Ремесло Теней. На границе вечности

Я был уверен, что Бавкида почувствует приближение китха, но мои пируэты вокруг шакалов, видимо, слишком поглотили ее внимание. Старуха проморгала атаку в спину. Разумеется, ни о каком убийстве речи не шло. Самка китха только толкнула старуху лапами. Та вскрикнула и неуклюже рухнула в снег – черное пятно на белоснежном покрывале. Всего на секунду наставница потеряла связь с шакалами, но мне этого хватило, чтобы успеть вырвать сознание альфы из ее невидимых щупалец и обратить всю стаю в бегство.

Как только снежные волки с воем сбежали, Бавкида чуть приподняла голову и посмотрела на меня. Вопреки ожиданиям, она не проявила ни малейшего раздражения, наоборот – громко и заливисто расхохоталась и принялась играться со взрослой самкой китха, словно с котенком: щипала за шкуру и уворачивалась от выпадов.

– Браво, Сети! Браво! Вижу, Аверре научил тебя нестандартно мыслить. Ха-ха-ха! Ну, хоть что-то полезное из вашего общения ты извлек!

Я стоял немного сбитый с толку и смотрел, как древняя старуха, чей возраст не брался назвать даже самый просвещенный историк Адис Лейр, заливалась смехом и скакала, точно неразумное дитя. И тут же подумал, что это очень похоже на обычные игры кошек со своими жертвами. С той только разницей, что на этот раз жертвой оказалась сама кошка…

В ту же секунду недоброе предчувствие пронзило меня холодной стрелой, а Бавкида сжала ладонь в кулак, и великолепное животное, резко сжавшись, замертво свалилось на белый снег. Я уставился на мертвого китха, потом перевел взгляд на наставницу. Остервенело бьющееся о ребра, сердце заглушило тишину, вмиг охватившую застеленную белым покрывалом долину. Старуха уже не смеялась, но в глазах, обращенных ко мне под навесом капюшона, читалось неприкрытое любопытство.

Молчание длилось недолго.

– Подозреваю, об этом ты даже не подумал, – произнесла она тем полным таинственности голосом, которым обращалась к только что ступившим на путь лейра. – Думая, будто нашел выход, ты позволил себе забыть о том, кем мы с тобой являемся. Я предложила тебе игру, и ты в нее с удовольствием ввязался, решив, что знаешь правила. Но ты забыл о самом главном правиле лейров: правил не существует. Ты решил, будто одной лишь хитростью сумеешь выйти из положения, избежав ненужных смертей. У меня не было личных причин убивать это несчастное животное, кроме тех, которые заставят тебя посмотреть на эту смерть как на демонстрацию того, что за любой уступкой следует удар. Такова жизнь, Сети. Если первым не ударишь ты, ударят тебя. Жаль, что этого ты у Аверре перенимать не стал.

Я снова промолчал, поскольку ответа у меня попросту не было. Хотелось сказать, что даже животные не убивают ради забавы, но в тот момент на меня накатилась чудовищная усталость и все, что я мог, – это опуститься на холодный снег и погладить бедную кошку по голове.

– У нее были котята, – сказал я.

– Тем велика вероятность, что ты скорее усвоишь сей урок. – Бавкида подошла и легонько провела ладонью по макушке моего капюшона. Это не было жестом сочувствия, только напоминанием, что мы лейры, и наш путь пролегает на острие одиночества, между величием и безумием. – Идем, Сет. Время возвращаться в Цитадель. Оставь тушу падальщикам, они не дадут ей замерзнуть. И выброси свои сожаления из головы. Времена уроков, когда все можно было исправить, прошли. Теперь есть только ты и твои решения. И Орден. Все остальное – частности.

Она ушла до того, как я успел это понять. Я все смотрел на мертвое тело несчастной кошки, ставшей невинной жертвой игры в учителя и ученика, и чувствовал, как подступает тошнота. Меня выворачивало от самого себя. Задрав голову к пасмурному небу, я сделал два больших вдоха в надежде освежить голову и остудить мысли. Пусть я и не убивал кошку, но косвенная вина на мне все-таки лежала, и именно эта вина десятитонным камнем клонила к земле.

