Сублимация любви

Сублимация любви
Роман Мамин

Семнадцать архитектурных стилей – семнадцать историй о любви. Мы строим великолепные здания, совершаем безрассудные поступки, пишем картины, сочиняем музыку, когда любим. Во имя любви, вопреки любви, за любовь, вместо любви, но всё же… только благодаря ей мы движемся по эволюционным виткам истории и творим уникальные произведения искусства.

Роман Мамин

Сублимация любви

Зигмунд Фрейд писал: «Сублимация – это защитный механизм психики, а именно особый способ снятия внутреннего напряжения с помощью перенаправления энергии на достижение социально приемлемых целей, то есть на творчество».

Оказывается, мы сублимируем свою сексуальную энергию в творчество!

Не знаю, кто как, а я вот точно сублимирую. В моей голове спонтанно возникают сюжеты, идеи, герои, и вроде это так, разгул фантазии, и нет никакой связи, и как бы сказал Зигмунд Фрейд, всё это от бессознательного. Но если бы не этот теоретик бессознательного, я бы не увидел за своими рассказами явно вырисовывающейся структурной связи и не узнал, что все они как раз и есть эта самая пресловутая сублимация!

Вечерами от скуки ли, от особого состояния души и от желания до зуда в пальцах творить, я открываю комп и пишу, вернее сказать, «стучу по клаве». Стучу долго, очень долго, пока нисходит на меня этот удивительный поток, пока связь с каким-то неведомым для меня миром открыта, и я словно впадаю в транс, а надо мной выход в открытый космос и чудесный свет пронизывает мою «черепушку», наполняя её необъяснимым и бессознательным.

А через полчаса уже и не вспомню, о чём там стучал, о чём писал, но текст уже есть, и, перечитывая его на следующий день, я искренне удивляюсь тому, что написал!

Я архитектор и создаю проект типовых домов, загородных вилл с «заморочками» и без каких-либо претензий, и всё как обычно – я архитектор, правда, где-то в глубине моей души живёт совсем другой человек, которому нравится писать исторические новеллы с неким эротическим флёром.

Когда меня просят спроектировать дом в определенном стиле – готическом, романском, классическом, модерн, в стиле ампир или ещё каком-то, то я начинаю изучать эти стили. Вы скажете, что в институте это всё уже изучалось, да, это так, но как-то это было второпях, вскользь – только для того, чтобы сдать зачёт. Когда же нужно создать для клиента «нечто» в определённом стиле, то приходится вживаться в эпоху и в исторические коллизии появления той или иной архитектурной моды. И я так увлекаюсь этим, что фактически живу в том времени, независимо от того, сколько лет, веков, тысячелетий это было назад – полное погружение в историческую эпоху. А затем за компом уже сидит именно тот человек, из того времени, из прошлого – и что-то строчит, пишет, создает, одним словом, «сублимирует».

Египетский стиль

Стилей и направлений в зодчестве много, но я остановлюсь только на тех, что оказали на развитие архитектуры весомое влияние.

И первым архитектурным стилем условно принято считать египетский, потому как именно в Древнем Египте впервые в истории человечества возникла некая совокупность эстетики строительства со стройностью архитектурных канонов и общей гармонией архитектурного ансамбля.

Сказка о фараоне Снофру

Однажды фараон Снофру загрустил. Всё стало не мило, всё опротивело: и яства, и жена – надо сказать, красавица, каких свет не видел, и танцовщицы, что нагишом разгуливали по дворцу, всё надоело! Ничто не радовало фараона!

И призвал он к себе мудрецов, и спросил:

– Вы, мудрейшие из мудрейших, скажите, что мне сделать, чтобы развеять мою тоску? (Скука в те времена была делом хлопотным и разъедающим душу.)

Мудрецы молчали, они боялись сказать глупость и поэтому лишь почёсывали свои лысые головы, смиренно потупив взоры, ожидая, пока кто-то скажет за них и, естественно, поплатится за это головой.

В гнетущей тишине старый чати (а проще – визирь), глубоко вздохнув, выступил вперёд и молвил, закатывая глаза:

– О фараон, да будет он жив, цел и здоров! Да возрадуется его дух, – затянул он, подвывая…

Фараон озлился, гневно сдвинув брови, и, ударив золотым посохом об пол, прервал его:

– Хватит выть! Говори!

– Я бы сказал, – начал было чати, но вдруг, хитро подмигнув фараону, добавил: – Да боюсь, жена твоя первая в доме твоём будет недовольна мною…

– А мы… а мы её… крокодилам скормим, если будет недовольна! – сказал Снофру, так же хитро подмигивая «мудрецу». (Вот такой жестокий фараон!)

И чати произнёс:

– О властитель моей души, возьми двадцать самых красивых наложниц и отправляйся с ними на озеро, пусть они накинут на себя рыболовные сети и встанут на место гребцов. Их тела порадуют тебя красотой, и тогда твоё сердце возрадуется, и скука отступит.

Фараону не очень-то понравилась мысль мудреца: «Чего же я не видел у голых танцовщиц и наложниц? Вон сколько их разгуливает по дворцу, и все нагишом, и ничем меня не радуют, только побрякивают своими позолоченными поясками». Но такая фараона охватывала скука, что он согласился.

И вот берег озера, по серебристой глади которого живописно разрослись и благоухают голубые лотосы. А надо сказать, что запах голубых лотосов действует на мужчин лучше даже семян салата латука (наша виагра). Барка медленно скользит по безмятежной воде. В барке фараон, двадцать прелестниц, да лысый чати.

Девы одеты лишь в рыбацкие сети, сквозь которые нежные и аппетитные части их тел так и рвутся наружу! Девы, встав на одно колено, гребут усердно и при каждом взмахе вёсел и опускании их в воду одаривают фараона неописуемым зрелищем своих самых потаённых мест.

