365-й час по Гринвичу

В следующее мгновение Моцарт сделал реверанс и перед ним появилась фигура человека.

– Доброе утро, Антонио. – поприветствовал появившегося из ниоткуда гостя великий музыкант.

– День добрый, Вольфганг. Давно не виделись. Я рад видеть тебя в добром здравии. – произнёс Антонио Сальери.

– Мне хотелось бы попросить тебя об одной услуге: не мог бы ты накормить этого человека? Только в этот раз, пожалуйста, попробуй обойтись без яда…

– Хорошо, но только если ты перестанешь шутить о произошедшем случае при каждой нашей встрече, поскольку чувство юмора у тебя отвратительно настолько, насколько завышено самомнение.

Взмахнув платком, Сальери материализовал из воздуха серебряный поднос с различными яствами в виде музыкальных нот, облитых ароматным горячим шоколадом и насильно запихнул в рот Алекса «До», «Ре» и «Ми».

Зубы и дёсны начинающего музыканта смаковали сладкие ноты, растворяющееся на языке и погибающие в ту же секунду.

– Слишком сладко… Совсем не хватает соли. – посетовал Путник, не поворачивая голову в сторону Сальери.

– «Соль»? Она тут есть!

Антонио посыпал «Фа», «Ля» и «Си» «Солью» и положил их на язык Алекса, старательно разжёвывавшего нотные звуки. Молодой человек не испытал чувство сытости, но по неведомой причине ему больше не хотелось вкушать что бы то ни было, кроме настоящей музыки.

Моцарт поблагодарил Сальери, после чего тот откланялся и тут же исчез.

– Насытился?

– Да. А теперь я хочу спать…

Услышав слова Алекса, Моцарт выругался и топнул ногой, проломив часть сцены…

– Хорошо, я разрешаю тебе поспать. Только совсем немного. Но всё это время ты будешь играть, не прерываясь ни на секунду.

– Как играть? – удивился Алекс, от волнения задев несколько клавиш.

– Всё просто: пока твоя голова будет спать, заставь собственные руки играть три простых этюда. Отдыхай, играя. А через восемь часов уже начнётся настоящая учёба. Она будет продолжаться чуть менее пяти лет. Я смогу выковать из тебя музыканта, даже если мне придётся сломать тебе руки…

Алекс с размаху ударил по клавишам и несколько из них разбились вдребезги, после чего фортепиано затрещало и потрескалось.

– Это не повод останавливать обучение. – произнёс Моцарт.

Казалось, что разбитые клавиши инструмента сами лезли на пальцы Путника, желая стать частью его кожи. Когда Алекс сжимал зубы от боли – клавиши извергали низкие звуки. Если он открывал правый глаз, то звучали белые клавиши, а левый – чёрные. А в момент поворота головы рождался проникновенный струнный плач.

Игра не останавливалась ни на минуту. Путнику казалось, что прошла целая вечность… Он уже не помнил ни своих родителей, ни прекрасную возлюбленную, ни свою прежнюю жизнь.

Эти мучения длились пять лет подряд. Но в страданиях жило искусство! Внутри груди Алекса раскалённое красное сердце потеряло свой ритм и двигалось в такт звукам, вырывающимся из души фортепиано. А когда он останавливался, чтобы передохнуть, останавливалось и его сердце, поэтому Алексу надо было играть, чтобы не умереть…

Но мучение не могло продолжаться вечно. Боль не выдержала и против своей воли превратилась в счастье. Сломанные за несколько лет нескончаемой игры пальцы стали жёсткими, будто сталь, а разрывающая на первых порах пространство и время какофония превращалась в сладостно-терпкий аромат, насыщая лёгкие молодого пианиста благоуханием, благодаря чему он уже не представлял себя без инструмента, как человек не может представить себя без тела.

Руки Алекса сами знали, как играть, а его голова понимала, какая мелодия идёт следующей.

В течение бесчисленных дней он экспериментировал с мелодиями, сжимая их в руках и выпрямляя до размеров огромного концертного зала. Он любил музыку, а она отвечала музыканту взаимностью.

Слушатели не могли сдержать восторга, увидев рождение нового гения. Жаль, что, будучи музыкальными инструментами, они не имели возможности произнести ни слова, чтобы рассказать другим о своих чувствах, находящихся внутри их искусственных тел.

Оглушительный поток сокрытых в сердце жалостливых стенаний и слёз радости прорвался сквозь оковы времени, сокрушив их великою силой. Пианист подхватил этот крик одной рукой и вложил его в собственное сердце.

Теперь Алекс воспроизводил настоящую музыку. Он играл так, как не был способен играть ни один человек за всю историю человечества.

Через пять лет с момента прихода начинающего пианиста в концертный зал, Моцарт вдруг улыбнулся и сказал:

– А теперь остановись! Довольно… Ты хорошо потрудился. Молодец!

Алекс не мог понять сути произошедшего, а его глаза судорожно искали инструмент, чтобы продолжить на нём играть. Но когда он осознал, что обучение наконец-то закончилось, его руки дрогнули, а тело издало болезненный стон. Молодой человек заплакал от того, что у него наконец-то всё получилось.

В следующее мгновение, с кровати, с надетым на голову устройством для погружения в Ноосферу, поднялся человек.

– Алекс! Наконец-то ты проснулся! – прошептала девушка, тридцати лет, пухленькая, с длинными, чёрными волосами, припав к груди Алекса.

Она схватила его голову и торопливо обняла её.

– Что происходит? Где я? – недоумевал Алекс.

– Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? – продолжала беспокоиться девушка.

«Кажется, её зовут Эльза…» – начал медленно вспоминать Алекс.

Забытые за пять лет воспоминания медленно распутывались, вместе с тем оживляя чувства в груди и наполняя их сладостным воздухом.

– Сколько времени прошло, Эльза?

– Наверное, минут двадцать… Всё это время я от тебя и на шаг не отходила! – похвасталась девушка, поцеловав любимого в губы.

– Погоди, дай мне дух перевести! – отстранился от неё Алекс, напрочь забывший, кем являлась для него эта женщина в его прошлой жизни. Хотя даже без памяти он не переставал чувствовать к ней сильную привязанность.

«Девушка? Жена? Кто она мне?» – спрашивал он сам себя, сильно волнуясь.

– Так ты нашёл что-нибудь ценное в Ноосфере? Быть может тайну какой-нибудь госкорпорации?..

– Нет-нет. Но, кажется, кое-что интересное я всё-таки там добыл… – улыбнулся он.

Эльза сорвалась с места и от радости повалила Алекса на кровать, отчего устройство для погружения в Ноосферу слетело с его головы и упало на пол.

– Как здорово! Не зря же мы потратили наши последние сбережения на эту дорогую штуковину. А ты говорил: «Ничего не получится, лучше поставить деньги на спорт и прочую дребедень…»

В этот миг в его голову возвратилось всё: и их первая встреча в музыкальной школе, которую Алекс потом бросил, и прогулки в ночном парке, и совместная жизнь в дешёвых, плохо пахнущих съёмных квартирах на окраине города.

От радости Эльза начала кривляться и передразнивать своего любимого человека, а Алекс больше не смог сдержать смех. Он прижал к себе свою девушку и обнял её с такой силой, что у неё на секунду перекрыло дыхание. Алекс любил её, ведь она была вместе с ним и в счастливые, и в трудные времена.

Ему стало стыдно, что он забыл её, пока его сознание находилось в Ноосфере. Но между тем оставалось ещё кое-что, что ему предстояло перепроверить…

– Эльза, мне нужно срочно выйти на улицу.