Александр Тиняков. Автоматически реабилитированный

Но писал он и другое:

Черные впадины окон
Нежно целует закат,
Землю и дали облёк он
В розово-грустный наряд.

Сумерки – темные чёлны
Близят к закатным огням.
Сумерек мягкие волны
Солнечным ранам – бальзам!

Кротким молитвенным гимном
Встречу прибытие их;
В воздухе вечера дымном
Тихо зареет мой стих.

В декабре 1903 года Тиняков побывал в Москве, где завел первые литературные связи – с Серафимовичем, Леонидом Андреевым, Брюсовым. «Знакомство с первыми двумя мне не дало почти ничего, но зато Брюсов на долгое время стал моим литературным учителем и предметом моего поклонения».

В 1904 году состоялась публикация в московском альманахе «Гриф», затем стихотворения печатались в «Весах», «Золотом Руне», «Перевале», «Голосе жизни», «Аполлоне». В конце 1904 года Тиняков посылает своему знаменитому земляку Ивану Бунину подборку для журнала «Правда» и вскоре получает сердитый, но честный ответ:

«…А кое-что мне прямо не нравится – как напр<имер> стих<отворение> „Мертв<енно>-бледн<ые> крылья“… с его „скорпионовекими“ выкрутасами в роде какой-то „свечи“ в какой-то совершенно для меня непонятной „Заброшенной“ дали, написанной почему-то с больш<ой> буквы, и мелких декадентских новшеств, состоящих в употреблении во множеств<енном> числе таких слов, как „шум“, „дым“, и т. д.».

Впрочем некоторое время Бунин не терял надежды сделать из Тинякова реалиста.

Автором «Скорпиона», возглавляемого главным символистом России Валерием Брюсовым, Александр Иванович, кстати, как раз не стал (в отличие от Бунина)… Вообще отношение Брюсова к нему странное: на протяжении лет он давал молодому последователю надежду на издание книги, обещал протекции и печатные отзывы о его стихах, но ничего этого не сделал. Может быть, причина была в том, что Тиняков публиковался на страницах главного конкурента «Скорпиона» в Москве – альманаха «Гриф»? Не исключено, что Александр Иванович, столь приятный честолюбию Брюсова как последователь его символистских теорий и практик, был все-таки поэтом (по крайней мере в то время) более чем посредственным, и мэтр не хотел «мараться» похвалами. Есть мнение, что корень публичного молчания Брюсова о Тинякове – любовный треугольник: Брюсов-Нина Петровская-поэт Одинокий.

Вскоре после выхода первой тиняковской книги «Navis Nigra» в 1912 году, на которую Брюсов, вопреки обещанию, не отреагировал ни рецензией, ни хотя бы несколькими словами в печати, их отношения практически сошли на нет… В 1915-м в письме Владиславу Ходасевичу наш герой напрямую называет своего учителя «бездарным».

* * *

Тиняков в 1904 – 1916 годах – достаточно заурядный стихотворец, плодовитый литературный журналист и рецензент (особенно после переезда в Петербург в 1912-м), эксцентрическая личность. Периоды поистине каторжного писательского труда сменяются шумными запоями, от которых его лечат в психиатрических клиниках; заискивание перед более успешными собратьями по перу перерастает в озлобление. Тиняков то революционер-эсер, то монархист. Хотя черту он не переходит. С ним ведут переписку очень многие литераторы, в числе которых Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский, Николай Гумилев, Алексей Ремизов Игорь Северянин. Он «на дружеской ноге» с Александром Блоком.

Но отношение к Тинякову несерьезное. Он сам давал к этому повод: не смотря на поражавшую современников начитанность и память, постоянно просил совета, кому-нибудь подражал. И в жизни, и в стихах.

«…сквозь романтическую наружность сквозило что-то плебейское», – через три десятилетия напишет о Тинякове 1900-х в то время его приятель, а позже враг Владислав Ходасевич.

Сборник «Navis Nigra. Книга стихов. 1905 – 1912 годы.» он готовил тщательно и долго. На обложке поместил и свой псевдоним, и настоящие имя и фамилию. «Чтоб не спутали с другим Александром Тиняковым или другим Одиноким», – иронизировали современники.

