Мой побег в Эльдорадо

Если быть точным, то сам новый год я уже встретил лишь с одним австралийцем – Джеймсом. Его друзья, парень с девушкой, к сожалению, праздник отмечали в больнице, потому что девушка ещё за пару часов до наступления нового года успела выпить столько алкогольных напитков, что упала без сознания. Пришлось вызывать скорую, и парень, конечно же, поехал её сопровождать. Так и пришлось бедолагам встречать новый год. Я их видел уже после праздника, и вроде всё было с ними нормально. Они сильно не расстроились, а о примете «как встретишь Новый год, так его и проведёшь» они, возможно, ничего не слышали. Мне же и моему новому коллеге, согласно примете, светил очень яркий и полный событий наступающий год, включая элементы нарушения правопорядка. Австралийцы, как я уже говорил, оказались врожденными шутниками-хулиганами. Сначала мы высмеивали итальянцев за их потешное пожелание «Buon anno!», что в переводе означает «С Новым годом!», выкрикивая вместо «буон анно» «банано». Итальянцы же, конечно, не слышали разницы и весело отвечали на наш «банан» – «С Новым годом!». Между делом соплеменник известного киногероя Майкла Данди заприметил то ли индуса, то ли шриланкийца, который шел на другой стороне улицы и нес огромный букет цветов на продажу. На мое немалое удивление, совершенно искренне обрадовавшись цветам, австралиец выкрикнул на всю улицу так, чтобы его услышал индус: «Oh! Flowers!!!»[18 - О, цветы!] И, к моему ещё большему удивлению, стремительно направился к нему навстречу через дорогу на другую сторону тротуара. Я недоумевал: «Зачем ему понадобились цветы?» Подойдя вплотную к уже было обрадовавшемуся флористу, который с широкой искренней улыбкой протянул австралийцу огромный букет красных роз на выбор, австралиец сменил милость на гнев, показав отчаянно изумившемуся индусу прямо перед носом средний палец и грозно прорычав: «Fuck you!!!»[19 - Пошёл на…!] Я, мягко говоря, не нашел эту шутку особо смешной, тут черный юмор уже проходил по нейтральным водам, граничащим со злобным издевательством. В конце концов всё обошлось мирно, и онемевший от такой выходки продавец цветов ошеломленно пошагал дальше.

Мы уже были достаточно подвыпившими, но какой Новый год без итальянского просекко? Оно продавалось перед самой площадью повсюду. Джеймс попросил у меня половину суммы, чтобы купить и для нас одну бутылку. Причем совершенно непонятно, зачем начал задираться и пытаться что-то выторговывать, создавая никому не нужный стресс во время праздника и хорошего общего настроения. В конце концов Джеймс отступил и купил просекко за начальную цену. Отойдя чуть в сторону, он открыл мне свою куртку и показал ещё одну бутылку, которая ему досталась бесплатно. Стало ясно, зачем был нужен весь этот показательный торг. Но свистнул он вино не из-за жадности, а исключительно ради спортивного интереса и желания повеселиться. Теперь у нас было по одной бутылке просекко на каждого. Всё это происходило по дороге на Пьяцца-дель-Пополо. Когда же мы дошли до своей цели, то обнаружили огромное, выходящее за рамки воображаемого количество народа. Площадь к тому же была по периметру с фронтовой части обнесена забором. Когда мы дошли туда и просто перешагнули его – ведь там было гораздо больше пространства для маневров, – к нам тут же подбежал блюститель порядка и сопроводил обратно за перегородку, прямиком в толпищу. В тесноте, да не в обиде! Мы заняли предоставившиеся нам места и замерли в ожидании наступления нового года. Ждать пришлось совсем недолго, так как мы, собственно говоря, уже чуть не опоздали. Мы, всматриваясь, следили за часами на башне напротив площади, но можно было просто дождаться реакции вокруг стоящих людей.

