Танец Шивы

Я огляделся по сторонам в поисках Ашатаева, однако того уже и след простыл. Ладно, еще раз сходим, успокоил я сам себя и подошел к стенду, на котором подробно разъяснялись все комбинации пальцев.

– Ну что, разобрался? – услышал я за спиной голос Абармида. Пока я изучал значение и смысл каждой «распальцовки», сравнивая их с оригиналом на стене, тот успел вернуться.

– Более или менее, – сказал я, отрываясь от своего занятия. Не могу передать, как я был изумлен, увидев, что Ашатаев катит за ручку мой чемодан!

– Да что ты все смотришь на меня с открытым ртом, будто я какой-то фокусник? – усмехнулся он. – Не можешь понять, как я узнал, что это именно твой багаж?

– Ага, – признался я. – Хочешь сказать, опять «информация накрыла»?

– Ну, что-то вроде того, потом объясню, – уклончиво ответил Ашатаев. – Нашел себе любимую мудру?

– А что, нужно?

– Конечно, – сказал шаман. – Выбери ту, что больше всего по душе.

Я окинул задумчивым взглядом руки на стене и остановился на несложной, но выразительной комбинации: указательный и средний пальцы вместе подняты к небу, а большой палец прячется в центре ладони под согнутым безымянным и мизинцем. Мне почудилось, будто за этим жестом скрывается великая тайна индийских мудрецов.

– Великолепный выбор, – одобрительно заметил Абармид, – это прана-мудра[9 - Прана-мудра символизирует жизненную силу.]. Она дает силы и уберегает от неприятностей. Если попадешь в беду, не забывай почаще складывать пальцы в эту йоговскую фигу.

– Шаман, ты смеешься надо мной или серьезно говоришь? – подозрительно спросил я. После уроков Ван Хунцзюня мне теперь в каждом слове слышалось скрытое издевательство.

– Я серьезен как никогда, – заявил Абармид и ободряюще похлопал меня по плечу. – Все, хватай чемодан и пошли на стоянку.

Когда мы вышли из прохладного помещения аэропорта на улицу, я понял, что одет совсем не по погоде. Несмотря на ночное время, я сразу же взмок в своей плотной куртке, шерстяных брюках и добротных осенних туфлях.

– Ничего, завтра купим тебе шаровары, сланцы – сразу станешь настоящим индусом, – пообещал Ашатаев. – А сейчас в машине включим кондиционер.

Абармид привел меня на стоянку, и, увидев наше авто, я не удержался от удивленного возгласа. Этот драндулет вполне годился в качестве экспоната для выставки «Жертвы дорожных аварий»: передний бампер у него отсутствовал в принципе, крышка багажника была искорежена и находилась в полуоткрытом состоянии, а кузов проседал так, что о наличии задних колес можно было только догадываться.

Внутри все было не менее печально: правая часть руля оказалась наполовину отломана и держалась лишь благодаря скотчу – его намотали толстым слоем на места изломов. Когда же Абармид включил зажигание, стрелки на панели управления разом ожили и задвигались во всех направлениях одновременно. Думаю, у нас за содержание авто в таком состоянии хозяина пожизненно лишили бы водительских прав.

– Боже мой, на каком кладбище автомобилей ты отыскал этот раритет? – не удержался я, чтобы не съязвить.

– Хороший друг одолжил, – сказал тот. – Мы сегодня заночуем у него.

– А он что, совсем нищий, этот твой хороший друг? – не унимался я. –Надеюсь, не в трущобах живет? Не в коробках из-под телевизоров?

– Вовсе он не нищий, – фыркнул Абармид, выводя машину из освещенной зоны терминала и погружаясь в полный мрак шоссе. – Наоборот, чрезвычайно состоятельный парень. И дом у него о-о-очень большой.

– Понятно. Значит, он просто знакомым одалживает эту рухлядь, чтоб не жалко было, если до конца разобьют, – высказал я циничное предположение.

– Не поверишь, но он сам ездит на «этой рухляди», – хмыкнул водитель. – Хотя мог бы позволить себе и дорогущий мерседес. Просто он ему не нужен. Здесь отношение к роскоши совсем другое: никто не стремится показать, какой он богатый или, как говорят в России, крутой. Впрочем, понятие «богатство» очень неоднозначное. Например, у нас в Улан-Удэ многие семьи даже такому металлолому позавидовали бы – можешь представить, какая там нищета…

– Да уж, представляю, – посочувствовал я. – Кстати, я думал, что ты все еще живешь в Бурятии – поверил старым байкам на сайте. Знаешь, как я был шокирован, когда ты велел мне приезжать в Индию! Ты-то сам как сюда попал?

– Это долгая история и, наверное, не очень интересная, – сказал Абармид, внимательно вглядываясь в темную дорогу. – Но если коротко, то могу сказать, что попал сюда «по буддистской линии». Дело в том, что в Индии и Бурятии буддизм находится на особом положении: у нас глава правительства – буддист, а здесь живет Далай-лама, которого считают нынешним воплощением Будды. На этой почве буддистские сообщества двух республик подружились и начали обмениваться опытом выживания в современном мире. Глава нашего дацана послал меня с миссией в Индию, и вот я здесь уже три года, налаживаю связи с общественностью. Как сегодня говорят, занимаюсь пиаром.

