Джо лупит – с куражом, азартом. Со времен боя в замке Блэкмор не чувствовал этого! Получай! Будешь знать путевца! Я не хуже! Я – воин, тьма тебя!..
Издали несется голос сержанта – тягучий, замедленный:
– Ты чтооо твооорииишь, скотиии…
– Сам свинья! – орет Джо. Вливает всего себя в острие на древке – и выстреливает в грудь северянину.
Свистит клинок. Трещит дерево. Отсеченный наконечник летит в сторону, в руках парня остается щербатая палка. На куртке северянина расходится прореха. Капля крови ползет по материи.
– Убью! Задушу, освежую, на потроха пущу! – вопит Рука Додж, подбегая к парню. Напарывается на взгляд кайра, умолкает, хлопает глазами.
– Сделай этого мастером, – говорит кайр. – Пусть дотянет других до себя.
Вкладывает меч в ножны, чешет царапину на груди. Гаснет огонь в глазах, заменяется снегом. И все?.. Нет, и это все?.. Учить деревенщину держать копья?! Вот чего хочешь от Джоакина Ив Ханны?!
Он бы не сказал этого. Просто так – ни за что бы не сказал. Даже мысль не пришла бы… Но вот сейчас – с горящим еще в жилах азартом, с ладонью, аж стонущей от тоски по мечу!..
– Кайр, позвольте сказать.
– Говори, – отвечает северянин.
– Мне необходимо увидеть герцога.
Кайр клонит голову набок – так собаки делают, когда слышали слово, да не поняли.
– Мне требуется увидеть, – с расстановкой повторяет Джоакин, – его светлость Эрвина Софию Джессику рода Агаты.
– Ах, свинья плешивая!.. – с бульканьем вырывается из глотки сержанта.
Кайр уточняет, внимательно глядя в переносицу парню:
– Ты спятил, или как?..
– Кайр, у меня имеются сведения крайней важности. Считаю необходимым сообщить их герцогу, ибо они могут изменить ход войны.
– Ну, говори.
– Я не вижу его светлости, кайр.
Меч северянина вылетает из ножен, описывает дугу и замирает, наметив на шее Джоакина красную нитку. Мол, все тебе ясно, путевец?.. Нет, ледышка, не все!
– Кайр, я не хочу проявить неуважение или недоверие. Но сведения у меня очень особого свойства. Если герцог узнает, что я распустил язык, то снимет с меня голову. А раз так, то не все ли равно: вы – сейчас, или его светлость – завтра?
– Ты хочешь – потревожить милорда – неизвестно чем?
Кайр чуть сильнее прижал клинок. Капля крови скатилась в ямочку под кадыком.
– Эвергард, кайр. Я не могу больше сказать. Позволит его светлость – тут же расскажу, хоть с башни прокричу. Но заговорить без его позволения – все равно, что самому сложить голову на плаху.
Северянин отнял меч и рявкнул:
– В строй!
Тем днем история не получила продолженья.
Но следующим днем за обедом Весельчак толкнул Джоакина под ребро:
– Землица тебе, Дезертир. За тобой ледышка явился. А я говорил, что так будет…
Джо обернулся. Палец кайра указывал ему в лицо.
– Вставай, путевец. Идем.
* * *
Девять дней Джоакин пробыл в войске северян. Он-то дней особо не считал, но если сосчитать, то выйдет ровно девять. И вот надо же: за все девять дней он думал меньше, чем за девять минут, пока следом за кайром шагал между шатров, шалашей и навесов.
Аланис Альмера жива. Вся Империя считает ее покойницей, но герцогиня выжила. Значит, власть приарха Галларда – пустышка. Его враги дорого заплатят за такое известие. А ведь молодой Ориджин – по всему, враг приарха! Галлард заодно с Адрианом, Эрвин против Адриана – выходит, враги. А значит, в руках… в голове Джоакина – ценная штуковина. Вексель. Выложи на стол – и получай расчет. «Носите в памяти мои капризы и предъявляете к оплате, будто вексель…» Нет, лживое отродье, от тебя никакой мне платы не нужно! Замараюсь, если возьму. Но Эрвин София – другое дело. Я уже служу ему… но хочу служить иначе. Я – не какой-то там мужлан безрогий. Воин! В поединках проверен, крови пролил немало – и своей, и чужой. Из трудных переделок выбирался и своих хозяев вытаскивал. Аланис Альмеру со Звезды вернул!.. Говорят, она – далекая родня вашей светлости? Так сделайте то, чего не сделала она: оцените по заслугам. Дайте достойное дело, о большем не прошу! Дайте проявить себя – всем же лучше будет: и мне, и вам. Ну, если пожалуете рыцарство, тоже отказываться не стану. Очень уж рука по мечу скучает. По доброму холодному клинку, по шершавой оплетке на рукояти… вам ли не знать, милорд!
А не подлость ли я делаю? Ведь продаю… пусть не врагу и не за деньги… Так о чем тогда разговор?! Продажа – это за деньги! Галлард гору золота отвалил бы за твою уродливую головку, но к нему-то я не пошел! Иду к твоему соплеменнику… Агата может понять Агату – разве нет? Вот Ориджин, поди, и поймет тебя – с твоими-то капризами, со злобою, с ядом. Даст тебе что нужно, чтобы вернуть Алеридан… или не даст – мне какое дело! Я просто возьму то, чего достоин. Я сказал тебе тогда: без благодарности не уйду. Сказал? Ну и вот! Держу слово.
– Это он? – спросил другой кайр, преградив им дорогу.
– Он самый.
– Как зовется?
– Джоакин Ив Ханна.
– Оружие?
Теперь уже обращались к нему, и Джо отдал кинжал.
– Можете быть свободны, – сказал кайр кайру. Тот ушел, а новый встреченный, не потрудившись представиться, махнул Джоакину:
– За мной.
Миновали кордон: частокол из бревен, цепочка часовых. Внутри чище: дорожки не так разбиты, не каша, а слякоть. Ни навоза, ни копытных следов: кони остались снаружи, здесь только люди. Стояли шатры: пестрые, нарядные, как на турнирах; над каждым полоскались гербовые вымпелы. Большая палатка пыхтела в небо дымом – кухня. Парни в сером несли своим хозяевам еду на подносах, накрытую крышками – чтоб, значит, не остывала. Ишь…
– Говоришь, когда милорд спросит, – бросил кайр через плечо. – Не спрашивает – молчишь.
– Да, кайр.
– С милордом двое кузенов. Они – тоже Ориджины. Ясно, что из этого?
– Так точно.
– Если пришел по пустяку, отрежу нос и уши. Ясно?