Что тут началось!!! Кругом взрывались петарды, зажигались фейерверки. Все начали друг друга поздравлять, рядом стоящих и даже плохо знакомых людей: «Банано! Банано!» Мы, конечно, не забывали свою шутку. Для полной кульминации ещё бросили в толпу петарды, которые специально берегли на этот случай. Согласен, что это была глупая выходка пьяных туристов. Но в свое оправдание могу с уверенностью сказать, что никто не пострадал и мы были не единственными, кто так поступал. В нашу сторону тоже летели и взрывались петарды, и всё это хоть и немного пугало, но создавало бесшабашную и праздничную атмосферу и точно никого не обижало. Тем более что это были такие петарды, которые не могли причинить ничего, кроме легкого испуга, и этой цели они достигали сполна.

Когда толпа начала рассасываться, мы тоже решили направиться обратно в отель – предстоял ещё сравнительно долгий путь обратно. Ибо шли мы медленно, продолжая всех приветствовать словом «банано» и лобзая каждую понравившуюся и не очень понравившуюся встречную девушку или просто поздравляя остальных гуляющих другого пола и другого возраста. В тот момент мне стало ясно, насколько итальянцы действительно умеют искусно веселиться и наслаждаться жизнью.

Продолжение банкета

После Нового года стали приезжать новые туристы. Теперь это были канадцы и выходцы из Южной Африки. Канадцы оказались самыми приятными людьми из всех тех, с кем я до сих пор имел честь познакомиться. К тому же им было очень интересно узнать, что я этнический украинец. Один из них сказал, что у него мать – украинка, родившаяся уже в Канаде. Сам он не знал украинского. Но всем им было интересно то или иное слово именно на этом языке. В отличие, кстати, от американцев, которых интересовали исключительно русские слова. С канадцами я тоже, как и, впрочем, почти со всеми, обменялся адресами и телефонами. Они даже обещали мне помочь с трудоустройством в случае, если я к ним доберусь.

Южноафриканцы были совершенно иными, чем американцы, австралийцы или канадцы вместе взятые. Стиль их одежды походил на наш. Это выражалось, например, в ношении черных кожаных курток. Да и вид у них был, откровенно говоря, не очень доверительный. Они мне немного напоминали уголовников, ну или, по крайней мере, босяков со двора. На самом деле они все оказались довольно нормальными ребятами, просто такой вот внешний вид. Как-то я спросил их: «Почему среди вас нет ни одного чернокожего?» Они задумались над моим вопросом: «Действительно, среди нас нет чернокожих. Мы сами не знаем почему».

За две недели пребывания в Риме я успел познакомиться с огромным количеством людей, увидел все возможные достопримечательности, мог уже отличить хорошую пиццу от плохой и взял за привычку завтракать кремовым круассаном с капучино. После двух недель делать уже было особо нечего, по достопримечательностям не ходил, с новобранцами общался реже. Мои денежные запасы заметно сморщились, и я всё чаще приходил днем в пустой отель и раздумывал о дальнейших действиях. За то, что прожил две недели в отеле, мне даже подарили одну ночь бесплатно, но тут же попросили переехать в другой хостел того же филиала, на пару кварталов дальше, в связи с закрытием на ремонт. Мне переехать не стоило большого труда: взял сумку и был таков. В новом хостеле познакомился с хозяином-итальянцем. Он оказался очень отзывчивым, прислушался к моей проблеме и пообещал выяснить, как можно попросить убежище. Он также пообещал мне работу, но, как оказалось позже, это был необдуманный порыв любезности. Он даже иногда начал обходить меня стороной, и только когда мы уже сталкивались лбами, оправдывался, почему с работой ничего не получается. Но, по крайней мере, от него я узнал, как можно попросить убежище. Оказывается, убежище надо было просить в окружном суде города, по-итальянски Pretura. У него также удалось раздобыть адрес этого заведения.

