Ведьма. Эзотерическая книга, которая переворачивает представление о женщинах!

– Мне когда-то попала ресница в глаз, и так удобно прилегла в самом углу, что, как я ни пыталась, не смогла подобраться даже близко, хотя она вроде и не была далеко, – невыразительно рассказывала Липа, находясь уже на ногах и пребывая с подругой подле массивного зеркала, где они разглядывали друг друга, счастливые своей непохожестью. – Глаз долго болел, эта ресница сводила меня с ума. Потом я привыкла. Сейчас даже не вижу ее, только чувствую. И врачи не видят. Она есть, она мучает меня…

– Мне кажется, ты родилась с этой ресницей, – с широкой улыбкой поддразнила собеседницу Анестезия. – Просто в какой-то момент ты ее заметила. – В аккуратных ушках в области мочек росли бархатные пушистые черные розочки серег. Если присмотреться, в некоторых ракурсах они напоминали трехмерные карточные пики.

Большие глаза встретились в зеркале: одни – иссиня-голубые, другие – отчетливо-зеленые, большие улыбки схлестнулись, сажные и белые кольца волос контрастно перекликались. Лицо блондинки выглядело злым, даже когда она источала позитивные эмоции, лицо брюнетки, напротив, казалось мило-детским, даже когда она бывала откровенно недоброй. Одна – со вздернутым носом с широковатыми крыльями, у другой – нос с горбинкой, она повыше ростом и гораздо спортивнее, обе с высокими лбами и непохожими ступнями. Они бегали взглядами друг по другу, потом по артиллерии скляночек и полезных предметов, смеялись своим отражениям и понимали друг друга с полуслова. При этом крепкотелая хозяйка дома была значительно старше, а субтильная Анестезия улыбалась губами, что из года в год становились пухлее.

– Я тоже так считаю, – хохотнула Липа. Они звонко подержали конкурирующие переливы в аспидных стенах с золотистыми вертикальными вкраплениями витиеватых узоров. – По-моему, дело в великом множестве этих самых ресниц! – Ее уши совсем недавно несли на себе по извилистой молнии белого золота, но сейчас открывали по две розовые дырочки на каждом.

– Могу рассказать о невидимой занозе, – мягко пророкотала Анестезия. – Ты наверняка знаешь, так бывает, когда занозишь руку чем-то, чего не видишь, но чувствуешь. Трогаешь определенную точку на… допустим, на пальце, и это место колется и болит. А глаз не различает ничего. Если пощипать, обычно заноза выходит. – Тонкие веки артистично затрепетали.

– И?.. – любопытничала Липа, распахнутая во всю зелень глаз.

– Такую занозу лет в шестнадцать я обнаружила у себя на груди, – продолжила собеседница. – Чего только не делала, была у врача. Тщетно. Она до сих пор со мной, незаметная, если ее случайно не тронуть… Как злая кнопочка. Она – это то, что порой меняет на противоположное мое хорошее настроение.

– Невероятно! – Липа плотоядно таращилась в Настин профиль. – Моя ресница особенно дает о себе знать, если я поплачу. Горе тому, кто заставит меня плакать!

– Не представляю тебя плачущей, – с сомнением высказалась Настя, повернув голову на взгляд. – Никогда не видела.

– Потому что это больно, – Липа посерьезнела. – И для меня и для окружающих. Сколько мы знакомы? – переключилась она.

– Лет шесть или семь, – не задумываясь, высчитала брюнетка, бесшумно возвращая книгу на камень трюмо.

Они пытливо разглядывали друг друга, точно впервые, про себя признавая броскую, отчетливую красоту другой, затем развели взгляды, разбежавшись глазами каждая на свой предмет сосредоточения, и на шаг разошлись в стороны.

– Красивое зеркало, – с уважением сказала брюнетка. – Оно отражает почти всю комнату. Не спрячешься. – Она крутанулась по оси, фиксируя собственную осанку и подозрительную крутобедрость.

– Есть местечко, – доверительно снизила голос блондинка. – Но его сразу не найдешь. А в том местечке есть еще местечко, которое тоже запросто не обнаружить. – Она скользнула за книжную полку, и там за картинкой внутреннего мира алого розового бутона оказалась крохотная прямоугольная дверца. – Мой секретный бар. – Анестезия, полная вязкого любопытства в больших глазах, просеменила за подругой, пока холодные пальцы блондинки что-то перебирали в бархатной темноте открывшейся ниши, где дружно разместились разноцветные бутылки. – А ну его, это вино! – с нажимом определилась за обеих Липа. – Глоток виски придаст творческого очарования нашим колебаниям в пространстве! – Она хохотнула, вытягивая из закромов продолговато-пузатый сосуд, очаровательно коричневый и почти полный. Следом когтистые пальцы вооружились парой многогранных стаканов, все это было перенесено и поставлено на трюмо, подле которого и хрустнуло кольцо скрипучей крышки.

