Эхо прошлого

Рассказ 1. Покойник пришел за квартирой

Виктория всегда говорила, что покойников нужно хоронить дважды – сначала физически, а потом уже в душе. Но даже десять лет не стерли из памяти тот день, когда пришла бумага: «Обнаружен неопознанный труп мужчины, похожего на вашего мужа, Дмитрия». Потом анализ ДНК, формальности, пособие по потере кормильца – вот и все, закончила она ту страшную главу, где была молодая, влюбленная дура с кредитами и маленьким Егоркой на руках.

На похороны она не поехала. Что там хоронить – пустоту? Она уже похоронила его в тот момент, когда поняла, что Дима не просто загулял – он сбежал. Он исчез, оставив за собой только шлейф дешевого одеколона и пачку неоплаченных счетов. И ладно бы только своих! Банковские бумаги сыпались, как осенние листья, и все на ее имя, потому что Дима, этот гений подлости, успел оформить на нее поручительство по какому-то своему мутному бизнесу.

– Ну, что ты, Викуся! – он тогда все смеялся ей в лицо, щуря свои голубые, как лед, глаза. – Да мы ж семья! Это просто бумажка, формальность.

А потом оказалось, что это не бумажка, а петля.

Десять лет. Десять лет она выкарабкивалась из этой ямы. Продала его старенькую машину, переехала из центра на окраину, пахала на трех работах – няня, уборщица, повар в кафе. Андрей появился в ее жизни четыре года назад – тихий, надежный, как скала. Он не задавал вопросов, просто взял их обоих – Вику и уже подросшего Егора – и аккуратно поставил на твердую землю. Недавно они наконец-то купили эту двушку в ипотеку. Светлая кухня, обои, которые выбрал сам Егор. Их тихий, выстраданный рай.

И вот этот рай пошатнулся.

Она стояла у плиты, готовила борщ – Андрей обещал прийти пораньше, чтобы помочь Егору с моделью корабля, – когда раздался звонок в дверь. Звонок был такой настойчивый, резкий, будто требовательный.

– Кого там принесло? – пробормотала Вика, вытирая руки о фартук.

Открыла дверь. На площадке стоял мужчина. Высокий, худой, с пробивающейся сединой в висках. Но глаза! Эти голубые, ледяные, наглые глаза она узнала бы из тысячи. Даже не глаза – взгляд. Взгляд человека, который уверен, что ему все должны.

Сердце провалилось куда-то в желудок, и Вика не могла дышать.

– Здравствуй, Вика, – растянул он слова, и она почувствовала запах дешевого одеколона, смешанного с чем-то прокуренным и казенным. – Не ждала?

Не ждала. Это было слишком мягкое слово. Она ждала ядерной войны, нашествия саранчи, но не его. Не Дмитрия, своего «покойного» мужа.

– Что ты… Ты как здесь? – голос был чужой, сиплый.

Он сделал шаг вперед, и Вика инстинктивно прикрыла собой дверь.

– Ну, не ломай комедию, Вика. Ты же знала, что я не умер, – он улыбнулся мерзкой, самодовольной улыбкой, которая раньше ее так завораживала. – Ты, конечно, постаралась, получила все справки, пособия, молодец. Красиво все сделала.

– Я думала, ты утонул! – вырвалось у нее, как крик. – Десять лет! Где ты был?

Дмитрий пожал плечами, как будто речь шла о покупке хлеба, а не о десяти годах ада, который он ей устроил.

– Обстоятельства. Пришлось залечь на дно. Мои кредиторы… они очень злые, Вика. Ты бы не захотела с ними знакомиться. Но я же вернулся, да? Я тут.

– Уходи, – прошипела Вика. – Тебе здесь не рады. У меня своя жизнь!

Он окинул взглядом прихожую, дешевую плитку на полу, вешалку с Егоркиным рюкзаком.