Но я всё ещё не спешил. Во-первых, был убежден, что мне обязательно предоставят политическое убежище. Так как, по моему мнению, я имел полное на это право. Мне было трудно представить, что на Западе это может быть как-то иначе. То есть если человек – беженец по политическим мотивам, то ему дают убежище. А так как у меня было достаточно доказательств, или как минимум моя история была достаточно правдоподобной, то я в полной мере претендовал на получение убежища. Я думал дотянуть до конца и не боялся потратить все свои деньги, так как был уверен, что в то время, пока будет рассматриваться мое прошение, государство мне предоставит крышу над головой и питание. По этому поводу у хозяина гостиницы имелись свои сомнения, но я находил это совершенно логичным, и меня было не переубедить.

Православная церковь

Рядом с новым хостелом я обнаружил русскую православную церковь, которая, как оказалось, подчинялась Вселенскому Патриарху в Константинополе. На родине мое посещение церкви ограничивалось покупкой свечей, которые я тут же ставил тем или иным святым и коротко просил здоровья или благополучия для себя и близких. Ну и, конечно же, как и многие другие, посещал церковь на Пасху. Точнее, не саму церковь, а церковный двор, где все ждали, пока выйдет священник и освятит аппетитные дары, которые скорее уже хотелось отведать. Это было очень мучительно и скучно. Однажды я не выдержал вот так стоять и ждать на холоде и пошел «на разведку» в церковное помещение. Зашёл внутрь, и оказалось, что в церкви намного лучше. Там теплее, и народу почти не было. Так и простоял там, согревшись и помолившись за всех мерзнущих на улице. Было это в селе Лабушном Одесской области – соседнем с нашим селом с красноречивым названием Французское, которое, к сожалению, после Второй мировой войны коммунистами было переименовано в не очень благозвучное Лысогорка. Те же коммунисты разобрали нашу красивую древнюю церковь на стройматериалы. Несмотря на то что она вполне могла претендовать на памятник архитектуры, ведь создана была еще в XVIII веке. Но теперь, к сожалению, даже набросков от нее не осталось.

Обнаружил я русскую церковь по дороге от молодежного отеля до вокзала Термини. Тогда я уже лучше знал местность и перемещался в центре не по главным дорогам, как вначале, а уже по дворам и закоулкам. И наткнулся на православную церковь, которая, собственно, ничем себя не выдавала, кроме надписи над входом мелким шрифтом: «Русская православная церковь – Chiesa Orthodossa Russa». Меня уже мучила ностальгия: я долго ни с кем не общался по-русски, если не брать во внимание редкие звонки домой. Однажды так искренне обрадовался поляку, поселившемуся к нам в хостел, который немного знал русский. Но уже через несколько предложений стало ясно, что дальнейшая беседа не состоится ввиду ограниченного словарного запаса моего собеседника. А тут вдруг русская православная церковь!

Центральная дверь оказалась закрыта. Но рядом был забор, за которым просматривался небольшой дворик, и далее – ещё одна входная дверь в ничем не выделяющееся здание, выглядящее точно так же, как и здания по соседству. Я позвонил в звонок, и вскоре вышел православный священник. Мы поздоровались и познакомились. Его звали отец Георгий, он был из России. Внешне он напомнил мне императора Николая II. Оказался очень приятным человеком. Мы быстро перешли на философские темы. Так незаметно простояли возле забора около получаса. В ходе беседы он предложил мне зайти в храм, прийти на исповедь. Объяснил, что нужно делать в церкви, и главный смысл всей службы – евхаристию. Так и случилось, что в итоге отец Георгий оказался моим первым духовным отцом. Кроме него, настоятелем храма считался отец Михаил Осоргин. Он в итоге тоже был моим духовным настоятелем. В зависимости от того, кто принимал исповедь или вел службу. В церковь я стал захаживать регулярно – она очень быстро стала частью моей жизни. Там царила невероятная атмосфера. Церковь внутри была маленькая, вроде часовни, довольно темная, плотно увешанная иконами. Но каждая икона в ней благоухала, каждая свеча казалась живой, а каждый прихожанин был по-своему интересен. У всех незаурядная судьба, все – неординарные люди. Когда я пришел в своё первое воскресенье, сразу после службы священник пригласил всех присутствующих на общий обед. Он регулярно проводился после каждой службы по воскресеньям или праздничным дням в церковной кухне с террасой, находящейся в этом же здании, прямо над храмом. Многие из присутствующих приняли приглашение, в том числе и я. И оно стоило того!