От ветра защипало глаза, и я часто заморгал, чтобы не дать слезам взять над собой верх. В тот день, когда погибла мама, спасая всех от Аверре и Иглы, я позволил себе подобную слабость в первый и последний раз. Но это не означало, будто я не умел чувствовать ответственность за тех, кого мы… кого я оставил без матери. Не удивлюсь, если часть урока Бавкиды как раз и заключалась в том, чтобы я понял, что иные поступки ведут к таким последствиям, которые мы сами не готовы принять. Но тут она, должен сказать, припозднилась, так как все эти премудрости я успел почерпнуть из опыта не слишком удачного общения с мастером Аверре. Оставалось лишь решить, взвалить ли на себя ответственность за дальнейшую судьбу целого выводка маленьких китхов или просто забыть об их существовании, как о пустом и очень неприятном сне. Не стану скрывать, забота о ком-то была мне так же чужда, как этой планете тепло. И бросить беспомощных зверенышей на милость судьбы казалось решением наиболее выгодным с точки зрения холодного расчета. С другой стороны, поступки моей матери и ее последующая гибель не оставили меня равнодушным к ее идее, что власть непременно накладывает ответственность. А моя ответственность за все произошедшее здесь была абсолютной и, следовательно, уйти спокойно я не мог.

Добежав до прыгуна, я развернул машину и помчал ее в сторону пещеры, где прятались котята. Расстояние было небольшое и на полет ушло меньше минуты, только за это время я успел извести себя мыслями о том, что могу опоздать. Что, если шакалы, которых держала в своем подчинении Бавкида, добрались туда раньше? Что, если она предвидела и этот мой шаг, а заодно сделала его невыполнимым? Если так, то эта игра превратится в нечто куда более сложное и отвратительное, чем я мог себе представить, а у меня никогда не было иллюзий по поводу нравственных норм Адис Лейр. Адепты Ордена верны лишь себе. И никому больше.

Ни одной псины по пути не подвернулось, что только укрепило сомнения да потуже стянуло грудь. И все же, я продолжал надеяться, что еще не поздно.

Резко затормозив у входа и не став вырубать двигатель, я, прихватив из бардачка фонарик, выпрыгнул из кабины и тут же нырнул в припорошенный снегом зев пещеры, откуда не доносилось ни звука.

Сама пещера в глубину была порядка десяти метров, большую часть которых составлял обросший слабо отливавшими в тусклом луче фонарика синевой кристаллами рукав. Пока я двигался по нему, все время задевал спиной и плечами острые выступы, а разок даже, кажется, порвал прочную ткань термооплетки. Видимо, из-за внутреннего раздрая, боли я практически не заметил, только небольшой холод. Я старался дышать как можно тише, прислушиваясь, не раздастся ли впереди какой-нибудь звук, но из-за учащенного сердцебиения едва мог разобрать даже собственные шаги. Дурное предчувствие гнало вперед, точно хлыст. Достигнув дна, я, наконец, сумел перевести дыхание – пещера оказалась пуста, шакалов не было и в помине. Обшаривая пол и углы фонариком, я искал признаки четверых маленьких клубочков, но, ни в растормошенном гнезде, ни где-то поблизости обнаружить их не сумел. Позволив сознанию потянуться к Теням, я стал понимать, что худшие из моих ожиданий оправдались. Они не оставили даже крови. Шакалы вылизали все подчистую, как только разделались с основным блюдом. Проглотили не разжевывая. А потом помочились там, где жрали, чтоб перебить запах крови, а заодно пометить территорию собственной аммиачной вонью.

Снаружи послышался вой. Недолго думая я развернулся и полез вон из пещеры, мечтая оказаться в окружении стаи. Я надеялся, что желание разделаться со мной пересилит их страх и что инстинкты убийц возобладают над безопасностью. Пусть бы они думали, что то была лишь закуска и настоящий пир еще впереди.

Я выскочил наружу. Тени подтолкнули меня в спину, и прыжок получился высоким и внушительным, а приземление в самом центре сбившейся в кучу стаи расшвыряло шакалов во все стороны. В меня будто что-то вселилось. Что-то темное и еще более кровожадное, чем ледяные шакалы.

Новый вой огласил ущелье. Только на этот раз это был вопль боли и страха. Они пытались сбежать, но Тени и мое желание, воплощенное через них, держали их на месте. За всю свою жизнь я не мог припомнить момента, чтобы так хотел чьей-то крови. Это было сродни наваждению.

