Несерьезные заметки о Вьетнаме

Жизненное пространство в деревне используют максимально эффективно: перед одним домом находится ни много ни мало целый семейный склеп – возвышенная площадка с бетонными саркофагами, под крышками которых, надо полагать, покоятся усопшие члены этого клана. Тут же между гробами разбросаны дрова и груды сухостоя, развешена постиранная одежда, – словом, вовсю кипит жизнь.

Потом мы побывали еще в одной удивительной деревеньке, где находится музей предметов традиционного вьетнамского быта. Им заведует махонькая энергичная старушка – она же и проводит экскурсии.

Когда она поприветствовала нас радушной улыбкой, я решил, что во рту у нее нет ни единого зуба. Однако через минуту понял, что зубов у бабульки предостаточно, только все они… великолепного черного цвета, да еще с неподражаемым перламутровым отливом. Позже я узнал, что черные клыки у вьетнамских женщин постбальзаковского возраста – это особый шик. Они покрывают эмаль черным лаком и после этого, загадочные и неприступные, появляются в изысканном обществе. По правде говоря, мода на черные зубы прошла уже много десятков лет назад, но в этой деревушке жители, кажется, вообще забыли о течении времени и живут так, как это, наверно, было в начале прошлого века.

Хозяйка музея – миниатюрное солнечное создание в элегантном брючном костюме и с ниткой ослепительного жемчуга на шее – исполнила для нас старинную колыбельную песню, качая в руках плетеную люльку для новорожденных младенцев. Потом показала, как торговцы раньше носили на плече свой товар – в двух чашах, подвешенных с помощью гибких прутьев на длинной палке (вроде нашего коромысла). Продемонстрировала, как спали крестьяне на низкой деревянной кровати без намеков на постельное белье, подкладывая под голову зашкуренное полено вместо подушки (никогда, кстати, не страдали от хондрозов – возьмите-ка это себе на заметку, дети современной цивилизации). Под конец она взяла в руки здоровенный деревянный молот (величиной в половину ее роста) и с силищей, весьма неожиданной для такого тщедушного тельца, постучала им о чашу каменной ступы, показывая, как в давние времена вьетнамцы измельчали зерно, превращая его в муку, а также делали порошки.

Отсюда мы отправились на местный рынок, где воочию увидели то, что до этого созерцали лишь на фотографиях в журналах с рассказами об Азии: умопомрачительных старух в разноцветном национальном платье, сидящих на корточках подле своего товара, – они жевали бетель, смешанный с известью, и что-то шептали своими ярко-красными карминовыми губами; огромные вороха свежей зелени в коробах и просто сваленные в кучу на газетах; расставленные на полу плетеные блюда с ракушками, омарами, креветками (источающими, к слову сказать, невероятный смрад – в такою-то жару).

Покидая деревню, мы миновали крытый деревянный мост, что был перекинут через речушку, поросшую цветками лотоса. Мостик этот был местом, где с утра до ночи тусовались местные старушки – трогательные создания со сморщенными лицами, похожими на мордочки забавных зверьков.

Нас подвели к элегантной пожилой даме в атласном розовом костюме: она сидела на скамье в гордом одиночестве, поджав под себя ноги и выставив вперед аристократическую руку с изящными, длинными пальцами и ухоженными ногтями. «Это местная достопримечательность, – шепнула мне переводчица Зоя, – ее здесь называют француженкой. Можешь с ней поговорить».

Я подошел к даме и спросил по-французски, как ее зовут. Она окинула меня загадочным взглядом, улыбнулась и сказала: A tout ? l'heure! («До встречи!»). Потом произнесла эту фразу еще раз и закрыла глаза. Когда в конце моста я случайно обернулся, то увидел, что старушка с улыбкой смотрит нам вслед, а губы ее непрестанно повторяют слова французского прощания.

Глава 3. Прогулки по императорскому городу

Еще совсем недавно во Вьетнаме жила туча императоров, сменявшихся с баснословной скоростью. Нет, они не убивали и не травили друг друга, подобно европейским королям, скорее, вели какой-то нецелесообразный образ жизни, противоречащий принципам долголетия.