Это был настоящий пир. И не только в отношении пищи, принимаемой вовнутрь. Но и пищи духовной в виде философско-религиозных бесед. В то же время все чувствовали себя вольными разговаривать о чем угодно, также и о насущных проблемах. Но дискуссии на материалистические темы составляли лишь малую толику бесед на религиозно-философскую тематику. Отец Михаил оказался священником с прекрасным чувством юмора. Очень светлым и добрым человеком. Через него впервые я окунулся в культуру дореволюционной России. Понимаешь, что это были люди совершенно другого уровня, другого сорта, а в некоторых случаях и с другой планеты. Можно лишь сожалеть об утраченной культуре, об утраченных ценностях. Иными словами, посещая церковь, я оказывался в другом мире, где царили гармония и согласие, спокойствие, доверчивость и любовь к ближнему. А жизнь за пределами храма продолжалась в прежнем режиме: в скучных ожиданиях, тревожных размышлениях и неуверенности при принятии решений. Пока ещё были какие-то деньги в кармане, не хотелось что-то менять. Иногда меня посещала даже мысль использовать свой обратный билет. Он, кроме пропускного на границе, оказался ещё и успокаивающим фактором, сохраняющим нервы.

Pretura

Однажды в один из таких дней я сидел, размышляя о делах грядущих, в каком-то кафе в центре города и пил капучино. Вдруг смотрю – цыганка ошивается вокруг меня. Я напрягся. Уже приходилось дело иметь с этими людьми в Одессе на центральном вокзале, когда меня чуть не облапошили среди белого дня при ничего не предпринимавшей милиции, которая на мои жесты о помощи лишь пожимала плечами. Целый табор цыган окружил меня, пытаясь загипнотизировать, заговорить зубы, протягивая свои длинные щупальца в виде человеческих рук и приближаясь ко мне, словно зомби на свежую жертву. Я начал ощущать чужие руки на своем теле в области карманов. С трудом вырвался от этих людей и из их рук. Из одного кармана всё же они стащили какую-то незначительную сумму. И теперь тут. Мне было трудно установить на тот момент, относилась эта цыганка к местным или приезжим, но выглядела она точно как у нас, разве что наряд был на ней несколько опрятнее и богаче. Женщина спросила, не хочу ли, чтобы она мне погадала. Я, конечно же, ответил отрицательно. Но она настаивала в своей привычной манере. И, несмотря на отказ, подошла ближе, присела рядом и попросила взглянуть на мою руку. Видя мои опасения, тут же сказала, что хочет за свои услуги немного денег, и назвала какую-то незначительную сумму. Меня это расслабило, и я протянул ей ладонь:

– Только не вздумай говорить плохое! – предупредил я.

Но она отреагировала спокойно:

– Ты не тот человек, у которого может быть что-то плохо… Ты приехал издалека!

Но не надо было быть гадалкой, чтобы это понять.

– Ты скоро уедешь отсюда.

У меня пронеслась мысль: «Как это уеду? Вообще-то я приехал, чтобы остаться».

– Уедешь, у тебя будет удачная дорога. Станешь богатым человеком. Тебя ждут большие деньги и удача! – заключила она. – Но ты обязательно уедешь отсюда!