Один из псов исподтишка попытался укусить меня, но небольшое усилие мысли вдавило белогривую голову в затвердевший снег. Неприятный хруст, последовавший за этим, подсказал, что больше опасаться этого экземпляра не стоит. Кровь быстро пропитала снег.

«Я убийца», – вновь пронеслось в голове.

Но злость не утихла, лишь вспыхнула с удвоенной силой. Желание уничтожить подлых тварей, охочих до слабой жертвы, возросло во сто крат. И жаль, что в руках была одна только стая.

Окинув оставшихся шестерых шакалов взглядом, я заставил себя забыть о рамках и ограничениях, моральных нормах и всех принципах разумного существа. Фактически я встал со зверьми на одну ступень и, используя накопленную за долгие годы злобу, выпустил ее наружу испепеляющим пламенем.

В считанные секунды ледяная прогалина превратилась в пекло, куда я выплеснул всю боль и отчаяние, связанные с потерей матери и ее любви. Я радовался воплям умирающих животных и с наслаждением вдыхал запах их паленой плоти. Я не сразу понял, что вместе с шакалами выл сам. Из-за пустоты, образовавшейся в душе, и боли, точно яд, заполнявшей ее.

Силы мои иссякли гораздо быстрее, чем ожидалось, но это не имело значения, поскольку после того, что я натворил, вокруг не осталось ничего живого. Только трупы, быстро замерзавшая грязь и облака пара.

Обессиленный и опустошенный, я на нетвердых ногах доковылял до прыгуна, один бок которого был сильно обожжен, неуклюже забрался в кабину, включил зажигание и, не оглядываясь больше, улетел прочь.

Глава 3

Причастность

Машина мчалась с бешеной скоростью, вспарывая стену беспрестанно сыплющегося снега, точно нож. Я всю дорогу пытался сторговаться с совестью, не желавшей униматься после произошедшего, убедить себя, что иного выхода не оставалось. Тезис «собакам собачья смерть» казался как нельзя уместным. И тем не менее крошечная часть сознания продолжала твердить, что у меня не было веских оснований расправляться с шакалами. Тем более способом, к которому мог прибегнуть только настоящий изувер.

Я пробовал отстраниться от произошедшего и взглянуть на события в пещере со стороны, да только отзвуки миновавшей бури все еще слышались в голове, раздувая тлеющие угольки ярости. И все начиналось сначала.

Внутренние метания не улеглись, когда прыгун вынырнул из ущелья на заснеженное плато и устремился к нависающей над сверкающей пустошью башне Цитадели.

Огромная металлическая конструкция, возведенная у основания массивного кристаллического шпиля, внешне воплощала в себе все то, что олицетворяли обитающие в ней лейры. Плавные, будто вытесанные ветром обводы кольцевидного корпуса напоминали о запретной таинственности искусств, практикуемых Орденом, а темный, почти черный цвет металла, резко контрастирующий с окружающим пейзажем, как бы намекал на их природу. Не так уж и неправы были древние жители Паракса, утверждавшие, будто лейры – порождения тьмы, созданные, лишь чтобы сеять хаос. Раньше я не особо задумывался над этой сентенцией, но что если, в ней все же крылся свой смысл?

Я уронил прыгун на ладонь посадочной площадки, той самой, где впервые познакомился с Батулом Аверре. Двигатели стихли, колпак кабины скользнул в сторону, впустив внутрь крылатой машинки порыв холодного воздуха. А вместе с ним и:

– Алит Эпине!

Выбравшись из прыгуна, я уставился на привратника, спешащего ко мне навстречу. Упакованное в термооплетку змееподобное тело древнего представителя расы тифин гипнотически извивалось, оставляя на снегу продолговатые узоры.

– Тулса? – удивился я. Прежде привратник никогда не опускался до разговоров с младшими лейрами. И уж тем более не встречал их на площадке, даже несмотря на то, что это было его прямой обязанностью. Слишком долго он верой и правдой служил Адис Лейр (по некоторым слухам, Тулса уже был стар, когда Бавкида еще цвела медовой юностью) и заработал определенный авторитет, с которым принято было считаться всем, включая нынешнюю правящую верхушку Ордена. – В чем дело?

Застыв в паре метров от меня, привратник скептическим взглядом оценил мой облик и недовольно поджал губы.

– Тебя хотят видеть, – процедил он с характерным для своей расы пришепетыванием, плавно махнув ладонью в сторону входа.

