Прогулка по жизни

– Просто мне очень тебя не хватает, сынок. Ты уже четыре года отсутствуешь дома, я… – она попыталась проглотить этот комок, но ничего не вышло, крепко прижалась к груди Эдуарду, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Ей очень не хотелось, чтобы Эдуарду что-нибудь заподозрил.

– Да что у вас стряслось, мам? Где папа? Почему он меня не встречает? – он, недоумевая от происходящего, начал озираться по сторонам в поисках отца, но наткнулся взглядом только на домработницу, которая с состраданием за всем наблюдала.

– Исидора, позови сюда отца, я хочу его видеть. – обратился он вдруг к этой самой служанке. – и отнеси мою сумку ко мне в комнату. – А уткнувшаяся в грудь сына, донна Аурелия молча пыталась настроиться на позитивную волну. Всё-таки сын приехал, а это действительно для неё большая радость.

– Да, сеньор Эдуарду! – она мигом подскочила к ним, подобрала с пола сумку и, отходя добавила – Только дона Франсишку сейчас нет. Он отъехал на фабрику, но должен скоро вернуться. – и мухой взлетела на второй этаж.

– Сынок, пошли ужинать, стол уже накрыт! – уже оторвавшись от его груди и искренне улыбаясь, сказала донна Аурелия, умиляюще глядя прямо ему в глаза.

– Что, мы не станем ждать папу? – на его лице появилось возмущение.

– Ты же очень устал с дороги и очень проголодался! – донне действительно не очень хотелось ужинать с мужем. – А отец скоро приедет и присоединится к нам. А где Джессика? Почему она не с тобой? – она тут же перевела тему.

– Я завёз её домой. Джессика тоже полгода не видела своих родителей и тоже дико соскучилась. – это он говорил, когда они уже, по-прежнему обнимаясь шли в столовую. – Она завтра придёт к нам на обед!

– Ну и хорошо, сынок! Побудем вдвоём, это ещё лучше. Мне так тебя не хватает. – по её виду отчётливо видно, что она готова сесть с Эдуарду на один стул и есть из одной тарелки, боясь, как бы он не отдалился хоть даже на шаг.

Донна Аурелия действительно очень любит своего единственного сына. А в свете последних событий, ей вообще просто необходимо присутствие близкого, родного человека. Эдуарду для неё сейчас явился, как спасение. Не ясно, что больше её расстраивало в этой ситуации, толи измена любимого супруга (его она тоже любила, а может ещё и любит, по-настоящему), толи её собственная в отместку, а может и то и другое плюс скандальное выяснение отношений, но сейчас её несгибаемость была надломлена. Вообще, донна Аурелия по характеру под стать своему мужу. Она очень гордая и самоуверенная, строгая ко всем, кроме сына и мужа, красивая и коварная, к подругам относится, как к своим подданным и ведёт себя с ними, как королева с пажами. Поэтому близких подруг у неё нет и в подобной ситуации даже поплакаться некому. Явных врагов, как бы странно это ни звучало, тоже нет, хотя чего в этом странного, они иссякнут тут же, стоит им только появиться. А Эдуарду, по природе своей – простой, добродушный парень, но с детства избалован роскошью. Он ни с кем в Басури не дружит, а с тех пор, как уехал в Рио даже и не общается (кроме Джессики, конечно же и, её подруг, посредственно), но не потому, что у него есть к кому-то из среднего или бедного класса отвращение, а потому, мол, статус не позволяет, да и жизненный путь у него – автобан с боковыми заграждениями безопасности, тогда как все остальные ездят по бездорожью и мелким трассам. Ну а в таких условиях трудно найти общий язык и вообще, какие-либо точки соприкосновения. Возможно, мы могли бы с ним подружиться, но у нас большая разница в возрасте, я перешёл только во второй класс, когда он перешёл в восьмой, то есть последний в школе. А теперь из-за Джессики мы с ним и вовсе по разные стороны баррикад.