Я отдал ей то, что просила. Был рад, что она не сказала ничего плохого, хотя мне вовсе не понравилось, что придется обязательно отсюда уехать. И куда уехать? Может быть, в конце концов попаду в Канаду? Странная эта цыганка. Я еще раз всё проверил: всё на месте, вроде ничего не пропало…

А пропасть было чему. В кармане оставалась критически малая сумма, которой хватало ещё на два-три дня проживания в относительном комфорте, а потом делай что хочешь, хоть лети домой. Это если на билет до миланского аэропорта хватит. В конце концов я решился действовать и пошёл в тот самый окружной суд, где надо было просить политическое убежище. Вход в здание оказался входом во двор, который вел к параллельному корпусу. С одной стороны находилась полиция, с другой – окружной суд. Когда я подошел к полицейскому и спросил, где тут можно попросить политическое убежище, он тут же встрепенулся, приказал следовать за ним. Ещё один полицейский вырос рядом и стал меня сопровождать, замыкая ряд. Они завели меня в здание, где находилась полиция, и попросили предъявить документы. Хитрость заключалась в том, что, если бы у меня отсутствовали документы или была просроченная виза, я бы тут же получил от них так называемую Via – требование покинуть страну в течение 10 дней, так и не успев попросить убежище. Безусловно, если человек всё равно хотел бы попросить убежище, он бы смог это сделать. Но многие люди об этом бы и не заподозрили, думая, что им отказано в их просьбе.

Полицейские проверили мой паспорт, спросили, где я пересек границу, и когда всё оказалось в порядке (виза у меня ещё не была просрочена), показали, куда надо обратиться за убежищем. Это была дверь соседнего здания. Надо было подняться на второй этаж. Там находилась женщина, которая проводила меня в отдельную комнату. Предварительно забрав паспорт, дала мне чистые листки бумаги и ручку и попросила написать на родном языке суть проблемы. Она оставила меня одного и прикрыла дверь. На листе А4 я приблизительно объяснил суть своей проблемы. Ещё предложил дать ей свой готовый распечатанный лист на итальянском, но она его не приняла и сказала, что я должен написать на своем родном языке и от руки. Когда я, как мне показалось, всё написал и еще посидел немного, женщина вошла и спросила, готов ли я. Я кивнул и протянул ей листок со своей душераздирающей историей. Женщина посмотрела на меня с каким-то сожалением и скептично произнесла:

– Вы хотите получить политическое убежище и пришли просить его с действующим паспортом?

Меня очень удивил этот вопрос. Это было сказано неофициально, но мне стало совершенно ясно, что я сделал какую-то глупость. С другой стороны, я ведь рассказал правду, мне вовсе не нужно было ничего выдумывать! Документ этот всё равно годен ещё совсем короткое время. В Молдавии вышел указ о замене старых паспортов советского образца на новые молдавские, и мой паспорт автоматически становился непригодным через каких-то полгода. Чем я и парировал представительнице итальянского закона. На что она лишь пожала плечами. У меня сняли отпечатки пальцев, сделали фотографию и попросили подождать в коридоре. Я вышел. Там, в коридоре, уже собралось несколько человек. Я сел на подоконник между этажами. Напротив меня стояла пара – муж и жена. Я случайно услышал, что они переговаривались на молдавском диалекте. Мужчина пригляделся ко мне. «Говоришь по-русски?» – спросил он с выразительным молдавским акцентом. «Говорю». И у нас сразу завязался разговор. Откуда, чем занимаюсь, давно ли тут и так далее. Они очень обрадовались, что я из Кишинева, как-никак земляк. Спросили, где я питаюсь. Меня удивил их вопрос:

– Как где? В закусочных, пиццериях. А вы?

Мужчина улыбнулся.

– Ты ходишь и покупаешь еду в пиццериях? А откуда деньги? Что, закончились уже? Ну, всё ясно. После того как мы тут закончим, пойдешь с нами. Покажем тебе, где надо питаться!