– Что за скляночки? – подала голос брюнетка, вглядываясь в проявившийся уголок, где подле высоких бутылок почти неприметно ютились пузырьки без надписей.

– Кое-что для шабаша, – с замиранием повторила Липа слово, уже звучавшее ночью и даже утром, – кое-что весьма полезное. Позже расскажу… Позже… – Она опять подобралась к подруге, одной рукой увлекая ее к трюмо, второй проворно выдергивая из ниши самый мелкий пузырек и пряча его в подоле узкого платья.

– Выпьем! – нетерпеливо вставила она громоздкий стакан в податливую ладонь брюнетки, что едва удержала его, раскачивая между стенок половинчатое количество бледной жидкости.

Они синхронно пригубили, в который раз дотрагиваясь шальными взглядами друг друга, и одновременно поморщились, зажав аккуратно вырезанные ноздри, затем медленно расправили лица, залив большую их часть ленивой улыбкой.

– О черт, Чёртова, я уже чувствую его преобразующее воздействие! – вскричала Липа, прислушиваясь к себе. – Он точно бежит по ступенькам разума, сотрясая сложную упорядоченность личности…

– Упорядоченность? – недоверчиво переспросила подруга, топя улыбку в остатках агрессивной жидкости. – Ну если только сложная… Расскажи… – ввернула она, заметив, что взгляд подруги остекленел, означая погружение в себя.

– Что? – с трудом отвлеклась Липа от липкого внутреннего мира и будто машинально оставила стекло в руке пустым.

– Что планируешь? – наступая, облизала губы Анестезия, отставляя и свой стакан. – Что за шабаш? – Глаза ее вспыхнули, точно виски плеснули в огонь.

Блондинка увернулась от цепких глаз и чуть отвальсировала:

– А как же терпение, дорогая?

– Не хочу! – отмахнулась брюнетка. – Расскажи… – Наступая на Липу, она оттеснила ее к кричаще алому гардеробу, растянутому во всю стену и содержащему космос женских надобностей: платьев, джинсов, обуви, белья. Одних ремней там имелась целая армия.

– Нет… – упрямо выдохнула блондинка в лицо подруге, как только ее белые лопатки коснулись гладкой дверцы шкафа. – Но… – протянула она, заметив обиду в глазах той. – Я покажу тебе кое-что. – Блондинка поймала в свою ладонь тонкие пальцы Анестезии и мягко потянула ее из комнаты. – Любой шабаш – это жертвоприношение. Я покажу тебе нашего агнца! – По одному из серых коридоров, соединяющих комнатные пространства, они, тихо ступая по дразнящему паркету, пробрались к высокой черной двери.

Невесть откуда в руке Липы расцвел того же цвета массивный ключ. Поковыряв им в замке, она дождалась угодливого щелчка и с вороватым видом ухватилась за ручку.

И в ту же самую секунду:

– …Бутылка – ерунда, подруга моя! А что ты скажешь о царапинах на спине? – уколола Несусвета собеседницу, вместе с которой они совсем недавно перебрались в кухню, чтобы проанализировать обстановку в холодильнике.

На сковороде уже ворчливо подергивались куски красной рыбы, а пяток стремительных бутербродов с оранжевой колбасой и зеленым сыром уже скоротечно улетели в молодые сильные желудки.

Интрига умело разобралась с пробкой в очередной винной бутылке. Мгновением раньше молчаливая в компаниях Елена отчаянно зевнула и покинула уютную кухню со своим бокалом, чтобы, как она сказала через плечо, скоро вернуться.

– Убила бы! – воспламенилась карим взглядом вспыльчивая Апрель. – Хотя нет. Покинула бы без слов и без права на реабилитацию. А что, у тебя было что-то подобное? – уточнила она с легкой надеждой.

– Нет, – уклончиво отозвалась Несусвета, остановившись возле запахнутого окна, и, отклонив пластинку жалюзи, всмотрелась в дождливый день за стеклом. – А вот у Липы – да! – торжественно разоблачилась она до того, как плотоядное любопытство шатенки успело взять под контроль горделивую мимику упрямого рта и высокого лба с забранными назад волосами. – Ты слышала, что Арсений натворил в последний раз?

– Арсений? – нахмурилась Апрель. Глаза ее увлажнились, точно на названную персону и у нее была нездоровая реакция. – И что же? – Она машинально упражнялась с высоким бокалом, не замечая, что с каждым глотком скорость поглощения увеличивалась.

– Липа увидела царапины у него на спине! – Несусвета повернулась к ней лицом, пылающим чем-то, очень напоминающим торжество. – Наглец объяснил это перышком из подушки… – Она хохотнула пухлыми губами. – А когда она устроила скандал по поводу перышка, он заговорил об осколке…

Апрель мрачнела, покусывая губы.

