Время смерти

Слепой вздохнул и отстранился. Когда теперь они ещё встретятся. Если, конечно, вообще когда-нибудь встретятся.

– Ты знаешь, на прошлой неделе мои люди уничтожили четвёртого арт-инта[15 - Арт-инт (иск-ин) – искусственный интеллект (англ. artificial intellect).]. На стадии обучения отследили и вальнули. Хард-ресет железа, а бэкапы в этой фазе бесполезны.

Теперь голос тени так же по-детски гордился собой.

– Ты всё так же верен заветам Ромула, да?

– На том стоим, дружище, на том стоим!

И исчез, будто растворился в пространстве, как призрак.

Слепой же снова повернулся лицом в густое колышущееся пространство.

Кажется, Соратники ещё не вернулись, а в воздухе уже снова повисло то забытое ощущение обречённости и тоски, которое наполняло далёкие уже годы первых его шагов в Корпорации. «Сайриус» улетел, оставив их одних, и ощущение это с годами растворилось, вымылось, выветрилось и почти совсем пропало.

Но теперь, при произнесении вслух единственного слова – Соратники – оно тут же вернулось, словно никуда и не уходило.

Так, ладно.

Остались какие-то минуты, прежде чем кончится завод у фэйк-сигнальной «куклы». Пора была возвращаться. Пять минут свободы истекли.

И слепой ушёл.

Наверх, где уже начинали, сонно потягиваясь, но уже чуя опасность, копошиться жирные откормленные корпоративные крысы. Пока они лишь следка озадачены, они ещё не решили, бежать или атаковать, и с какой стороны ждать угрозу. Но они сообразительные, эти зверьки, и особенно сообразительна их стая.

Первые сигналы опасности уже кругами расходились сквозь металлопластовые перекрытия километровых башен, они распространялись по транспортным галереям и энерговодам, они вибрировали в лифтовых шахтах и шуршали в клаудах[16 - Клауд (англ. cloud), «облако» – программно-аппаратный комплекс т.н. «распределённых вычислений» или же базирующееся на этой технологии хранилище данных.] бюрократической машины.

И крысы их чуяли, огрызаясь в пространство и делая боевую стойку.

Но пока не чуяли чужака. Пока. И если повезёт, они примут за чужака кого-нибудь из своих. И тут же сожрут, на время успокоясь.

Если повезёт.

3

Предупреждение

Набы[17 - В отличие от остального мира середины XXII в., где бытовое арго формируется в основном китаизмами, а также поздним «эбониксом» и прочими подобными разговорными версиями «пиджин-инглиш», в чисто письменном мире интервеба большинство неологизмов происходит из буйного микста транслитерированного японского, корейского и русмата с заметной примесью старо-сетевого «лит-спика», так что указать точное значение и происхождение большинства употребляемых в этом отрывке слов не представляется возможным. Приведём лишь один пример трактовки самого частоупотребимого здесь слова: Наб (литспк. noob, англ. newbie), нубас, казуал – новичок в чём-либо, профан, любитель.] в серых табардах, попав в интервеб, обычно надолго зависают неподалёку от одного из стартовых порталов, благо те немудряще стандартны, разве что местный супервайз не поленится в процессе разбора бесконечных набских петиций, где, мол, знаменитые ништяки интервеба, раскрасить «врата Мидгаарда» в какую-нибудь оригинальную шкурку. А поскольку нытьё набов бесконечно, как течение Хуанхэ, а поток их самих так же неиссякаем – обычно порталы остаются на радость олдфагам такими же, как встарь, серыми, пластиковыми и убогими. Под цвет набских табардов.

Да и то сказать, кого тут радовать – любой уважающий себя госу рвёт с места в один из трёх тысяч грамотно припрятанных от набского засилья переходов. Госу – человек занятой, он тут как на работе, даже хуже – на работу можно не явиться, сказавшись больным или ещё при помощи десятка-другого известных крилю отмазок, а в интервебе справкой не отделаешься, тут же начнут вслух подозревать, что в бар с падшей женщиной от жены бегал и ничуть не болел. Да и то сказать – дел навалом. Поделиться свежими сплетнями с арен (какая тима куда просела в рейтинге, баланс не торт, и как это скажется на спонсорской поддержке лиги в целом), похвастаться свежей голо-аватарой (включая интересные анатомическое подробности), запостить для «внутреннего круга» таких же госу прописи страниц на двадцать (это потом, после закономерного слива инфы, те же казуалы будут эти прописи растаскивать по углам, чавкая и повизгивая), в конце концов – потрепаться о корпоративных делах.

Вот последнее и было самым вожделенным, зачем сюда многие ходили. Особенно учитывая те препятствия, которые приходилось преодолевать многим, чтобы вообще иметь возможность сюда попасть.

