропинска. Проверка документов, обычная процедура. Только вот молодого сотрудника ГИБДД мать знает – это Лёшка Панов, сын студенческой подруги. Лёшка лыбится, изучая пластиковую карточку с фото матери.

– Куда едете? – спрашивает он, не снимая с физиономии штатную улыбку.

– В город за покупками. У Виолеттки скоро день варенья, надо пополнить запасы, – отвечает мать.

– А в нашем супермаркете еда закончилась?

– Скудный ассортимент, – улыбается мать.

Лёша Панов наклоняется, отдаёт права и шепчет:

– Хрен палит вас. Езжайте быстрее. И не возвращайтесь. – И добавляет: – Приятного дня, сударыни.

– Спасибо, Алексей. – Заводится двигатель. – Маме привет.

>>>

Багажа набралось на пару сумок, и то всё тёплое или сменное бельё. Грелке выдали мамину одежду, хоть и была она слегка велика ей в бёдрах и груди. Слава запасся верёвками, ножами, термосом, молотком, отвёрткой, фонарём, газовой горелкой, спичками, зажигалкой, железной дубиной. Он понимал, всего не предусмотришь, но свою задачу считал выполненной. Грелка гуглила Хренова и делилась найденным.

– Парни, я кое-что тут откопала. Хренов этот хоть и магнат, но инфы на него a little; родился, женился and yet all. Но в древнем выпуске местной газеты писали, что он работал в исправительной колонии, а до этого был старателем в Заказнике.

Услышав про Заказник, Матвей отвлекается от своих приготовлений и внимает Грелке.

– Реально? В том самом? – спрашивает он.

Грелка кивает. С улицы возвращается Слава, он говорит, что сумки во внедорожнике и что хавчик он тоже собрал, а потом интересуется причиной оживлённых лиц. Они объясняют, и Слава хмыкает, потому что совпадение не кажется ему случайным.

– Ещё тут пару слов о его behavior after escape[15 - Поведение после побега/спасения.]. Так и написано, побег. Хренов буквально оттуда смылся. Его что-то заставило, но он не рассказал журналистам, чего испугался. И не наезжайте на меня из-за английского, тут дана гиперссылка на статью в британской научной статье, где упоминается Хренов.

– У него брали интервью иностранные журналисты? – недоумевает Слава.

Грелка бегло читает научную статью, в которой мало чего понимает, потому что она наводнена терминами и сложными языковыми конструкциями. Она сдаётся, признавая, что даже её уровня недостаточно, чтобы понять смысл.

– Сестра звонила? – спрашивает Слава.

– Каждый час трезвонит, – отвечает Матвей, – причитает, что бросила нас, что поступила, как хреновая мать.

– А зятя вызвала?

– И он в пути, – здесь Матвей морщится, ему совсем не улыбается пересекаться с биологическим отцом. Но Хренов напрягает сильнее. Нужно выбираться из Коропинска, и отец – единственный беспроблемный шанс.

В их дом заглядывает Хренов, без стука, как к себе. На нём всё та же красная куртка, но вместо выражения гадкой остервенелости живая гримаса участия. Он застаёт трио врасплох, и Слава готов броситься на него со стулом.

– Эй, эй! – тормозит его Хренов. – Оставь мебель в статичном положении. Стул ни в чём не виноват. Я не ругаться пришёл, я мириться пришёл. Да, я тут пораскинул мозгами, ну не с того начал, не прав. Вы ж ребята ничего, я вижу. Мирно поговорим, а потом решим, как быть. Ага?