– Остался такой же наглой скотиной, какой был, – приговорила она.

– Когда речь идет об Арсе, – вмешалась Интрига, колдовавшая у плиты, – удивляться особенно нечему. С ним все становится ясно после пяти минут общения. – Ловкие пальцы дирижировали кухонной лопаткой, с помощью которой девушка перебрасывала рыбу с одного бока на другой.

– А ты говоришь – «бутылка», – фыркнула Несусвета с победным пренебрежением. – Контраст, возможно, поможет тебе понять, что по большому счету ты просто придираешься к своему другу, – поддразнила она нетрезвую подругу. – Но в чем я согласна с Инной, – тут же повысила голос брюнетка, видя распахнувшийся в несогласии рот Апрель, – Арсик такой, какой есть, и пытаться воспринимать его иначе – значит обманывать себя. Так что обманулась не ты одна, дорогая! – Короткие смуглые пальцы обзавелись сигаретой. – Даже наша многоопытная сучка Липа с разбегу прыгнула на старые садовые грабли… – Лицо Несусветы отсвечивало каверзным умом.

– Я ее предупреждала, – послушно переключилась на новую тему шатенка. – Но каждая мнит себя самой умной. Нет чтобы прислушаться к советам… Она посчитала себя особенной, решила, что сможет до него достучаться… Опять же с высоты ее опыта! – закончила она совсем другой мыслью, подмигнув разом всем участницам дискуссии.

– Достучаться до головы другого человека возможно лишь через его собственную голову, но никак не через нашу, как бы мы ни пытались в разных тональностях говорить о своих чувствах, желаниях и боли, – многозначительно произнесла Несусвета, опять пустив тонкий разряд в сторону хмельной собеседницы. – При этом войти туда возможно не через парадное, где правит упорядоченным рассудок, а только посредством черного входа, где царит густой и вязкий мрак подсознания…

– Не так сложно, – подала голос Интрига, продолжавшая хлопотать у плиты, – а то я перестаю понимать. Самое-то интересное вообще в другом… – добавила она поспешно, чувствуя, что опять может остаться вместе с багровеющими рыбьими телесами на обочине разговора. Тонкий привкус сплетни, шевельнувшийся в утомленной тональности ее шелкового голоса, не остался незамеченным многоопытными сплетницами Несусветой и Апрель, которые тут же позабыли друг о друге и, не мигая, впились взглядами в прозрачные плечи интриганки.

– Ну?!. – подали голос они почти одновременно, спустя несколько секунд, во время которых лишь аппетитно шуршали рыбьи тушки в клокочущем масле.

– Елена – новая пассия Арсения, – с опаской глянув в арку, ведущую в зал, поведала Интрига. – Они общаются несколько месяцев, при этом Арс параллельно милуется с Липой. Мне кажется, бедная Леночка еще ни о чем не догадывается. А вот в случае с Липой, я уверена, Арсу это выйдет боком…

– Так вот почему она здесь! – хищно обрадовались брюнетка с шатенкой, бокалы их соприкоснулись с нежным звуком, они счастливо оросили гортани сицилийским вином. Наконец Несусвета закончила: – Липа планирует затеять вакханалию, во время которой проявятся сотни деталей. После чего две обиженные девушки изготовят замечательное блюдо, которое, как известно, нужно подавать холодным.

– Что-то типа того, – пожала плечами Инна и загремела тарелками, сигнализируя о готовности. – Кто-нибудь, сделайте еще бутербродов или просто подрежьте сыра. И я видела в холодильнике сливы и хурму. А девочка интересная. Думаю, нам будет занятно пообщаться…

– Мне она показалась излишне наивной и доброй, – в протесте выпятила губы Апрель. – Слишком хорошая. Слишком легкая добыча для Арсения. И не такая, как мы…

– Может, и так. – Рыба оказалась ловко разложена по квадратным белым тарелкам с загнутыми краями. Несусвета обратилась к холодильнику, Апрель предпочла остаться на месте, забросив ногу на ногу и покачивая стопой, обтянутой темной лайкрой. – Но что-то мне подсказывает, – блондинка едва заметно улыбнулась своим мыслям, тут же припрятав последние, и лишь потом повернулась к подругам лицом: – Что эта малышка не так проста.

В кухонной арке возникла Елена: красивая, высокая, но с потерянным взглядом. Глаза ее нервно перебегали с предмета на предмет, длинные пальцы с кофейными ногтями бессознательно мяли неподдающийся этим усилиям крохотный телефон.

– Не дозвонилась? – лукаво спросила Интрига, расставляя на высоком столе в мелкую плитку тарелки с рыбой. Там же высилась горка сыра на прозрачном блюдце, десяток слив на разделочной доске, чищенные грецкие орехи в плошке и хаотично разрезанная хурма.