Нет, если ты наб, а по жизни – даншисейто, которому папа разрешил ходить ко взрослым дядям, то выпроси разъём в свою «айри» и гуляй во все поля. Только дальше портала тебя тут особо и не ждут. Смотри на развешанные повсюду топы, но в общем любая корпоративная сеть тебе будет куда приятнее. Там набов любят, они – рынок, а тут об тебя разве что ноги сперва вытирать не будут.

Другое дело, те самые взрослые дяди по жизни – в основном тот самый серый неприметный криль, три раза в неделю ночующий в подземке где-нибудь между Хоккайдо и Сянганом, подстелив газетку, потому что регулярно опаздывает на ночное закрытие перехода. Для них интервеб – запретный плод. Если в родимой корпорации узнают, что сотрудник шляется почём зря в интервеб, понизят в полпна с волчьим билетом.

В ответ одмины из числа конченых технарей давным-давно превратили интервеб в сложную сеть виртуальных машин внутри корпоративных ку-ядерных клаудов. Идёт постоянная борьба за фильтрацию и маскировку трафика, протоколов, процессов, данных. Простейшая карточка входа на самом деле – уникальный по дизайну ку-дешифратор, на уровне железа непрерывно мутирующий, меняющий на лету сигнатуры и алгоритмы шифрования, а при аварийном отстреле из гнезда «айри» внезапно оказывающийся обычной канистрой с тоннами слэша, но никаких следов интервеба внутри уже не будет. Зато слэш – забористый, студии «Дер Шницель», любой «желтожетонник» обзавидуется свежим поступлениям. Впрочем, кому и софткор «Игрек-арта» – уже повод для нагоняя по службе.

Если бы корпоративные секьюрити как следует взялись за дело, они бы может и выяснили, что разработка и производство копеечных разъёмов разбросано по всей планете, и, по-хорошему, ведётся самими же корпорациями. Только двум набам проще договориться, кто из них наб, а кто – госу, чем двум корпорациям задружиться на уровне секьюрити. Тем более что многие аналитики тех же корпораций шляются в интервеб, как к себе домой, причём вполне официально – с представительскими и разведцелями. Какой им смысл руинить то, что тебя кормит.

Если убрать с глаз долой толпы серотабардного сброда у порталов, добиться доступов куда надо, сделать себе имя (в идеально анонимном виртпространстве, не знающем главного бича корпоративных сетей – привязки к именным «айри» на уровне железа – это ой как непросто), то тут становилось очень интересно даже с чисто практической стороны.

Со сбродом, кстати, всё просто. Любитель приватности? Оп-па!

Стэнли щёлкнул пальцами, и набы растворились в небытие вместе со своими прописями – жалкими потугами на креатив. Раз в году можно и топы почитать, но это занятие для олдфагов, искренне полагающих, что в стаде из миллиона леммингов обязательно сам собой возникнет случайный шерстистый носорог. Но на то они и олдфаги.

Ладно, займёмся делом. Для таких, как Стэнли, интервеб был идеальной площадкой для сбора и распространения информации, его «айри» была существенным образом доработана именно с целью заменить то, чего никогда не было в интервебе – гигантские «полоскалки» поисковиков.

В виртуальном мире, где ни один ку-байт не задерживается в кеше боле двух суток, если к нему не было свежих обращений, Стэнли был чем-то средним между звездочётом, архивариусом и гадалкой. Он был писарем.

Слухи о писарях то и дело принимались бродить по интервебу, скорее как о чём-то, чего не может не быть, нежели о чём-то материальном. Иногда доходило до паранойи – модеры и одмины начинали размахивать баннхаммерами и «клетками для тигров», пытаться вычислить того, кто вдруг слишком много знает, или кто слишком часто вываливается (Стэнли каждый раз принимался мерзко хихикать, представляя, как он бы выходил, записывал бегом на бумажку дрожащим стилом, потом снова входил, бежал на место и так по кругу), или просто не приглянулся модеру согласно его текущей перверсии. Модера в итоге или выпиливали к чертям на сходке, или же он в результате революции всё-таки удерживался на своём месте, обладая достаточной харизмой, окукливая в итоге коммуну до состояния трёх друзей-анонимов.

В некоторые такие закрытые навечно уголки интервеба Стэнли даже был вхож, но там было неинтересно. Настоящая еда для писаря рождалась при стечении честного народа. В толпе было столько еды, что впору было лопнуть.

Самих же писарей большинство не без оснований считало мифом, страшилкой для зажратых корпов и личей, потребляющих, развлекающихся за чужой счёт, но ничего самих не производящих. Таких ненавидели особо, и припугнуть их страшным-коварным писарем – кто же откажется от фана.