– Да вижу я твою «свою жизнь». Неплохо устроилась. Квартирка, я погляжу, не мамино наследство. Новый папик нашелся, да?

В этот момент за спиной послышался топот – Егор вышел из комнаты, услышав, что мама так долго стоит у двери.

– Мам, кто там? Ты чего?

Вика напряглась, как струна. Она никогда не рассказывала Егору всей правды. Отец для него был образом из старых, выцветших фотографий, который «утонул, спасая человека». Легенда, которую она придумала, чтобы защитить сына от правды о непутевом папаше.

– Егор, иди в комнату! Сейчас папа Андрей придет! – сказала она резко.

Дмитрий сделал еще один шаг к ней и посмотрел на мальчика.

– Ого. Как вырос. Привет, сын.

Егор моргнул, его детские глаза, точные копии маминых, уставились на незнакомца с недоумением.

– Вы кто? – спросил мальчик.

– Твой папа, – без зазрения совести ответил Дмитрий.

Вику затрясло от ярости. Она закрыла дверь прямо перед его носом, не дав ему больше сказать ни слова.

– Он не твой папа, Егор. Это… это ошибка. Иди в комнату, быстро! – она чуть не кричала.

Сын послушно отступил, но в его глазах читалось смятение.

Через несколько минут раздался стук. Стук был уже не требовательным – он был деловым. Вика открыла и увидела, что Дмитрий стоит с небольшой папкой в руках.

– Думаешь, я так просто уйду? – усмехнулся он. – Я пришел не поздороваться, Вика. Я пришел за своим.

Он распахнул папку. В ней лежали пожелтевшие банковские бумаги, которые Вика не видела десять лет. Те самые поручительства.

– Мой кредитор… точнее, уже наш кредитор. Он нашел меня. Он думает, что я жив, а значит, и долг не списан. А по бумагам, Вика, ты – мой поручитель. Мы несем солидарную ответственность, – он ткнул пальцем в нужный абзац. – А знаешь, что хуже? Этот «друг» уверен, что та история с «утоплением» была инсценировкой, чтобы скрыть активы. Твою квартиру. Нашу квартиру, купленную с «новым папиком», – он взял паузу.

– Что ты хочешь? – спросила Вика, чувствуя, что земля уходит из-под ног.

– Мне нужно залечь на дно снова, Вика. И мне нужны деньги. Если ты продашь эту квартиру, я смогу расплатиться с ним и навсегда исчезнуть. Даю слово.

– Ты с ума сошел! Я не буду продавать квартиру! – голос сорвался.

– Будешь. Или… – он склонился к ней. – Или твой новый муж и ты пойдете как соучастники мошенничества и сокрытия активов. А самое главное – твой сын узнает, что его отец – не утонувший герой, а живой преступник, который сбежал от семьи. Выбирай, Вика.

Он отдал папку ей в руки и отошел.

– Жду ответа до завтра, моя дорогая. Время деньги.

Вика закрыла дверь. Закрыла и сползла по ней на пол, обхватив голову руками. Папка с долгами, папка с ее прошлым, лежала рядом. Тяжелая драма началась.

***

Вика просидела на полу у двери до прихода Андрея. Она не плакала – слезы давно закончились, осталась только холодная, леденящая ярость. Она ждала его, чтобы начать самое тяжелое объяснение в своей жизни. Она чувствовала себя грязной, будто Дима, сам факт его существования, измазал все то светлое, что они с Андреем построили.

Андрей пришел, улыбающийся, с новой моделью парусника для Егора. Увидел Вику, сидящую на полу, и улыбка моментально сползла с лица.

– Вика? Ты чего? Что случилось?

Она поднялась, стараясь выглядеть твердо. В руках она сжимала папку с кредитными договорами.

– Нам нужно поговорить, Андрей. Сядь, пожалуйста. Это… очень серьезно.

Она рассказала все. О том, что Дима не умер, что инсценировал смерть ради списания долгов, и о том, что она, дура, была его поручителем, сама того не зная. Рассказала о шантаже, о кредиторе, который, видимо, все еще ищет Диму, и о требовании продать квартиру.