– Мне казалось, ты исключительно целительством занимаешься, шаман, – признался я. – А ты вон как размахнулся!

– Исцеление тела – это всегда работа один на один с клиентом, а исцеление души можно проводить в планетарных масштабах, – сказал Ашатаев. – По сути, буддизм сегодня возвращает здоровье душе всего человечества.

– Как даос, я придерживаюсь индивидуального подхода, – проворчал я, заранее ревнуя Абармида к его общественной деятельности. – Надеюсь, твой буддизм не помешает лечению моего тела? И не надо агитировать меня заниматься оздоровлением души – мне сейчас не до того!

– А без оздоровления души ни о каком исцелении тела не может быть и речи, – мягко возразил Ашатаев. – Но об этом мы побеседуем позже, хорошо?

– Ладно, уговорил, – кивнул я, чувствуя, что начинаю клевать носом и терять нить беседы. – Если я сейчас усну, разбуди, когда приедем…

И меня вырубило еще до того, как я окончил фразу.

Глава третья

Проснулся я от сильнейшего толчка: сначала машину подбросило в воздух, как на ухабах, а потом она остановилась, причем настолько резко, что меня чуть не вынесло через лобовое стекло. Я испуганно взглянул на Абармида – уж не уснул ли он, часом, за рулем? – но тот как ни в чем не бывало выключил зажигание и сказал, что мы на месте.

Мы вылезли из авто на какой-то узкой, темной улице, сплошь заваленной грудами мусора – его было хорошо заметно и без освещения. Абармид повел меня к одному из домов, которые тесно лепились друг к другу. Здание было белым, поэтому казалось, что его стены сами излучают свет во мраке.

Нырнув в арочный проход, мы обошли дом кругом и остановились перед массивной дверью. Ашатаев вытащил из кармана ключ и фонарик, посветил в замочную скважину и бесшумно отворил дверь.

– Друг дал ключи от нежилых помещений, чтобы мы могли действовать независимо и не разбудили хозяев, – объяснил гид, пропуская меня вперед. – Будем с тобой ночевать на складе.

– Где угодно, лишь бы поскорее вытянуть ноги, – сказал я, невероятно измотанный путешествием – оно ведь длилось целые сутки.

В скудном голубоватом свете мы взобрались по крутой лестнице на третий этаж и попали в узкий и длинный коридор с рядом дверей, ведущих в полуоткрытые комнаты. Это напоминало советскую коммунальную квартиру.

Абармид подтвердил, что когда-то здесь жила целая семья, но сейчас тыльную часть дома используют для хранения товара. Он открыл первую от входа дверь и, осветив фонариком комнату, широким жестом пригласил меня внутрь. «Наш гостиничный номер!» – объявил Ашатаев.

В нос ударил запах вековой пыли. В луче света было видно, как тысячи потревоженных пылинок взмывают вверх и начинают кружиться в воздухе.

– Сейчас попробую найти выключатель, – сказал Абармид, – должно же здесь быть электричество.

Пока Ашатаев бродил лучом по стенам нашего номера, я смутно разглядел его убранство – оно состояло из мешков на полу и шкафов, забитых пакетами. В дальнем углу стояла двуспальная кровать с помпезной спинкой. Сквозь тюки я пробрался в глубь комнаты и устало опустился на постель.

Поиски выключателя заняли массу времени, но в конце концов Ашатаев радостно вскричал: «Нашел!» – и посветил фонариком в пол рядом с дверью, где тот притаился. Абармид наступил ногой на выключатель, и я зажмурился от яркого света, залившего комнату.

В ту же секунду заработал висевший прямо над кроватью вентилятор – допотопный агрегат с мощными лопастями. Этот монстр оказался весьма кстати в помещении, где, как я выяснил, нет ни единого окна: он хоть немного охлаждал комнату и разгонял по углам пыль.

– Только в Индии электрик мог пристроить выключатель на полу, ни одному европейцу такое в голову не придет, – засмеялся Абармид. – Но самое интересное, что одной кнопкой включается и освещение, и вентилятор.

– Постой! Ты хочешь сказать, что если мы погасим светильник, то вентилятор уже не сможет работать? – воскликнул я. – Бедные наши легкие! Не возражаешь, если мы будем спать при свете?

– Да мне-то что! – хохотнул Абармид. – Лишь бы тебе не мешало.

– Кажется, мне сейчас даже танки под окном не помешают, – сказал я, снимая наконец куртку и ботинки, совсем неуместные в этом климате.

Перед тем, как лечь спать, я осмотрел содержимое шкафов: мне было любопытно, чем торгует друг Ашатаева. Все полки были завалены большими и малыми пакетами с бусинами самых разных размеров. В пыльных целлофанах они казались тусклыми и маловыразительными, но когда я ладонью стер толстый слой пыли с одного из них, крупные шарики заиграли в свете всеми красками морской волны.

Здесь были наборы с пурпурными, алыми, лазурными, фиалковыми бусинами. Одни были однотонные, другие – с прожилками или пестрые. Некоторые смотрелись просто, но были и такие, что наводили на мысль о настоящих драгоценностях.

– Да мы, похоже, попали в лавку Али-Бабы! – усмехнулся я.