– Говорят, хорошо перья стрижешь.
– Я-то что, я скромно… Это место прибыльное. Перышки сами в руки летят, а я от них отмахиваюсь. Но иногда устаю, тогда уж беру.
– Ты – хороший парень, Фред…
– Сука! – процедил Томпсон.
Лысый Фред опешил:
– Ты чего это, а?
– Сука она, – буркнул Томпсон и стукнул по столу обручальным браслетом.
– Жена твоя?
– Моя.
– Что сделала?
– Да ничего.
– Скурвилась?
– Нет.
– Монету скрысила?
– Нет.
– Изменила?
– Да нет вроде.
– Чего ж сука-то?
– Чую… – Томпсон поскреб грудь и с горечью повторил: – Чую, что сука.
Надо сказать, Томпсон славился чутьем. Трижды уходил от облав, ни разу не попадался. А денег настриг столько, что купил себе хату. Давно уже не жил в пещерах, только наведывался на огонек.
– Чуешь, что изменит?
– Нельзя бабам верить… – ворчал Томпсон. – Ведь нельзя же. Все говорят, вон и песня о том. А я все равно… Люблю ее, что тут сделаешь.
– Хмык, – сказал Хмык.
– Пойду, наверно… – Томпсон невесело покачал головой.
– К ней?
Тот не успел ответить: на пороге появился Бурый – один из парней, что стерегли вход.
– Двубородый, к тебе пришли.
– Кто?
– Большой, а с ним еще восьмеро.
– Восьмеро? Не было уговора, чтобы Большой водил такие толпы!
– Мне его отослать? – спросил охранник, но как-то вяло и с сомнением. Не хотелось ему отсылать Большого. Отчего-то не лежала душа к совершению попытки.
– Пусть войдет, – буркнул Двубородый и трижды стукнул костяшками по бочке. Его подданные насторожились, многие опустили под стол правые руки.
Человек, что вошел в Казан, имел никак не больше пяти футов росту. Одет был по-мещански: в башмаки, чулки, бриджи, рубаху и камзол, – потому среди здешней компании смотрелся нелепо. На круглой его мордашке топорщились густо напомаженные усики. Щечки человека были до того мягкими и рыхлыми, что так и тянуло хорошенько врезать ему по челюсти. Ничто во внешности этого типа не оправдывало его прозвища – Большой. Увидав его впервые, никак не поймешь, что перед тобою – шериф города Лабелина.
– Здравствуй, Большой Человек, – сказал Двубородый. – С чем пришел к нам?
– Приветствую, Сидящий-на-Бочке, – ответил шериф, тряхнув щеками. – С добром пришел, посидеть по-свойски…
В подтверждение благих намерений шериф вынул крупную серебряную монету и бросил в прорезь ящика, стоявшего у входа. Двубородый нахмурился сильнее.
– Говорят, ты пришел не один.
– Да, есть такое. Один человек очень хотел повидать тебя, Двубородый…
– Вернее, восемь человек.
– Ну, да… Они очень хотели и, знаешь, я не смог им отказать.
– Это почему?
– Знаешь, Двубородый, бывают на свете такие люди, которым отказать сложно.
И он прошел дальше в зал, махнув рукой своим спутникам. Один за другим порог переступили восемь человек. На семерых были черные плащи и черные куртки, надетые поверх кольчуг. На груди каждого краснел косой крест вроде буквы Х, на поясах внушительно болтались мечи. Светлоглазые скуластые угрюмые лица выдавали северян. Восьмой человек отличался от прочих: он был худ и немного сутулился, вместо креста носил на груди серебристый вензель, а губы кривил в ухмылке – не то надменной, не то брезгливой. Восьмой заставил Олафа напрячься и опустить руку поближе к арбалету. Парней с оружием, даже таких серьезных, как эти семеро, Двубородый повидал на своем веку. А вот восьмой принадлежал к особой породе – редкостной, прежде не виданной. И не сказать, чтобы Олаф горел желанием сводить знакомство с этой породой.
– Вы кто? – спросил Двубородый.
– Простите, судари, что мы прервали вашу трапезу, – с тенью насмешки произнес восьмой. – Я – Эрвин София Джессика, герцог Ориджин, с недавних пор властитель города Лабелина. Со мною Роберт Эмилия Герда, мой кузен, и шестеро славных кайров. С кем имею честь беседовать?
Олаф погладил правую бороду. Не нравилось ему все это, и крепко не нравилось. Если бы была такая молитва, чтобы события откатились на пять минут назад, повернули и пошли как-нибудь иначе – Олаф прочел бы ее не раздумывая.
– Я – Олаф Двубородый, Сидящий-на-Бочке, Король Теней и Хозяин Пещер.
– Король, стало быть?
– Король Теней!
– Очень приятно познакомиться! – улыбнулся герцог. Зубы у него были такие белоснежные, что аж смотреть противно. – Очень-очень приятно. Хотя будет приятнее, если твои люди, Король Теней, положат руки на стол, чтобы я их видел.