И фараон зачарован… и чувствует то, что должен чувствовать каждый мужчина, глядя на весь этот прекрасный «затерянный мир». Все это неожиданно сладостно и интересно ему. Снофру даже немного развеселился, он уже собрался благодарить богов и мудреца за забаву, как вдруг одна из наложниц, что находилась на самой корме барки, привлекла его внимание.

Вела она себя как-то странно. То поправляла на себе золотой поясок, то пыталась засунуть обратно за рыболовную сеть дерзко торчащую из-под неё грудь, то дотрагивалась до ободка из бисера на голове, и как-то не очень активно гребла и не попадала в такт общему мощному рывку дев-гребцов.

Надо отметить, что красавицей она не была, но в её облике и в хаотичных движениях было нечто, что заставило улыбнуться фараона Снофру. Может, очарование и непосредственность молодости, да необычно зелёные глаза, да волосы цвета льна – она явно не была дочерью чёрных земель Кеми (Египта). Фараон не мог оторвать от белокожей девы заворожённого взгляда.

Снофру подозвал чати и указал на ту, что в очередной раз поправляла на себе поясок. (Чати скабрезно улыбался, а в глазах его резвилась похоть.)

Фараон спросил его:

– Почему её волосы так светлы, глаза зеленее сурьмы, а кожа белее молока ослицы?

– Эта? – чати равнодушно глянул в сторону девы с волосами цвета льна. – Она из далёкой страны, там, говорят, падает белая пыль с небес, вот поэтому, наверное, она такая бледная. Фи! Пусть лучше фараон, да будет он жив, цел и здоров, обратит своё драгоценное внимание вон на тех двух, что гребут так, что их розовые устрицы так и манят, так и манят… ох, – и он облизнулся, прикрыв свитком папируса то, что не могла уже скрыть его одежда.

Но Снофру не услышал его – он уже ничего не слышал. Он наблюдал за белянкой, за её сосками необычно розового цвета и за тем, как это создание, словно сотканное из лунного света, двигалось. Она гнулась вместе с веслом и поворачивалась к фараону: то попкой, то наоборот, выгнувшись и прогнувшись немыслимым образом, разворачивалась хорошеньким личиком, застенчиво улыбалась, опускала глаза и вновь разворачивалась к нему попкой. Фараон приходил в восторг и млел, млел… и восхищался ею…

Вдруг беляночка веслом зацепила золотой поясок на своей тонкой талии, дёрнув, сорвала его и уронила в воду. И темная вода поглотила поясок в тот же миг! Что тут началось! Красавица чуть не бросилась за ним в воду! Вся перегнулась через бортик, раскрываясь и представляя и без того довольному глазу фараона все свои прелести. Фараон пришёл в неописуемо блаженное настроение. Он готов был, не думая, устремиться к ней и совершить то, что желало и требовало его тело, тело настоящего мужчины. Но беляночка вся целиком ушла в поиски пояска, ничуть не обращая внимания на Властелина Двух Корон! А он не сводил с нее вожделенного, требовательного взгляда.

– Приди ко мне! – приказал он. Она не обратила на него внимания (не услышала).

И подобная вольность его просто обескуражила!

– Оставь его! Я дам тебе другой и сотни лучших! – раздражённо произнёс фараон, стукая о палубу золотым посохом. – Приди ко мне сейчас же!

– Нет! Мне нужен мой поясок, а не лучший! – проговорила беляночка, обиженно поджимая губку. Слёзки брызнули из зелёных глазок, она кокетливо смахнула ладошками слезинки. – И пока у меня не будет моего пояска, я буду плакать! И не приду к тебе!..

У Фараона от возмущения перехватило дыхание, и, раздосадованный подобным ответом, он приказал немедленно (!) осушить озеро и достать поясок, что так дорог прелестнице.

Мораль сей сказки такова: «Из множества женщин дорога лишь та, что не ценит твои порывы и равнодушна к тебе. А ради любимой можно и озеро осушить!»

P. S. Через девять месяцев в Доме фараона Снофру родился мальчик, имя ему дали Хуфу (позже греки назовут его Хеопс). Хеопса можно по праву назвать одним из самых первых и величайших строителей: он так увлекался монументальным строительством, так стремился создать идеальную и самую большую пирамиду, что в итоге ему это удалось! Пирамида Хеопса вот уже несколько тысяч лет возвышается на плато Гиза, пугает своей мощью и поражает строгой красотой!

* * *

Надо добавить, что в строительстве фараоны проявляли недюжинные способности – сооружали пирамиды (не сами, конечно), создавали гранитные стелы и обелиски, строили или вырезали в скалах храмы.

Возведя пирамиду, фараон – сын Гора – уходил в царство Осириса со спокойным сердцем, уверенный в том, что его нетленный дух теперь-то уж точно устремится к сияющим звёздам и будет жить там вечно. А те фараоны, что вырезали гранитные стелы и возводили храмы, демонстрировали тем мастерство своих зодчих и, конечно же, своё величие. Так Хатшепсут – женщина-фараон – прославилась тем, что создала скальный храм в Дейр-эль-Бахри. И этот храм настоящий бриллиант в истории архитектуры Египта!

А фараон Аменхотеп III – дедушка Тутанхамона – увлекался не только крупным строительством, возведением храмов, но любил и малую архитектурную форму, то есть скульптуру. Он всюду, где только мог, ставил колоссов и сфинксов со своим лицом. Такой вот своеобразный рекламный трюк: «Ты не знаешь своего властителя? Так вот же он! Смотри! Запомни! Произнеси его имя – и он будет жить вечно!»