В каждом первом и каждом втором.
И так далее, и …ну и пусть.
Где б молился о чём, и о ком?
Я вернусь в эту глушь, я вернусь
правду пить и давиться глотком.
приготовишь чернила плакать…
Приготовишь чернила плакать;
Понесёшь – невтерпёж – прольёшь.
Кто-то будущий скажет: «Ах, как!»
Кто-то нынешний фыркнет: «Ложь»
Оботрут рукавами клерки,
типографский оставив след.
До смешного – как это мелко
по сравнению с вёрсткой лет!
Оттого и века смешались.
Потому и февраль не враль,
выбирая, верша, решая
кто великий – кого не жаль.
Зимние сны
Всё те же сны, не в масть пиковые.
Ответчицею – зима.
И как ты их не истолковывай,
и в раковину не смывай,
уже убежище альковное
душевное, под закрома,
теснит излишки дневниковые
затянутого письма.
И снова ночь, и сны пиковые,
но в краешке чужого сна,
висит счастливою подковою,
ответившая зима.
Зимнее окно
Гляжу в окно и – ничего.
Вернее, там одно и то же:
несёт соседка птичий корм,
следит за этим пара кошек…
Типичный день, типичный двор.
Качели, мусорка, машины.
Куда бы мой не ткнулся взор,
там всё измерено «аршином».
Из года в год всё тот же сюр
в окне, за окнами, из окон:
то Чарли Чаплина прищур,
то страшный вымысел Хичкока.
И дело, в общем, не в хандре:
всегда есть выход, хоть за угол;
сказать с улыбкою: «Харэ»,
припомнив давний номер друга.
Зимою так заведено —
в субботний полдник, после чая,