Заявление обескуражило.

– Кто?

Тулса раздраженно зашипел:

– Я не задаю идиотских вопросов, и тебе не следует. – Потом, видимо, решив взять себя в руки, добавил: – Кто-то из наставников очевидно. Думаешь, мне все докладывают?

Я так не думал и, если по совести, плевать хотел на тонкости взаимоотношений привратника и мастеров. После кромешного ада, который я устроил шакалам возле китховой пещеры, силы мои были на исходе, как моральные, так и физические. Ноги дрожали, желудок приклеелся к позвоночнику от голода, а глаза слипались, будто под действием локального гравитационного усилителя. В общем, мне было не до идиотских загадок.

– Когда узнаешь, тогда и подумаю об этом, – бросил я, нажатием клавиши напульсника активировав механизм посадочного рукава. С негромким лязгом площадка стала втягиваться в жерло ангара.

Тулса, подобной строптивости явно не ожидав, изумленно выпучился на меня.

– Ты что, меня не слышал, алит? Тебя ждут в Изоляторе.

Последнее слово развеяло сонливость. Брови мои поползли вверх:

– А это еще зачем?

– Я не обязан знать. В няньки ни к кому не нанимался.

Пропустив последнюю фразу мимо ушей, я невольно коснулся хромированного напульсника, исполнявшего роль коммуникатора, и нахмурился.

– Странно, – пробормотал я под нос. – Бавкида ничего не сказала.

Тулса взвился, сделавшись на полметра выше меня.

– Тебе лучше знать. – Длинные полупрозрачные усы на курносом лице встопорщились. – Она же постоянно с тобой носится, а я бессмысленные вопросы не задаю.

Вид раздраженного привратника заставил меня призадуматься, а не умела ли раса вид плеваться ядом, но слова быстро вытеснили все идиотские опасения, став причиной совсем других вопросов. Зачем я кому-то понадобился в Изоляторе? И в чем срочно?

С давних пор, еще когда Цитадель проектировалась как несокрушимый редут и будущий оплот ремесла лейров, глубоко под ее основанием, значительно глубже уровня энергоцентра, располагалась обширная сеть похожих на инкубационные ячейки камер, отведенных для тех лейров, кто мог представлять угрозу не только себе, но и Ордену в целом. Иными словами, то были места содержания умалишенных, и я не мог припомнить случая, чтобы кого-то, кроме ответственных лиц и старших мастеров, туда допускали.

И еще: у Изолятора была дурная слава, а покинуть его можно было только ногами вперед. Так что нетрудно понять, почему я особо туда не рвался.

Сумрак ангара поглотил все вокруг, когда широкая створка затворилась за нами. Тусклое свечение потолочных ламп немногим помогало, и то лишь затем, чтобы не натыкаться на ряды прыгунов и звездолетов – все, что осталось от некогда могучего флота Адис Лейр. Кроме меня и Тулсы, в ангаре практически никого не было: лишь пара роботов-механиков, ковырявших многофункциональными манипуляторами внутренности одной из машин, да рыжеволосый парень в оплетке алита, которого я прежде не встречал. На нас с привратником он не обращал внимания, так что и я быстро вернулся взглядом к Тулсе, сообщив:

– Ладно. Приведу себя в порядок и спущусь.

– Это срочно, алит! – Привратник вцепился в мое плечо, будто от того исполню ли я приказ, зависела его собственная жизнь. – Ты понимаешь, как глупо разочаровывать наставников?

Сделав глубокий вдох, я стянул с головы капюшон оплетки и взлохматил слежавшиеся волосы.

– Последние лет семь я только тем и занимаюсь!

Пока лифтовая кабинка несла меня к квартирным блокам для учеников, я предвкушал горячий душ и сытный перекус. Вдоволь набегавшись и накувыркавшись в снегу, сейчас я казался себе выжатым почти досуха. От термооплетки разило падалью и гарью. Хотелось немедленно избавиться от всего этого. Что касается Изолятора… Кто бы меня ни жаждал увидеть, он подождет.

Будто в ответ на последнюю мысль напульсник издал нетерпеливую трель. Я глянул на крошечный экранчик и тихо выругался. Похоже, старый змей успел настучать. Вот трепло! Но отвечать все равно не стал.

Тогда трель повторилась, и на этот раз напоминала не обычный звонок, а некую бинарную команду.