Меня вызвали обратно, выдали новый документ под названием Permesso di Soggiorno, что переводится как разрешение на пребывание, и отпустили. На мой вопрос, а где же я сейчас буду жить, сказали: там, где до сих пор. Меня это повергло в шок. Получается, если мне бы не было сейчас куда идти, я бы ночевал на улице? На уточняющий вопрос мне объяснили, что мне полагается 1 миллион итальянских лир, которые я получу через месяц в случае, если буду где-то постоянно проживать. Я не совсем понял, что именно имелось в виду, и тут же вспомнил скептическую реакцию хозяина гостиницы, когда я утверждал, что меня обеспечат жильем и пособием. В этот момент в помещение ворвался молодой темнокожий мужчина, довольно упитанный, весь запыхавшийся. На лице следы от соли, наверное, морской.

– Я только вот приплыл в Италию на лодке! Я прошу политического убежища. У меня нет никаких документов, – пытался убедить всех присутствующих на английском языке этот молодой человек.

У меня он не вызывал доверия. Но у той самой женщины, которая намекнула мне о наличии паспорта, я не заметил ни тени сомнения. «Да он уже как минимум тут полгода проживает! Да неужели не видно, что это всё наиграно? Вот как нужно было, по её мнению, убедительно просить убежище?!» – возмущался я про себя. Понимая, что это, в конце концов, не мое дело, попрощался со всеми и вышел.

Потом ещё немного подождал молдавскую парочку, и мы направились на обед. Я никак не мог понять, что это будет за еда. И уже немного опасался, не ведут ли они меня куда-то, где я лишусь последних ста долларов, оставшихся с одной тысячи после моего почти месячного пребывания в Италии.

The Backside of The Moon[20 - Обратная сторона Луны.]

Мы приехали обратно в центр и вышли поблизости от Колизея. Потом, пройдя по расположенному рядом со знаменитой достопримечательностью парку, что находится на одном из семи холмов Рима и носит длинное название Parco Del Colle Oppio, вышли к месту, которое мне собирались показать. Я многое мог себе представить, но такого – никогда. За парком в ничем с виду не примечательном здании располагалась благотворительная столовая, где каждый день раздавали обеды. У меня попросили документ, и я вытащил свой свеженапечатанный «пермессо». Мне сообщили, что первый раз они пускают и так, но в следующий раз я должен принести с собой специальный пропуск. Мои данные, конечно же, проверили и убедились, что такой персоны у них в записном журнале нет. После этого занесли туда мои сведения. Пропуск выдавали по другому адресу, куда мне следовало явиться как можно быстрее, если я не хотел пропустить свой следующий обед. Меня одолевало скептическое настроение. Что это может быть за обед? И кто будет обедать рядом со мной? Я представлял себе тьму бездомных, неприятно пахнущих бродяг. А что насчет посуды? Как ее моют, и кто с нее ест? Но, вошедши внутрь, приятно удивился. Основной массой питающихся были мигранты, причем подавляющее большинство – выходцы из Румынии. Гораздо меньшая, но следующая по численности группа – выходцы из Польши, и совсем малая – из бывшего СССР. Совсем немного из Африки, в основном из Северной. Бездомных бродяг, по крайней мере в этот первый раз, я не увидел вообще.

Весь процесс выглядел следующим образом. Надо подойти к стойке, за которой молодые итальянки и итальянцы, по всей видимости, волонтеры, улыбаясь, накладывали в одноразовую посуду первое, что всегда было так называемой пастой – спагетти, ригатони, фузилли, пенне или лапша с соусом. Потом со своей порцией ты проходил вглубь столовой и выбирал свободные места. Мы сели за свободный столик втроем.

– Ну как, тебе нравится? – поинтересовались мои новые знакомые.

– Вкусно! Всё очень хорошо! Это же надо, сколько денег я мог сэкономить, если бы знал, что что-то подобное существует! – полушутя-полусерьезно ответил я.