Вика ждала обвинений, ждала, что он встанет и скажет: «Я ухожу. Мне не нужны твои проблемы». Но Андрей просто сидел, смотрел на нее, и его взгляд был не осуждающим, а сочувствующим.

– Он вернулся, чтобы нас обобрать, – тихо сказал Андрей. – Ты не виновата, Вика. Ты жертва. Ты не знала про инсценировку.

– Но он угрожает сдать нас обоих, Андрей! – она хлопнула ладонью по папке. – И Егор… он назвал себя папой! Что мне теперь делать?

Андрей взял ее руки в свои, его ладони были теплыми и надежными.

– Во-первых, ты перестаешь паниковать. Во-вторых, мы эту квартиру не продадим. Спрятаться от проблем, продав то, что мы строили годами? Нет. В-третьих, если он сунется сюда еще раз, я лично ему объясню, что такое незаконное проникновение.

Андрей был спокоен, и эта его невозмутимость впервые за день дала Вике глоток воздуха. Они договорились, что будут действовать законно. Андрей подключил своего знакомого юриста – пусть тот изучит старые дела, договоры, справки о «смерти».

Но Дмитрий был не дурак. Он знал, что время работает против него.

Уже на следующий день он нанес удар. Удар был низким, подлым и целился прямо в самое больное.

Вика сидела в кафе, где работала, когда ей позвонила классная руководительница Егора. Голос женщины был напряженным.

– Виктория, вы должны немедленно приехать. Здесь была проверка из Органов опеки.

У Вики похолодело внутри. Она отпросилась, дрожащими руками надела пальто и помчалась в школу.

На вахте ее ждала инспектор – женщина в строгом костюме и с непроницаемым лицом.

– Виктория Михайловна, к нам поступило заявление. О том, что вы скрывали факт, что отец вашего ребенка жив. Что вы получали пособия по потере кормильца мошенническим путем. И самое главное – что вы живете с посторонним мужчиной, чье влияние на ребенка не установлено.

– Это клевета! – воскликнула Вика, задыхаясь. – Мой муж… мой бывший муж! Он инсценировал смерть! А Андрей – мой гражданский муж, мы вместе воспитываем Егора!

Инспектор смотрела холодно:

– Мы не можем это проверить сию минуту. Но факт обращения живого отца налицо. Он предоставил копию свидетельства о рождении Егора и заявил, что вы препятствуете его общению с сыном, а также что он, как законный родитель, опасается за благополучие ребенка, поскольку вы ведете асоциальный образ жизни.

Вика чувствовала, как ее шатает. Асоциальный образ жизни? Она пашет с утра до ночи, чтобы сын ни в чем не нуждался!

– Это Дмитрий… он делает это, чтобы отомстить! Чтобы заставить меня продать квартиру!

– Это вы будете объяснять в суде, Виктория Михайловна. Пока же мы обязаны провести проверку жилищных условий и вашего образа жизни. И решить вопрос о возможности общения Егора с биологическим отцом. Мы придем к вам завтра, – заявила инспектор, отмеряя каждый слог.

Это была катастрофа. Дмитрий не стал ждать ни юристов, ни разговоров. Он сразу перешел к войне.

Вечером Андрей сидел, обхватив голову руками. Даже его невозмутимость дрогнула.

– Это подло. Просто чудовищно подло. Юрист говорит, что если Дима сейчас докажет, что он не был мертв, и надавит на то, что Егор не знает своего «настоящего» отца, нас ждут большие проблемы. У него есть права, Вика! Закон на стороне биологического отца!

– Но он бросил его! На десять лет! – Вика была готова выть.

– Закон не смотрит на мораль, Вика. Он смотрит на бумаги. А по бумагам он – отец. А ты – женщина, которая, возможно, совершила мошенничество с пособиями и скрыла важный факт от органов опеки.