В тот же миг кабинка остановилась. Вышло настолько резко, что я едва не грохнулся на пол.

– Какого?..

Еще один приказ и движение возобновилось. Только вместо ожидаемых верхних уровней, меня со все возрастающей скоростью понесло вниз, в зону, которую мне менее всего хотелось посещать.

Спуск в недра Цитадели занял всего несколько мгновений, однако этого срока хватило, чтобы довести себя до белого каления. Не то чтобы посещение карантинной зоны особенно нервировало, но отсутствие ясных для того причин здорово бесило. В Изоляторе содержались те, кому не удалось сладить с мощью Теней. Это были лейры (чаще всего алиты-недоучки), которым начисто снесло башню. Тот, кого скрытый поток наделил могуществом, уже представляет опасность, но вот с теми, кому не удалось это самое могущество себе подчинить, без надлежащего присмотра может превратиться в настоящее стихийное бедствие. Для того-то и необходим Изолятор. А уж если вспомнить, что трое пациентов оказались там по моей милости, то степень нервозности возрастала почти до шизофренических пределов.

Двери разъехались плавно и без шума, как будто нарочно действовали на нервы.

Прежде чем покинуть кабинку, я воровато огляделся. Едва освещенный коридор, в противоположном конце которого виднелась тяжелая дверь, пустовал. Подкожный зуд подталкивал меня окутаться Тенями, словно защитным коконом, но сделать это не хватало духу. Я ощущал звон, напоминавший колебания натянутых цепей.

– Ты заставил себя ждать.

Я не заметил, как она появилась. Казалось, свет мигнул и вот Бавкида уже здесь. В несменяемой черной накидке и капюшоне – воплощение мистицизма лейров.

– Я… я… – Я не собирался объясняться, но одно только это замечание снова вывело из равновесия, заставив вспыхнуть, точно сушняк. Бавкида всегда великолепно читала по лицам, а я, как правило, столь же великолепно ей в этом противостоял. Но сейчас, благодаря недавней истории в Пустошах, эмоции выплескивались через край, так что удержать их при себе не было никакой возможности.

Она увидела ответ на свой вопрос в выражении моего же лица и, как обычно, холодно улыбнулась. Сквозь темное пятно, наполовину скрывающее ее лицо, блеснули глаза.

– Выдохни, Сети, а не то лопнешь. Я вижу, детеныши китха причинили тебе немало беспокойства. Неужели так трудно было разобраться с горсткой котят?

Честное слово, никогда в жизни не испытывал большего соблазна размозжить чужую черепушку, чем в этот миг. Сарказм так и хлынул:

– Вы же знаете, я обожаю все усложнять.

– И то правда. – Бавкида взглядом оценила мой помятый вид. – В этом ты большой мастер!

– Не понимаю, почему все считают, будто я вам небезразличен?

– Потому что видят, как я ношусь с тобой большую часть твоей жизни, дружок, вот почему!

Я не удержался и хмыкнул:

– То-то задыхаюсь от заботы.

Старуха скривилась. Вернее, съежилась та часть ее лица, что оставалась видна под капюшоном.

– Я надеюсь, мы не будем сейчас возвращаться к разговору о корабле Аверре?

К слову, история не самая занимательная. Перед тем как сгинуть в пламени Иглы Дживана, уничтоженной моей матерью, мастер Аверре, руководствуясь некими, одному ему известными, принципами, сделал меня хозяином своего исследовательского звездолета. Именно на нем я вернулся с Боиджии. И почти сразу же был лишен возможности им обладать – Бавкиде, видите ли, показалась подозрительной такая щедрость бывшего лейра, едва не ставшего причиной катаклизма вселенского масштаба, и она, с присущей себе оперативностью, реквизировала корабль. Даже не позволив его как следует изучить!

– Не в корабле дело! – Пусть и не совсем правда, но все-таки. – Я о ваших попытках манипулировать мною, вот о чем!

– Мы это уже обсуждали, – процедила старуха, выпятив подбородок, – и у меня нет желания возвращаться к ней вновь. Тебе все время мерещится, будто я плету интриги за твоей спиной, все кажется, словно мне хочется сделать из тебя преданного пса. Но оглянись, Сети! У меня уже есть целая клика прислужников, и ты им нечета!

Речь шла о маленькой армии личных ассасинов. Кто б сомневался.