Через два часа после приезда Эдуарду в огромный двор, площадью с пол гектара, на котором располагались меж цветочных клумб три фонтана со статуями и две белокаменные веранды с колоннадами по обе стороны довра, въехал чёрный Мерседес 600 класса LS и остановился около Фольксвагена Пассат, припаркованного прямо у крыльца дома. Из него вышел слегка пьяный, высокий, статный мужчина, одетый в представительский костюм, с зализанными назад волосами и сигарой в зубах. Он посмотрел на Пассат, потом на свой просторный балкон, выходящий из его кабинета прямо поверх крыльца, затем повернулся назад, к водителю и приказным тоном сказал:

– Загони обе машины в гараж, мы сегодня никуда не поедем. – и медленно поднялся по ступеням крыльца.

В прихожей его с улыбкой встретила Исидора:

– Дон Франсишку, сеньор Эдуарду с донной Аурелией уже отужинали и сейчас находятся в зале на втором этаже!

– Отнеси банановый смузи ко мне в кабинет. – тем же тоном, что и водителю, ответил он ей. А сам побрёл по широкой мраморной лестнице на второй этаж. – Устал я сегодня. Очень…

Войдя в зал второго этажа, он остановился перед диваном, на котором сидели донна с сыном, развёл в стороны обе руки, при этом его вид значительно изменился в лучшую сторону, а на лице появилась улыбка.

– Эдуарду, сынок!

– Здравствуй, папа! – тот быстренько подскочил к отцу, и они крепко обнялись.

– Наконец-то ты вспомнил о нас с матерью!

– Пап, ну что ты такое говоришь? Я приезжаю на каждые каникулы. Чаще не могу, у нас строгие преподаватели, ты же знаешь! А вот вы с мамой могли бы ко мне приезжать, почему вы этого не делаете?

– Ой, нет, увольте! Я не переношу городской суеты, а Рио – это суета сует. Да и чего нам тревожить ваше с Джессикой гнёздышко (для справки: дон Франсишку купил Эдуарду в Рио пятикомнатную квартиру в дорогом районе) своими наездами!?

После этих слов Эдуарду потупил взгляд и поменялся в лице.

– Ты чего, сынок! – дон положил ему руку на плечо. – Поругались что ли?

– Да нет же. Просто… – он завис, а его мина стала ещё кислей.

– Что у вас случилось, сынок? – тут уже влезла мать.

– Просто мы решили пока пожить раздельно, чтобы разобраться в своих чувствах друг к другу… – он присел на диван, медленно погружаясь в себя.

– Ты не уверен в своих чувствах к ней? – теперь мать положила ему на плечо левую руку, а правую на колено, пытаясь заглянуть в глаза.

– Я-то уверен…

– Вот дрянь такая. – она прижала его к себе. – Да она просто себе цену набивает, неблагодарная.

– Мама, не говори так о ней! Джессика очень хорошая, просто… – он опять замолчал.

– Ну да, хорошая… – Аурелия начала заводиться, но её перебил своим басом Франсишку.

– Не хватало ещё, чтобы Эдуарду Тадеуш нюни распускал. – это звучало сердито. – Я вообще не понимаю в чём проблема. Зачем ты её о чём-либо спрашиваешь? Это всё твоё воспитание, Аурелия. Посмотри, что с сыном сделала. – а это он уже обрушился на жену. – Эдуарду, подними голову, я с тобой разговариваю. Пошли ко мне в кабинет, поговорим по-мужски. – он вспыльчиво развернулся и быстро удалился.

Над предложением Эдуарду долго не думал. Он отхлебнул минеральной воды прямо из графина, стоящего на столике у дивана и двинулся вслед за отцом. Войдя в кабинет, он застал отца разливающим дорогой виски по бокалам.

– На, выпей. – дон передал сыну один, а второй махом осушил сам. Затем налил ещё.

Эдуарду тоже не стал целковаться, но так быстро крепкий виски ему не поддался. Выпив, он немного по жмурился, затем поставил бокал на отцовский стол, а тот, в свою очередь наполнил его по новой.