Во-первых, в самую сильную жару не снимали тяжеленных императорских сапог, многослойных шелковых платьев и пятикилограммовой шапочки владыки всея Вьетнама, – а иначе кто бы поверил, что они императоры?

Во-вторых, никакой бодрящей общественно-полезной деятельностью не занимались, ну разве что иногда воевали вместо физкультуры и спорта. Дни напролет они писали стихи в честь себя любимых и заставляли трудовой люд выдалбливать плоды своего словесного эксгибиционизма на высоченных стелах в дворцовых парках; печально удили мелкую рыбешку, сидя в тени на берегу уединенного пруда, и без конца строгали наследников, коих у некоторых правителей было аж по тринадцать голов. На жаре без кондиционеров такая деятельность самым пагубным образом сказывалась на их хрупкой сердечно-сосудистой системе.

В-третьих, и это самое главное, большую часть сознательной жизни они руководили строительством собственных монументальных гробниц, стремясь поразить будущие поколения их грандиозностью. Начиная с ранней юности, мысли их, соответственно, были повернуты в сторону смерти. Да такого пессимистического умонастроения ни один здоровяк-культурист не вынесет – расхворается, бедняга, и копыта отбросит. Что уж тут говорить об этих дохликах-недомерках, вьетнамских царьках?

Я воочию видел серебряный пояс, который преподнес в подарок императору Кай-дыку один азиатский вельможа – этот поясок у меня едва на запястье бы застегнулся, а тот его умудрялся защелкивать на туловище. Смех просто!

В общем, все эти Мыни, Кай-дыки и Ты-дыки скоропостижно поумирали, не дожив даже до тридцати лет. Но оставили после себя много интересного в плане архитектуры и культурного стиля.

Больше всего поражал воображение расположенный в Хуэ Запретный город: в прошлом – резиденция императоров и их семей. Занимает он ни много ни мало квадратный километр и окружен высоченной каменной стеной, изначально возведенной в целях обороны.

Подобно тому как в прежние времена обычному человеку вход сюда был заказан, сегодня внутрь просто так не попадешь. Либо ты должен принадлежать к туристической группе, либо быть участником какого-нибудь фестиваля и иметь на груди бейджик с фотографией, которую полицейские на воротах будут полчаса скрупулезно изучать: общеизвестно, что представители европеоидной расы – эти белые волосатые обезьяны – в глазах утонченных вьетнамцев все на одно лицо.

Увы, мощные стены не смогли уберечь императорский город от посягательств врага: во время многолетней войны вьетнамцев против американских завоевателей истребители последних разбомбили Цитадель, уничтожив почти все, что неторопливо и скрупулезно создавалось архитектурным гением вьетнамских правителей. Сегодня часть императорских павильонов и галерей восстановлена практически в первозданной красе, а часть по сей день находится в виде живописных руин, покрытых мягким мхом.

Запретный город представляет собой скопление оригинальных строений из темного дерева – они разбросаны по огромному парку с беседками, прудами, речушками и мостиками. Одни здания, вытянутые на десятки метров и декорированные разноцветной черепицей, предназначались для жизни императорской семьи и придворных. Другие служили (и продолжают служить) местом религиозных отправлений. Там находятся внушительные, в человеческий рост, алтари, напоминающие резные комоды на гнутых ножках. Как правило, на них стоят большие бело-голубые вазы, курильницы с множеством зажженных ароматических палочек и небольшие блюда с фруктами: вьетнамцы приносят их в жертву своим некровожадным богам.

Императорский дворец, где проводились торжественные приемы, значительно отличается от жилых помещений более изощренной формой, грандиозными размерами и пышной отделкой. Есть здесь и двухэтажный театр: когда-то в нем развлекались венценосные особы со своей челядью, а сегодня на его сцене охотно демонстрируют свое искусство артисты из разных стран.

Удивительно, что в самую жаркую погоду внутри деревянных павильонов всегда царит чудесная прохлада, а обилие дверей, идущих бесконечным рядом вдоль крытых галерей, обеспечивает этим постройкам постоянную вентиляцию, отчего воздух там остается необыкновенно свежим. Правители явно знали, как создать себе условия для приятного существования.