– Приятно слышать, что вы наконец дали им истинное определение, – проговорил я. – Прислужники – это, конечно же, о них.

Бавкида недобро прищурилась.

– Не переоценивай свою значимость, дружок. Ты – не уникален.

– Мастер Аверре мне это вполне доходчиво объяснил. Тем больше вопросов вызывают ваши психические игры. Зачем они?

Но отвечать старуха не спешила. Она развернулась и неторопливо заковыляла по коридору.

– То, что ты считаешь играми, Сети, на самом деле попытки помочь тебе справиться с болью.

– Боль – это эмоция, а элийров учат их контролировать.

– Не обманывайся. Ты никогда на самом деле этого не умел. Только пытался.

– И что с того?

– А то, мой милый элийр, что та часть тебя, пытавшаяся воскреснуть, когда ты снова обрел мать, оказалась смертельно ранена новым ее уходом и теперь лежит где-то внутри и медленно разлагается, отравляя оставшийся кусок твоей души. Я же, со своей стороны, пытаюсь помочь тебе отыскать этот труп и похоронить его.

– Вместе со всем, что еще делает меня человеком, не так ли? Вы хотите вылечить меня от эмоций. Это так… мило.

Не сбавляя шага, Бавкида чуть оглянулась и насмешливо бросила:

– Я рада, что ты оценил.

Но отвечать я ей не стал, поскольку понимал, чем это в итоге могло закончиться. Старуха редко к кому питала привязанность, а уж если такое случалось, то отдавалась чувству с маниакальностью, которой могли бы позавидовать многие психически нездоровые индивиды, потрошащие своих жертв где-нибудь в подворотнях Паракса. Лично мне пока не доводилось бывать свидетелем проявления этих ее внезапных вспышек любви к ближнему, но, судя по истории их взаимоотношений с мастером Аверре, ничем хорошим закончиться это по определению не могло. Бавкида славилась умением видеть на несколько шагов вперед, но не всегда могла верно интерпретировать увиденное, что приводило к непредсказуемым последствиям. Ведь не просто так Батул Аверре оставил Орден. Меня же во всем этом беспокоила не перспектива порвать отношения с Адис Лейр и стать вечным отщепенцем, а вероятность превратиться в комнатного питомца. На привязь я не сяду!

– А это мы посмотрим, – проговорила она еле слышно, хотя я был точно уверен, что вслух последние слова не произносил.

Чувствуя дискомфорт, я постарался отвлечься и, наконец, задал вопрос, который интересовал меня сейчас более всего:

– Зачем вы притащили меня сюда, мастер?

– Узнаешь.

За дверью нас ожидала округлая комнатка, которая по виду напоминала нечто вроде контрольного центра, с обилием компьютерных панелей и голографических схем, мерцавших в плотном полумраке. У панелей застыли двое в белых медицинских оплетках.

Санитары. С этими никакая охрана не нужна.

– Добро пожаловать, Сети, – объявила Бавкида с нарочитой торжественностью. – Отсюда мы ведем все наблюдения за теми, кто, по той или иной причине, стал местным постояльцем.

Злая ирония в голосе старухи заставила меня поежиться.

Тем временем двое у панели оторвались от своих занятий и повернулись к нам. На треть выше среднего человека, со свинцово-серой и удивительно блестящей кожей, отражавшей свет экранов, они воззрились на меня шестью маленькими черными глазками. Рууны, так звалась эта раса затворников с планеты, название которой нельзя отыскать ни в одном из общедоступных галактических справочников.

– Это он? – пропело одно из существ низким, но при этом поразительно мелодичным голосом.

Бавкида кивнула с видом, будто это не имело значения.

– Надеюсь, вы ничего там не трогали? – спросила она.

Второй санитар ответил:

– Никто не заходил туда с тех пор, как были найдены тела.

– Тела? – Я глянул на наставницу. Недоброе предчувствие закрепилось, свернувшись колючим клубком внизу живота. – Что происходит?

– Идем. – Бавкида подтолкнула меня к очередной двери.

Встав лицом к входу, я услышал, как один из санитаров обронил:

– Вы уверены, что это будет правильно?

Бавкида оглянулась и бросила:

– Естественно.

– Но это идет вразрез с указаниями, которые мы получили.

Небольшая пауза. Потом еще одна фраза старухи:

– На данный момент вас должно волновать только то, что говорю я. Открывайте.

– Прошу прощения, мастер.