Я всё съел с большим аппетитом и понял, что наелся. Но оказалось, что это ещё не всё! Мы съели только первое! На второе была картошка с мясом. После этого ещё и третье – десерт! В этот раз это были фрукты – банан и апельсин. Надо же такое! Я уже почти месяц находился в Италии, но еще ни разу не ел так обильно и разнообразно за один раз. И тем более с тремя переменами блюд. После обеда мы вышли на улицу, сытые и довольные. Когда мои коллеги-путешественники спросили меня ещё, где ночую, и узнали, что в отеле, то ахнули:

– Ты что! Если ты будешь жить в отеле, тебе не дадут пособие!

Они имели в виду то одноразовое пособие в сумме одного миллиона лир, но потом продолжили:

– Хотя, если честно, мало кто его получает. Они всегда находят отговорку. Но если хочешь иметь хоть мало-мальский шанс получить эти деньги, тебе надо идти в ночлежку. Очень хорошее место, но там можно остаться только на один месяц, не больше. А по истечении этого срока ты, возможно, успеешь получить пособие.

– И что это за ночлежка? – с неприкрытым ужасом недоумевал я.

– Нормальное место, недалеко от Термини. Вечером впускают, утром выпускают. Чистая постель, душ, ужин, завтрак. Что еще надо?

– И как мне туда попасть?

И тогда они объяснили мне, что так просто туда не попадешь. Сначала нужно пойти в женский монастырь, расположенный сравнительно недалеко от того места, где мы находились. Сказать им, что негде ночевать и что уже три дня ночую в парке. Они тогда стандартно ответят, что мест сегодня нет и что нужно попробовать свою удачу завтра. Если повезет и они мне поверят, на третий день дадут записку. С ней я должен пойти вечером в ту ночлежку. Передать эту записку дежурному дедуле, и тогда меня примут. Мои посланные небом информанты уже прошли весь этот путь, или, по крайней мере, знали всё это от непосредственных участников. Сами они на тот момент жили в самострое в отдаленном районе города с ещё целой плеядой мигрантов, основная масса которых – румыны. Но среди их соседей также были братья-грузины, назвавшиеся чеченцами и получившие статус политических беженцев. А также итальянец-трансвестит, который после того, как сделал себе операцию и прилепил женскую грудь, был с позором изгнан из дома собственными родителями. Ну и, понятное дело, были там и несколько человек из Молдавии.

«Поехали к нам, всё тебе покажем!» Я согласился, всё равно заняться особо было нечем, за пропуском в бесплатную столовую решил поехать завтра с утра. По дороге зашел в женский монастырь, чтобы выпросить место в ночлежке. Мне открыла молодая монашка. Я объяснил ей, что жил до сих пор в молодежном отеле, но у меня кончились деньги и что начал питаться в столовой для малоимущих, а ночевать негде. Монашка мне посочувствовала, но сказала, что сегодня мест нет. Я начал было протестовать: «Как же так?!» Но она была неумолимой. Конечно, я знал, что так и будет, меня же предупредили. Просто хотел сделать вид, что ни о чем не знаю и срочно нуждаюсь в помощи. У меня в запасе было всего два-три дня, после которых я на самом деле окажусь на улице. В запасе была еще одна полагающаяся мне бесплатная ночь в хостеле за моё долгое непрерывное пребывание.

После женского монастыря я съездил в гости к своим новым знакомым и, честно говоря, был ошеломлен увиденным. Самострой образовался на месте заброшенной стройки недалеко от автомобильного моста, служащего развязкой. Построен был лишь каркас длиной метров 20–30 и высотой в три этажа, но потом по неизвестным причинам стройку остановили. Люди достроили себе практически весь первый этаж и частично второй – кто во что горазд. Кто-то раздобыл строительный камень или кирпич, кто-то просто установил доски. Прямо как в сказке про трёх поросят. У каждого была комната или даже две – кто как смог обустроиться. Что касается удобств, то их, конечно же, не было. В поле – на расстоянии двухминутного пешего хода – было сооружено что-то наподобие сельского туалета. Я не стал уточнять все детали и был рад, что за то короткое время, что я там пробыл, он мне не понадобился.