Разрушенные «кварталы» Запретного города обладают едва ли не большим очарованием, чем реставрированные императорские павильоны. Останки потемневших каменных стен, мшистых изгородей и кровель; закопченные арочные проходы; мощные ветви хлебных деревьев с тяжелыми плодами, что нависают над руинами, – все это образует затейливый лабиринт, гуляя по которому, легко впасть в восторженный транс. А вот описать царящую там нереальную атмосферу гораздо сложнее: скорее всего, просто не найдется адекватных слов. «Вселенское спокойствие», «замшелый рай», «знойная вечность, замкнувшаяся на самой себе», – все это лишь жалкие трюизмы, не способные передать настроение, в котором я пребывал, на полчаса оторвавшись от своей группы.

Сегодня туристы могут получить некоторое представление о том, как протекала жизнь вьетнамских правителей. Прогуливаясь по галереям, мы рассматривали классные черно-белые фотографии, запечатлевшие императора и его семью в разных ситуациях; читали стихи, которые венценосные особы писали китайскими иероглифами на черных лаковых щитах (перевод «прилагался» на прибитых поблизости табличках).

Здесь можно прилечь на деревянное ложе в императорской спальне или посидеть на его любимом стуле – главное, вовремя «затупить» и прикинуться, что не понимаешь надписей на английском языке, предупреждающих, что делать это категорически запрещено. А особо любопытные могут за несколько донгов залезть в шкуру императора, то есть попросту облачиться в его повседневное или парадное одеяние и сфотографироваться в этом «прикиде» на высоком троне, окружив себя подобными же ряжеными царедворцами-самозванцами.

Наша нахальная группа не просто переоделась в шелковые одеяния и тепленькие войлочные сапожки (при жаре в тридцать девять градусов), а разыграла целую сцену коварного убийства правителя во время утренней прогулки императорской челяди. Спрятавшийся в кустах гигант Коля отлично сыграл роль вероломного придворного и поразил меня (императора) пластмассовым кинжалом, когда я читал стихи одной из фрейлин ее величества. Весь этот балаган был заснят на пленку вьетнамским телевидением, которое случайно оказалось рядом.

На открытие международного фестиваля в Запретном городе состоялось грандиозное шоу «Ночь императора». Для этого события вручную были изготовлены десятки тысяч ароматических свечей в глиняных подсвечниках, напоминающих цветок лотоса. Их расставили по всей территории императорского города – зрелище было настолько фантастическое, что не верилось, будто это происходит наяву. В темноте пламя свечей дивно преображало пространство, наполняло его иной таинственностью, нежели той, что витала здесь в воздухе днем.

Повсюду стояли или расхаживали персонажи императорской эпохи: сотни актеров и студентов театрального колледжа, разодетые в пышные костюмы царедворцев, добросовестно исполняли каждый свою роль и выходили из нее лишь на несколько мгновений, чтобы дружелюбно улыбнуться в объектив фотоаппарата, когда европейские гости изъявляли желание сняться с ними на память.

Наряду с «реальными» историческими персоналиями неприкаянно бродили или, притаившись, сидели по кустам герои вьетнамских сказок. Несмотря на угрожающие доспехи и мерцающее в потемках оружие, глядели они вполне добродушно и с готовностью позировали перед камерами туристов. Императорский оркестр торжественно исполнял на оригинальных инструментах экзотические мелодии; досужая «золотая молодежь» – сплошь дети придворных – играли кто в кости на открытых галереях, а кто в ножички, лихо бросая их в деревянные щиты.

На дворцовой площади величиной с небольшое футбольное поле развернулась игра в императорские шахматы, где каждая освещенная изнутри фигура была размером с бочонок: противники стояли на возвышениях по разные стороны «шахматного поля» и отдавали указание специальным людям, которые и совершали ходы, передвигая фигуры из одной позиции в другую.

Однако самое грандиозное впечатление произвела на меня старая черно-белая видеосъемка – хроника императорских дней: ее спроецировали на длинную, полуразрушенную стену с таинственными арочными проходами. Тени давно ушедших правителей, когда-то обитавших здесь, словно явились сюда, чтобы наравне с живыми принять участие в жизни созданного ими великолепного города.

Покидая Запретный город и находясь под сильнейшим впечатлением от увиденного, мы незаметно уволокли с собой на память по паре свечей в глиняных подсвечниках, благо недостатка в них здесь явно не наблюдалось.