– Честно говоря, сынок, меня за сердце хватает, когда я вижу тебя таким. Но не потому, что я сострадаю тебе, а потому, что не могу смотреть, как Эдуарду Тадеуш распускает сопли. – он говорил с полнотой власти в голосе, как отрезал, да какой там – отрубал. Вроде он не мэр провинциального бразильского городка, а папа Римский. – Конечно, с женщиной можно держать совет, но только тогда, когда она станет твоей женой. И даже в этом случае нельзя расслаблять узду, потому, что они сразу начинают идти на поводу у своих желаний, а их желания всегда приводят в ад. Ты сам должен координировать её желания и во всём быть её хозяином. Только тогда жена будет искренне любить, и уважать тебя. В противном же случае она поймёт, что о тебя можно вытирать ноги, а вместе с этим потеряет к тебе и любовь, и всякое уважение. Вероятно, именно это у вас и произошло. – он ненадолго замолчал, усаживаясь в рабочее кресло, стоящее за столом. Затем уже медленнее первого испил бокал до дна и снова заговорил, с туманным взглядом, будто бы смотрел куда-то, в даль. – Мне больно сынок, больно осознавать, что ты вырос таким мягкотелым. – теперь он окончательно замолчал и начал прикуривать сигару.

Трудно сказать, кому из них сейчас было больнее, но Эдуарду, похоже, дар речи потерял и если бы перед ним сейчас была мать, а не отец, то он скорее всего бы разрыдался.

– Иди отдыхать, сынок! Я хочу побыть один… – и он повернулся на вращающемся вокруг своей оси кресле, ровно на 180 градусов в сторону открытых дверей на балкон. На улице уже почти стемнело, и перед его задумчивым взором открывалась панорама городка, в жёлтых огнях, которые, постепенно спускаясь, утопали в бескрайнем океане. Такой вид, волей-неволей погружал в глубокие раздумья, а тут ещё и серьёзных поводов для оного было, как минимум два (жена и сын).

А вот и Джессика.

Сумрачно. Но на голубом небосводе не видно ни одной звезды, а по земле, странным образом стелется густой туман с кучной поверхностью (прямо как в скандинавских сагах). Я стою по колено в нём. Вокруг непривычные для меня строения, в которых с трудом узнаются очертания домов моего родного города и всё это погружено в такую тишину, какой в Бразилии, наверное, никогда не было. Меня в сей момент волнует не столько эта странная окружающая действительность и вообще та мысль: «А, собственно, где я?», сколько вопросы: «Почему так тихо? И где все?». Да и вообще, в моём теле и сознании царит такое благодатное состояние, при котором, как ни крути, не хочется и не получается о чём-либо задуматься, даже не в серьёз. Совсем не хочется сделать даже пару шагов вперёд и максимум, что получилось само собой, я обернулся назад. Мой взгляд тут же упёрся в блондинку, стройную высокую девушку лет двадцати, с явно выраженными славянскими чертами, которая стояла у открытой передней двери серебристого автомобиля, кажется Митсубиши Галант. Она смотрела на меня пристальным взглядом, будто изучая внешность давно знакомого понаслышке человека, с отдалённой улыбкой и слегка блестящими глазами, мол: «Так вот он ты какой! Наконец-то встретились!». За ней проглядывался чёрный кожаный салон, с деревянными вставками на панели и блестящими алюминиевыми педалями с рычагом переключения передач. Факт наглухо тонированных стёкол и кожаного салона моментально породил во мне интимные мыслишки и соответствующие им импульсы. Я медленно подошёл к ней и столь же медленно, но решительно, не говоря ни привет, ни пока положил левую руку на её идеальную талию, а правой, зачем-то полез в брючный карман. В ответ она широко улыбнулась, слегка опрокидывая голову назад, обняла меня за шею и глубоко взглянула прямо в глаза, не моргая и не отвлекаясь ни на что более. «О, Боже! В её взгляде можно утонуть!» – стало огромным восклицательным знаком точно по центру моего мыслительного процесса. Вероятно, в её голове сейчас тоже возникли интимные мысли, а по телу забились соответствующие импульсы, передавая возбуждение всем его частям. Я вытащил руку из кармана и, охватив её талию уже, как полагается, прижал к себе так, что мы оба почувствовали эти самые импульсы друг в друге и тем самым перешли в эмоциональное и физическое состояние готовности поглотить друг друга, наслаждаясь всеми прелестями, сотворёнными в человеке. В этот миг нас не интересовало уже ничего вокруг, нисколько не настораживал тот факт, что мы не просто не знакомы, но даже не знаем друг друга по именам, не заботила странная окружающая среда, с полным отсутствием кого-либо; напротив, всё это наращивало влекущую таинственность и шарм, которые служат самой короткой дорогой в бурю страстей. Поддавшись своим инстинктам, я дерзновенно ухватил обеими руками её упругую кругленькую попку и не замедлил прильнуть губами к уже тянущимся навстречу губам. Всё! Вот-вот мы улетим…