Но, наверное, готовил слишком долго – книга вышла в год, когда читателей увлек только что народившийся акмеизм, когда критики ругались из-за будетлян и эго-футуристов. Запоздалого символиста Тинякова, которому тогда исполнилось двадцать шесть, почти не заметили. «Всегдашние дети вчерашнего дня», – охарактеризовал собранное в «Navis Nigra» Николай Гумилев.

Несколько коротких и, в общем-то, дежурных рецензий за авторством Бальмонта, Городецкого, Гумилева, М. Чуносова (Иеронима Ясинского), Ходасевича привлечь к книге широкое внимание не могли. По сведениям литературоведа Николая Богомолова из девятисот экземпляров за год было продано лишь семьдесят пять.

«…В публике моя книга успеха не имела, и мне никогда не дано было изведать тех сладостных и упоительных (пусть хоть мимолетных!) – радостей, которые выпали на долю С. Городецкого, потом – Игоря Северянина, еще позже – Есенина и которые теперь каждый день выпадают на долю самых бездарных и безмозглых бумагомарак». К такому заключению Тиняков придет в «Отрывках…» спустя тринадцать лет.

Приведу два полярных стихотворения из «Navis Nigra». Первое отсылает нас одновременно и к Бунину и к Бальмонту:

В златые саваны деревья облеклись,
И скупо льётся свет на землю с поднебесья…
Бледна и холодна и безучастна высь
Печальною порой, порою златолесья.

Как скорбная вдова, смирясь, лежит земля,
Глубоко схоронив в груди своей обиды,
И пустота мертвит открытые поля,
И буйный ветр поёт над ними панихиды…

Впрочем, немногочисленные читатели отметили совсем другие строки:

Любо мне, плевку-плевочку,
По канавке грязной мчаться,
То к окурку, то к пушинке
Скользким боком прижиматься.
Пусть с печалью или с гневом
Человеком был я плюнут,
Небо ясно, ветры свежи,
Ветры радость в меня вдунут.
В голубом речном просторе
С волей жажду я обняться,
А пока мне любо – быстро
По канавке грязной мчаться.

Здесь слышится желание эпатировать, чувствуется игра и надуманность. Но придет время, и эта тема – плевка, человека-плевочка – станет у Тинякова главной и выстраданной. И она даст повод о нем вспоминать, пытаться понять, что это была за личность…

О его жизни до 1916 года сведений немного. Подписи к стихотворениям показывают, что он много ездит. Москва, Орел, Богородицкое, село Пирожково, Киев, деревня Кишкино, Самара, Брянск, Курск, Тула… Несколько стихотворений апреля 1906 года подписаны «Орел, тюрьма, камера № 81». За что он попал за решетку – доподлинно неизвестно. Позже Тиняков намекал на свою революционную деятельность.

Отношения с родителями то налаживаются (деньги на издание первой книги дал отец), то портятся.

Наверное, более-менее объективный портрет Тинякова второй половины 1900-х – начала 1910-х можно найти в письме Ходасевича Борису Садовскому от 22 апреля 1916 года:

«Тиняков – паразит, не в бранном, а в точном смысле слова. Бывают такие паразитные растения, не только животные. На моем веку он обвивался вокруг Нины Петровской, Брюсова, Сологуба, Чацкиной, Мережковских и, вероятно, еще разных лиц. Прибавим сюда и нас с Вами. Он был эс-эром, когда я с ним познакомился, в начале 1905 г. Потом был правым по Брюсову, потом черносотенцем, потом благородным прогрессистом, потом опять черносотенцем, (уход из Северных записок), потом кадетом (Речь). Кто же он? Да никто. Он нуль. Он принимает окраску окружающей среды. Эта способность (или порок) физиологическая. Она ни хороша, ни дурна, как цвет волос или глаз. В моменты переходов он, вероятно, немножко подличал, но я думаю, что они ему самому обходились душевно недешево. Он все-таки типичный русский интеллигент из пропойц (или пропойца из интеллигентов). В нем много хорошего и довольно плохого. Грешит и кается, кается и грешит. Меня лично иной раз от этого и подташнивало, но меня и от Раскольникова иной раз рвет».