И тут Дмитрий снова появился. Не в квартире, нет. Он подкараулил Вику у подъезда, когда она шла с работы. Он стоял, прислонившись к стене, и курил.

– Ну что, Викуся? Поняла, что со мной лучше договариваться?

– Ты тварь! Тронуть Егора! Как ты посмел?!

Он рассмеялся – хрипло, цинично.

– Я? Я просто борюсь за свое право. И за деньги, конечно. Ты можешь это остановить прямо сейчас. Квартира. Продаем, я отдаю часть долга, исчезаю, а ты говоришь опеке, что это было недоразумение и я осознал свою ошибку и снова «исчез».

– Я никогда не отдам тебе эту квартиру!

– Тогда готовься к судам. И к тому, что твой сын будет жить со мной. Или в детском доме, если опека решит, что ты несостоятельная мать. Выбирай, Вика. Тяжелая драма, да?

Вика смотрела на него. В его глазах не было ни грамма сожаления, только алчность и холодный расчет. Он был готов раздавить ее, Андрея, и даже собственного сына, лишь бы получить свое. Это была война. И ей нужно было найти оружие посильнее, чем просто правда.

– Я тебя похороню. По-настоящему. И ты об этом сильно пожалеешь, – прошипела Вика, отвернулась и пошла к подъезду.

Она знала, что у нее есть сутки, максимум двое, чтобы найти способ остановить Дмитрия до прихода опеки.

***

Вика сидела в душном офисе юриста, и в голове стучало только одно: как остановить Диму, пока опека не разрушила их жизнь. Юрист, пожилой мужчина с усталым взглядом, разложил бумаги.

– Виктория, поймите, закон считает его живым, если нет нового свидетельства о смерти. Или если он не привлечен к ответственности за махинации с первым свидетельством. А он шантажирует вас именно этим – что вы были его сообщницей в сокрытии активов.

– Но Андрей не причем! – выдохнула она.

– Андрей, как ваш сожитель, тоже под ударом. Если вы не можете доказать, что вы не знали об инсценировке, суд может решить, что вы – неблагонадежная семья, – он покачал головой. – Нам нужно доказать не его мошенничество с кредитами, а его махинации с собственным телом. Точнее, с телом, которое он использовал для ДНК-анализа десять лет назад.

Вика вспомнила тот страшный день: труп, похожий на Диму, анализ, который почему-то подтвердил родство.

– Он точно с кем-то договорился. Наверняка с патологоанатомом или врачом, который проводил забор материала!

Андрей, который сидел рядом, вдруг резко выпрямился. Его взгляд стал жестким, как сталь.

– Значит, мы его найдем.

После двух дней нервных поисков и звонков по старым связям Андрея, им повезло. Они нашли зацепку – медсестру из провинциального морга, которая десять лет назад уволилась «по собственному» сразу после оформления документов на «покойного» Диму. Она жила сейчас тихо, в маленьком поселке, и на контакт шла тяжело.

Вика и Андрей поехали к ней.

– Он дал мне деньги, – прошептала медсестра, полная страха, когда они сидели на ее кухне. – Не очень много, но я тогда была в отчаянном положении. Это был труп мужчины его комплекции… Дима просто пришел, показал мне свою фотографию, дал взятку и сказал, что это должна сделать я. И я подменила образцы для ДНК. Дала справку, что это его тело.

– Вы готовы это засвидетельствовать? – спросил Андрей.

Женщина затрясла головой.

– Нет! Он угрожал мне! И мне нужны деньги. Чтобы уехать. Очень много.

Сумма, которую она назвала, была космической. Она была равна примерно половине стоимости их общей квартиры.

Вика закрыла лицо руками.

– Это невозможно. У нас нет таких денег.

Андрей молча встал, прошелся по крошечной кухне и вернулся. Он посмотрел Вике прямо в глаза, и в его взгляде была такая решимость, что Вика поняла, он что-то задумал.