Говоря о жизни вьетнамских императоров, нельзя не упомянуть и об их гробницах. На их строительство каждый правитель угрохал по два десятка лет. Особой фантазией в дизайне усыпальницы отличился Кай-дык – тот самый император с осиной талией, о котором я уже писал. Наворотил такого, что при виде его мавзолея можно только раскрыть рот и присвистнуть от изумления.

Заметим, что отстроил он его высоко в горах. При подъезде к этому «городу мертвых» мы издалека увидели торжественные чернокаменные ворота, расположенные на вершине холма. Чтобы войти в них, нужно было преодолеть тридцать ступеней широкой «парадной» лестницы, с которой лениво «сползали» высеченные из камня драконы (символ императорской власти).

Когда вы пройдете сквозь «врата смерти», вас встретит целое каменное войско, расположенное по обе стороны площади перед мавзолеем. Навеки застывшие солдаты стоят, скорбно опустив глаза: они знают, что им суждено целую вечность охранять драгоценное тело императора.

Вдоволь налюбовавшись на башенки и павильоны усыпального комплекса, пресытив взор чудесным видом с горы, можно наконец приступить к скрупулезному осмотру самой гробницы. Кай-дык, при жизни славившийся фанатичным преклонением перед европейской культурой, смешал в своем мавзолее все стили, какие только мог – наверное, чтобы веселей было почивать. В этом творении слились воедино Азия и Европа – в результате появился архитектурный гибрид, поражающий пышностью, вычурностью, иногда откровенной безвкусицей, но в то же время не лишенный известного обаяния (если это слово вообще применимо по отношению к гробнице).

Надо отдать императору должное: каждый элемент декора был доведен до пределов совершенства. Я неистово снимал интерьер по маленьким кусочкам, потому что любой из них запросто мог бы стать самостоятельным произведением искусства…

Можно, конечно, долго и красочно описывать в деталях все то культурное наследие, что оставили нам правители этой загадочной страны, но, возможно, вам уже захотелось увидеть воочию историческое прошлое Вьетнама, поэтому я оставляю вам шанс для собственных удивительных открытий.

Глава 4. От Нья-Чанга до Сайгона

Вы в курсе, что за словом «вьетнамцы» скрываются две разные народности, сильно отличающиеся друг от друга как внешностью, так и характером? Вот-вот, для меня это тоже было открытием. Оказывается, на севере страны обитают вьеты – хрупкие телом, дружелюбные создания с тонкими чертами лица, а на юге проживают чампы – коренастые, рослые азиаты с цепким взглядом и немалой деловой хваткой.

Расслабленные вьеты неторопливо передвигаются по улицам города (велорикши не в счет – они носятся как угорелые наперегонки с мопедами, но такова их работа), бесхитростно улыбаются и всегда готовы оказать вам мелкую услугу, причем абсолютно бесплатно. Чампы живут в совершенно ином темпоритме и на порядок более подвижны и суетливы, нежели их северные земляки. Наверное, такими и должны быть люди, населяющие курортный городок и промышляющие туристическим бизнесом. Южане тоже вовсю улыбаются на улицах бледнолицым приезжим, но их улыбки напрочь лишены открытой душевности вьетов и носят сугубо практический характер: чем больше они наулыбаются заморским гостям, тем больше у них появится шансов «навариться», – бизнес есть бизнес.

Стоило нам покинуть Хуэ, проделать двухчасовой автомобильный пробег высоко в горах (периодически въезжая в облако и теряя всяческую видимость узенькой дороги), а потом совершить кратковременный перелет на юг, как самый облик страны драматическим образом изменился. Ранним утром мы оставили позади себя утонченное эстетическое пространство, где время, казалось, приостановилось более полувека назад и где жизнь неизменно протекала по законам давно ушедшей эпохи. К полудню же прибыли в какое-то странное культурное новообразование: традиционного Вьетнама здесь уже не было и в помине, а современная цивилизация пока находилась в зачаточном состоянии.