Но не тут-то было. Резкий, пронзительный звук пронёсся у нас над головами. Не желая отрываться друг от друга, мы попытались не обратить на него никакого внимания. Но звук повторился ещё громче. «Что это?» – подумали мы синхронно и пересеклись взглядами, всё-таки оторвавшись. Потрясающе, мы достигли такой эмоциональной взаимосвязи, что знали мысли друг друга. А звуки тем временем буквально посыпались на нас, складываясь в предложения на русском языке.

– Да кто там болтает? – пробурчало наполовину накрытое тонкой простынкой тело, лежащее на животе со свисающей с кровати правой рукой.

– Вставай, давай! Опять целый день решил проспать? – чеканил строгий советский выговор мамин голос. – На рынок надо сходить за продуктами! А то голодные будете.

А моя таинственная незнакомка вновь оказалась на расстояние трёх метров от меня. «О, нет! Нет! Как же так?» – её, вместе с тачкой стал окутывать вздымающийся от земли густой туман. Одновременно я, никуда не двигаясь, стал отдаляться от неё и окружающей нас с ней блаженной среды, пока окончательно не проснулся, оторвав голову от кровати.

– Блин! Мам, ну зачем ты меня разбудила? Дался тебе этот рынок? – лениво бормотал я сонным голосом.

– Да?! А кушать ты что будешь?

– Не хочу я! – моя голова опять обрушилась на кровать.

– Это ты не проснулся ещё! Сейчас только умоешься и сразу захочешь. И у отца сейчас аппетит разгорится, он то тебя быстро разбудит. – она прошлась по всему периметру моей комнаты и по открывала все шторы, плотно заслоняющие собой свет дневного солнца, затем вышла, чтобы я мог встать и одеться.

Определённо, спорить с ней бесполезно, да и проснулся уже. Надо вставать. Я перевернулся на спину, повалялся так с минуту, потом приподнялся на локтях и посмотрел на стоящие на тумбочке электронные часы, будильник которых пробуждает меня каждое будничное утро гимном Российской Федерации. Они показывали уже четверть первого. «Это же ещё совсем рано, учитывая, что мы гудели всю ночь в Лесном. Или не всю?.. Так, так…». Я невольно начинаю задумываться, пытаясь восстановить события прошедшей ночи. Но тут же обрываюсь: «Да хрен с ним, что бы там не происходило этой ночью! Интересно, откуда в моей голове взялась эта таинственная незнакомка? Может эта девушка ждёт меня в России? Да с фига ли! Я оттуда уехал, будучи ещё шпингалетом. Кто же ты такая – моя дорогая!?!». Думая об этом, я открыл шифоньер и достал белые, классические шорты, со вдетым в них матерчатым ремнём кремового цвета и тоненькую, короткую конопляную рубашку нежно-жёлтую, с почти отсутствующем рукавом. Приготовив одеяние, я, обвязав пояс полотенцем, побрёл в душ, в котором уже торчала Лиза. Присев около двери и опершись спиной о стену, я спросил у неё:

– Тебя тоже разбудили?