– У меня есть решение. Мы дадим ей эти деньги.

– Как?! – воскликнула Вика. – Мы же только-только купили эту квартиру! Нам нечем платить ипотеку!

– Мы ее не продадим, Вика. Я продам кое-что свое. Свое наследство от отца. Мой дом на окраине города. Я получил его до нашей встречи. Он стоит столько, сколько нам нужно.

Вика онемела. Продать единственное, что было у него до нее, что давало ему полную финансовую независимость, ради ее спасения от призрака прошлого?

– Андрей, нет! Я не позволю! Это твое!

– Это наше, Вика. И Егор – наш сын. Если я не куплю тебе свободу от этого демона, ты потеряешь сына. А без тебя и Егора мне не нужен ни дом, ни квартира, ни это жалкое спокойствие. Продадим мою долю, получим показания. А потом я выкуплю свою долю обратно. Когда-нибудь. А пока – мы живем в нашей двушке. И ты свободна.

Это была жертва, которую Вика никогда бы не попросила, но которую Андрей совершил сам, без колебаний. Он продал свой дом в рекордные сроки. Медсестра получила деньги и дала полные показания о подмене ДНК-анализа, который десять лет назад «установил» смерть Дмитрия.

С этими документами Вика и Андрей пошли в полицию.

На следующий день, когда Дима пришел к подъезду ждать Вику, его встретили люди в форме.

– Дмитрий Анатольевич? Вы арестованы по подозрению в мошенничестве и фальсификации документов. А также за шантаж.

Дима не мог поверить. Он кричал, брызгая слюной, что это все Вика, что она его подставила, но полицейские были непреклонны. Они получили информацию, что тело, которое было похоронено, было чужим и имело признаки насильственной смерти, и теперь дело принимало совсем другой оборот.

Вика наблюдала за этим из окна. Она стояла рядом с Андреем, прижавшись к нему. Егор держал их за руки.

Спустя несколько месяцев Диму судили. Благодаря показаниям медсестры и новым деталям, обнаруженным в старом «похоронном» деле, его признали виновным в махинациях с документами. Кредиторы, узнав, что он жив и сидит, снова набросились на него. Он получил реальный срок и уехал туда, откуда уже точно не вернется.

Квартира осталась. Теперь она была полностью в ипотеке, полностью на Вике, и Андрей внес свою огромную лепту, которую Вика считала своим вечным долгом. Они обеднели, но обрели кое-что гораздо более ценное.

Вечером, когда Егор спал, Вика обняла Андрея на кухне.

– Ты отдал все, что у тебя было… ради нас.

– Я отдал меньше, чем получил, – ответил он. – Ты и Егор – это моя жизнь. А дом… дом – это то, что мы построим вместе. Заново.

Вика заплакала – тихо, беззвучно, но эти слезы были уже не от страха, а от осознания того, что такое настоящая, бескорыстная любовь. Она потеряла деньги и финансовую стабильность, но зато окончательно похоронила свое прошлое. И теперь у нее был мужчина, который пошел на жертву, чтобы спасти ее. Это была тяжелая драма, но финал у нее был не про возмездие, а про настоящую семью.

Рассказ 2. Цена материнской любви

– Пей чай, сынок, остынет же… – голос Ольги дрожал так сильно, что блюдце в ее руках выстукивало мелкую, дробную чечетку.

Артем даже не взглянул на старую щербатую кружку. Он стоял посреди тесной кухоньки, и его дорогое кашемировое пальто смотрелось здесь как инопланетный корабль на свалке металлолома. Пахло сыростью, старыми книгами и дешевым стиральным порошком.

– Я тебе не сынок, Ольга Петровна, – отрезал он. Голос холодный, как лед в морге. – Для тебя я – владелец холдинга, который вчера выкупил этот участок земли вместе с твоей халупой и всеми потрохами.