Это был город Нья-Чанг – морской курорт на побережье Южно-Китайского моря: мы приехали сюда, чтобы на роскошном белопесчаном пляже предаться сладкому ничегонеделанию после насыщенной программы фестиваля в Хуэ. Однако прежде чем мы начали беспечно наслаждаться морем и южным солнцем, нам пришлось самостоятельно решить несколько организационных вопросов, как-то: заселиться в гостиницу, отыскать поблизости недорогую забегаловку, ну и найти какой-нибудь продуктовый магазин, чтобы запастись нехитрым провиантом на пару дней вперед.

Как не похож был здешний трехзвездочный отель на нашу любимую «Фестивальную» гостиницу! Высокое и довольно симпатичное снаружи, внутри это здание с серыми коридорами оказалось унылым и напрочь лишенным уюта. Мало того, что нас целый час не хотели расселять по комнатам (мы дожидались в мрачноватом фойе, когда съедут предыдущие постояльцы), так еще один из номеров оказался затопленным из-за того, что пара безголовых американских туристов на прощание не потрудилась закрыть за собой кран в душе.

В этой гостинице нас не баловали изысканными обедами и ужинами с необычными блюдами. В стоимость проживания входили лишь завтраки со стандартным набором продуктов для утреннего питания. Это был банальный шведский стол в узкой длинной комнате, при входе в которую подозрительная вьетнамка в очках отбирала у постояльцев талоны. Можно было, конечно, выйти с подносом во внутренний двор и позавтракать там на одном из белых пластиковых столиков, но вид залитого бетоном патио со спартанским бассейном мало располагал к романтическим завтракам на открытом воздухе.

Впрочем, в отеле на каждом этаже имелся обширный балкон с видом на море (до пляжа, кстати, было всего три минуты ходьбы), и там мы наслаждались невероятными красками южных закатов, дегустировали неплохие местные вина да в изобилии поедали экзотические фрукты.

Здесь мы больше не были зарубежными артистами, участниками престижного фестиваля, и вокруг не вились благодушные вьеты, готовые за спасибо предупредить малейшее желание дорогих гостей. Здесь мы были обыкновенные туристы, источник основного дохода горожан, и все наши желания имели определенную цену. Если нам здесь и улыбались, то лишь исходя из соображений заработка – так улыбаются приезжим все чампы. Поначалу это обескураживало, потому что слишком велик был контраст с тем, как относились к нам на севере. Впрочем, поделом нам: нечего было так стремительно привыкать к хорошему…

Внешний вид Нья-Чанга (по крайней мере, той его части, куда можно было дойти пешком от нашей гостиницы) не слишком потрясал воображение. Точнее, вообще его не затрагивал: старины здесь не было, так как город возник совсем недавно, но и стать новым культурным центром в его планы пока явно не входило. Улицы Нья-Чанга отнюдь не блистали чистотой, и хотя на каждом углу можно было купить дешевую вкуснятину типа зажаренной на угольях кукурузы или приготовленного прямо на тротуаре кальмара, мне ни разу не пришла в голову дикая мысль насладиться этими изысканными лакомствами посреди дорожной грязи.

Впрочем, в этом не было необходимости: в нашем квартале работала дюжина ресторанов, где за небольшие деньги можно было отведать немало соблазнительных блюд из морепродуктов – креветок, лобстеров, омаров и прочих обитателей морского дна. А Коля, наш любитель экзотики, однажды вкусил крокодильего мяса, изготовленного в специальном соусе. На наш вопрос о том, как это было, он лишь пожал плечами и сказал, что с тем же удовольствием можно было съесть вымоченную в уксусе кожаную стельку.

Пляжи в Нья-Чанге, отделенные от городской части рядами стройных пальм, были сногсшибательны: на много километров вдоль берега тянулись широкие полосы чистейшего белого песка. Туристы здесь с комфортом загорали в шезлонгах под уютными зонтами, крытыми прессованной соломой.

Эти живописные зонты с успехом оберегают людей от прямых лучей солнца, которое в этих широтах необыкновенно коварно. Оно не палит нещадно подобно нашему светилу, а приятно ласкает тело, но упаси вас боже выйти на пляж позже десяти утра, предварительно не покрыв кожу защитным кремом или маслом и не укрывшись в тени соломенных навесов. После сорока минут такого беспечного загара на открытом солнце вам гарантирован роскошный ожог и все связанные с ним непередаваемые ощущения.