А ещё корпы печально славились тем, что часто перекупали самых вкусных госу, и те навеки пропадали за стеной корпоративных сетей. Возвращались единицы, да и то так, пофлудить на стенке, не больше. Это считалось малым злом.

Контроллеры – вот был главный бич интервеба. Большинство народу по жизни было так замудохано корпоративными буднями, что даже в царстве анонимности они продолжали держать себя на коротком поводке, не выпуская на волю собственные пожизненные попаболь и ангст. И, в итоге, не давали еды персонально ему, Стэнли.

А в еде была вся его жизнь.

В сущности, каждый пользователь интервеба был биологическим квази-писарем. Иначе не возникали бы госу.

Госу становится госу, только когда его признают таковым остальные – от наба до последнего олдфага. Они вычисляли фэйкеров и ржали над тонкими пародиями других госу, в конце концов, они с полпна узнавали почерк любого известного мастера на аренах, а там кипела добрая треть всей общественной жизни интервеба.

Вот и сегодня, отключив к багу набов, на ходу помахивая знакомым голо-аватарам (две трети – фэйкера, да и хрен бы с ними), Стэнли намылился в сторону Холма, который уже добрых полгода венчал весёленько-голубой, словно надувная игрушка, колизей, на усыпанной крупным речным песком арене которого и должна была состояться назначенная на сегодня итоговая заруба, организованная гильдой трип-голографии «Левая сиська». В зарубе обещали принять участие гости из протестного олдскул-оркестра нонконтемпорального искусства «Отаке», аккомпанировать обещались сразу двое – гоп-басист Штырь и банда каскад-балалаечников «Хаврошечка» имени Петьки-Забияки. С Петькой год назад случилось то самое – перекуплен «Джи-И», с тех пор название звучит едкой издёвкой для всех, кто помнит. Писарь Стэнли к их числу относился в первую очередь.

Но хуже перекупленных были сейлзы. Эти твари здесь, цао, работали. Не заглядывали по старой памяти помянуть былые деньки с боевыми товарищами или поспорить о том, что «уже не торт» с такими же бородатыми олдфагами, нет. Эти бичи в восемь утра по Гринвичу наряжались в серые табарды и с ловкостью опытного фармера в считанные недели забирались, что особенно поганое, на самые верхушки топов. Их вычисляли, «ловили и били», но на следующее утро в восемь утра по Гринвичу всё начиналось заново. Потому что контролировать интервеб, влиять на него, пусть так, до первого фэйла, из-под полы, мечтала каждая поганая корпорация.

Превратив почти всю планету в кастовый муравейник рабочих пчёл, они чуяли у себя под носом своё кривое отражение, царство идеальной анонимности, и удивлялись только одному – почему они ещё не прибрали его к рукам?

Стэнли скривился от ярости.

Интервеб был домом для таких, как он, стихийных анархистов, обычных бездельников, которым что бы ни делать, лишь бы не работать. Но если для всех интервеб был лишь вторым домом, для таких, как Стэнли, он был домом единственным. И потому писарь готов был зубами порвать того, кто лезет со своей поганой сейлзовой джинсой в его личные, выстраданные, вылизанные, идеально каталогизированные архивы. Потому что когда-нибудь интервеб, последнее пристанище хаоса в мире, где все ходят по струнке, будет разрушен – и не очередным изощрённым экраном, который не сможет обойти криптография разъёма, а вот такими сейлзами, для которых интервеб – это просто очередная скучная работа.

Стэнли походя заехал ногой по соломенному чучелку, изображающему сэйлза. Тут, возле Холма, их было кем-то наставлено преизрядно, хочешь, нассы на него прилюдно, хочешь – сожги, всем прохожим только в радость. Такой вот нехитрый способ отвести душу.

Между тем, надо сосредоточиться. Порталов внутрь Холма не было, а проходы были изрядно запутаны, дабы набам неповадно было соваться. Для начала, им там делать нечего, стошнит ещё с непривычки от головокружения, в конце концов, это частная вечеринка, ты сперва докажи, что ты здесь кому-то нужен.

Тэкс, пришли.

Сбоку откинулась фальшпанель, оттуда выскочила всклокоченная кукольная голова на пружинке. Раздался вопль:

– Покажи сиськи!

Стэнли молча достал из кармана и показал. Тупик вывернулся в узкую щель прохода, тут же схлопнувшись за спиной. Баянистая шутка, но по-прежнему действенная. Таких на пути будет ещё с полдюжины. Писарь по памяти шпарил вверх по Холму, накручивая спираль переходов и галерей, радуясь, как вокруг становится всё меньше народу.