Он швырнул на липкую клеенку пухлую папку. Ольга вздрогнула.

– Твои подписи на документах о передаче прав… Помнишь их? Двадцать лет назад ты так же лихо расписывалась, когда пересчитывала пачки купюр. Только тогда ты продавала меня, а теперь я покупаю твое забвение. У тебя есть два часа, чтобы собрать тряпки.

Ольга осела на табурет. Воздуха вдруг стало мало, будто кто-то невидимый сжал горло костлявой рукой.

– Артемка… ты что же это? Какие деньги? Я же… я же каждый месяц, до копейки… – она всхлипнула, пытаясь поймать его взгляд, но парень смотрел мимо, в грязное окно, за которым выла ноябрьская вьюга.

– Хватит! – он грохнул кулаком по столу. – Хватит этой дешевой игры! Ты думала, я сдохну в том приюте, куда меня сдали «добрые люди» после твоей сделки? Ты хоть знаешь, как пахнет страх в казенном коридоре в пять лет? Как это – ждать мать, которая не придет, потому что она выбрала свободу и безбедную жизнь в этой дыре?

Ольга смотрела на него и не узнавала. В ее памяти он был маленьким, с вихром на макушке и вечно ободранными коленками. А теперь перед ней стоял судья. Палач.

– Свободу? – она вдруг горько усмехнулась, и в этой усмешке было столько боли, что Артем на секунду запнулся. – Я все эти годы на двух работах… полы мыла, почту таскала в соседние села по сугробам. Каждое первое число я шла к Степанычу, к нашему «адвокату», и отдавала ему конверт. Он говорил – это тебе. На учебу. На врачей. На то, чтобы ты жил в семье, в достатке… Он показывал мне письма! Твои письма!

Артем рассмеялся. Громко, страшно.

– Письма? Я не умел писать до семи лет, потому что в интернате для «трудных» детей, куда меня спихнули, было не до прописей. Степаныч твой – это тот жирный боров, что живет в коттедже у озера? Поздравляю, Ольга Петровна. Ты двадцать лет кормила подонка, пока твой сын грыз сухари и учился ненавидеть тебя каждой клеткой тела.

Ольга медленно поднялась. Ноги не слушались. Она подошла к комоду, вытащила из-под кипы белья старую, засаленную тетрадь.

– Вот… смотри. Тут квитанции. Тут даты. Тут все, что я у себя отрывала, чтобы тебе там… – она не договорила.

Артем вырвал тетрадь и, не глядя, швырнул ее в открытую топку печи. Пламя жадно лизнуло пожелтевшие страницы.

– Мне не нужны твои оправдания! – прошипел он, склонившись к самому ее лицу. – Я приехал сюда не за правдой. Я приехал увидеть, как ты потеряешь все. Так же, как потерял я в тот день, когда ты закрыла за мной дверь машины и даже не обернулась.

Он развернулся, чтобы уйти, но в дверях столкнулся с Геннадием. Участковый стоял, тяжело дыша, его шинель была запорошена снегом.

– Ты что творишь, щегол? – хрипло спросил Гена, переводя взгляд с бледной Ольги на горящую тетрадь. – Ты хоть понимаешь, что она ради тебя сделала?

– О, еще один защитник, – Артем скривил губы. – Тоже из тех, кто кормился с моих «продажных» денег?

– Заткнись! – рявкнул Геннадий. – Она не продавала тебя. Твой отец… тот зверь, от которого она бежала… он нашел вас. Он сказал: или ты отдаешь пацана мне, или я зашибу вас обоих прямо здесь. Она отдала тебя, чтобы ты жил! Она думала, он заберет тебя в город, даст будущее. А он… он просто выбросил тебя на трассе через два километра, чтобы ей отомстить. И наврал ей, что ты под присмотром, требуя деньги за твое «молчание» и «безопасность». Она двадцать лет платила за то, чтобы ты просто дышал, пусть и не с ней!

В комнате повисла такая тишина, что было слышно, как трещат дрова в печи. Артем замер. Его рука, сжимавшая ручку двери, побелела.

– Ложь… – выдохнул он. – Мой отец умер. Мне сказали, он погиб в аварии…

– Это тебе сказали, – Геннадий подошел вплотную. – А он все это время жил в соседнем районе. И Степаныч – его лучший дружок. Хочешь знать, на что пошли мамины деньги? На тот самый коттедж, мимо которого ты проезжал.

Артем медленно повернулся к матери. Ольга стояла у печки, обхватив себя руками, и смотрела на огонь, в котором догорала последняя надежда на примирение. Она не плакала. У нее просто больше не было слез.

– Мама? – тихо, почти по-детски позвал он.

Но Ольга не ответила. Она смотрела сквозь него, туда, где двадцать лет назад маленькая ручка махала ей из окна черного автомобиля.

– Уходи, Артемка, – прошептала она. – Уходи. Ты ведь уже все купил. И землю, и дом… И меня ты уже давно похоронил.

***

Артем сидел за рулем своей машины, вцепившись пальцами в ледяной руль. В ушах до сих пор звенел голос Геннадия: «Она двадцать лет платила за то, чтобы ты просто дышал…» Каждая секунда его жизни, каждый съеденный в интернате кусок черствого хлеба, каждая его победа в бизнесе – все это было оплачено согнутой спиной матери, которую он только что растоптал.

Он рванул дверь, хотел вернуться, упасть на колени, выть… Но в этот момент мимо него, обдав снежной пылью, пронеслась старая «Нива» Геннадия. Участковый выглядел испуганным.

Артем кинулся в дом. Пусто.

Дверь в подпол была откинута. На полу валялся пустой чехол от старого охотничьего ружья, которое осталось еще от деда. Ольги не было. На столе лежала записка, написанная корявым почерком на обороте квитанции: «Прости, сынок. Я свою долю ада уже прошла, теперь их очередь».

– Идиотка… мама, что же ты делаешь! – закричал Артем в пустоту.

Он прыгнул в свой внедорожник и ударил по газам. Дорога к озеру, где стояли хоромы Степаныча, петляла через черный лес. Свет фар выхватывал из тьмы голые сучья, похожие на костлявые пальцы.

Где-то впереди грохнуло. Один раз. Тяжело. Глухо.

Артем вылетел к воротам огромного кирпичного особняка. Возле калитки уже стояла «Нива» с распахнутой дверью. Геннадий бежал к крыльцу, на ходу вытаскивая пистолет.

– Оля, стой! Не бери грех на душу! – кричал он.

Артем выскочил из машины и замер. На заснеженном дворе, под светом ярких прожекторов, стояла Ольга. Она выглядела странно – спокойная, почти величественная в своем старом ватнике, с двустволкой в руках. А перед ней, прижавшись спиной к резной двери, сползал на пол Степаныч. Из его плеча сочилась кровь, окрашивая дорогой кафель в малиновый цвет.

– Оля, милая, я же все верну! – скулил Степаныч, закрываясь жирными руками. – Это все он! Это твой Витька придумал! Он сказал, ты все равно не узнаешь, а пацану в детдоме лучше будет, чем с тобой, нищенкой!

– Где он? – голос Ольги был тихим, но от него по коже Артема пробежал мороз.

– Кто? – икнул Степаныч.

– Отец Артема. Где Виктор? – она сделала шаг вперед, вскидывая ружье.

– Так он… он в доме, – забормотал Степаныч, глядя на Артема, который как раз подбежал к Геннадию. – Артем, скажи ей! Скажи, я же тебе помогал землю оформлять! Мы же партнеры!

В этот момент массивная дубовая дверь распахнулась. На пороге появился высокий мужчина. Седина в висках, породистое лицо, взгляд хищника. Он посмотрел на Ольгу, потом на раненого Степаныча и, наконец, перевел взор на Артема.